- Маковое молоко. – Голос Летней Девы был холоден как лед. – Конечно, милорд.
Он коснулся ее руки.
- Не брани меня. Таргариены нас не подведут.
- Как скажете, милорд, - ответила куртизанка с отчужденной любезностью.
Она махнула рукой, и служанка вышла из комнаты, а за ней и Арья. Они прошли мимо гобеленов и дверей, обратно в холл. Сердце у Арьи колотилось.
Сегодня, я смогу сделать это сегодня. Он выпьет маковое молоко и будет крепко спать. У нее был с собой нож – не Игла, конечно, но достаточно хороший. Потом нужно будет только обогнать стражу и вернуться в Черно-Белый Дом, чтобы поменять лицо. Они будут искать Лианну Сноу с ее голубыми глазами, песочными волосами и веснушками, а Кэт и Слепая Бет знают потайные пути. Я могу это сделать. Я должна.
Она пробормотала какую-то отговорку, попрощалась с Летней Девой и убежала. Может быть, мне и сира Джастина тоже стоит убить. Он лгал про Джона и какую-то девочку, которую называл леди Арьей. Я не леди, а она не Арья. Но добрый человек сильно разгневается, если узнает. Убивай только тех, о чьей смерти попросили. И никого больше. Сир Джастин – ничто. По крайней мере, для Никого.
Слезы жгли ей глаза. Она остановилась в середине коридора и яростно потерла лицо грязными руками. Джон… Нимерия… Сперва убей Морского лорда, убей его и докажи, какой безликой ты стала… добрый человек ошибался, все они ошибались. На самом деле она – Волчья Дева, и может делать все, что захочет. «Сир Грегор!» - подумала она в исступлении. – «Дансен, Рафф-Красавчик, сир Илин, сир Меррин, королева Серсея!»
Слезы снова и снова лились из-под ее ресниц. В гневе она смахнула их со щек и сделала шаг вперед.
Всего один шаг. И вдруг… сзади должен был раздаться звук, предупреждающий об опасности, но его не было, по крайней мере, она не слышала. Внезапно чья-то рука опустилась ей на плечо, сжав его железной хваткой. Другая рука закрыла ей рот, заглушив крик. Рядом с ухом раздался знакомый голос.
- Что девочка здесь делает? Одна, да еще и с ножом? Ума не приложу.
========== Призрак ==========
Все его воспоминания были окрашены красным.
Красный снег. Красные глаза. Красная кровь, красные волосы, красный рубин. И красный огонь, который поглотил его, охватил его нежно, словно мать, обнимающая дитя. Но у него никогда не было матери. Может быть, он родился здесь, среди дыма, пара и снега, да только он знал, что мертв. В любом случае, для всех он был мертв. У него никак не получалось вспомнить, высказать хоть какую-нибудь связную мысль. Был только свет. Красный свет.
У него осталось лишь одно слабое, хрупкое воспоминание, и он цеплялся за него изо всех сил, чтобы не забыть окончательно, кем он был. Он видит, как Вун Вег Вун Дар Вун разрывает на части сира Патрека с Королевской горы. Он призывает людей королевы опустить клинки, чтобы не разозлить великана еще больше. Он поворачивается, и тут Вик Посошник втыкает кинжал ему в шею… он пытается нащупать Длинный Коготь, слышит крики, вопли… Боуэн Марш стоит перед ним, и по щекам у него текут слезы. Один кинжал в живот, другой в спину, третий между ребер. Его раны дымятся в морозной ночи, и надвигающаяся волна тьмы накрывает его с головой. Холод. Он помнит и холод. Он до костей промерз, если у него еще остались кости.
Он словно плыл по течению. Он не приходил в себя и не знал, сколько времени прошло. Само время существовало где-то очень далеко, по ту сторону сияния, но ему было страшно окунаться в него слишком глубоко. Когда свет начал удаляться, он понял, что приходит в себя, и невозможно было описать словами ту боль, которая пронзила его. Я не могу прийти в себя и остаться в живых. Он был в этом уверен. Даже если у него осталось тело, оно слишком изранено, чтобы стать приютом для души.
Значит, я стал призраком. Он бы засмеялся, но ни рта, ни дыхания не было. Он и не в загробном мире, но и не жив − где-то посередине. Иногда ему казалось, что два войска сражаются за его душу, словно рвут на части хрупкую неуловимую вещицу вроде дамского шарфа. Нет, моя дама носила меха, шкуры и кожу. Она убила старика за то, что тот развел костер. Игритт появилась перед ним, словно по его зову, она парила над ним, но он никак не мог коснуться ее, несмотря на все усилия. Девушка то гневалась, то печалилась. «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу», - прошептала она и исчезла. Стрела с серым оперением выросла между ее грудей, и Игритт превратилась в пепел.
Он видел многих. Обезглавленный лорд Эддард. Леди Кейтилин; ее глаза сверкают на изуродованном лице, словно блуждающие огни. Робб прощается с ним, как когда-то давным-давно, и снежинки тают у него в волосах. А потом снова Робб, его голова отрублена, из изувеченного тела медленно вытекает кровь, но он смотрит мрачными мертвыми глазами Серого Ветра. Санса заперта в ледяном замке, над ней нависает обгорелая тень с собачьей головой, а над ними обоими возвышается другая тень, размером с гору, истекающая черной кровью. Бран опутан корнями какого-то чудовищного дерева, его тело с каждым днем становится все слабее. Малыш Рикон окружен тысячами голубоглазых привидений в краю вечной зимы. Снег. Все они снег. Снег, снег. Сноу.
Где Арья? Даже в бреду он знал, что она не с его погибшей семьей. Внезапно он оказался в краю красных гор, где солнечный свет отражается бриллиантовыми бликами в наконечнике копья и песок кружит на ветру. Он увидел воина с мечом, белым, как млечное стекло, и еще двух: шлем у одного был в форме черной летучей мыши, а символом второго был белый бык. Позади них на кровавом ложе лежала безликая женщина в венце из голубых роз. «Обещай мне, Нед», - со слезами взмолилась она и умерла.
Краснота молотом стучала внутри головы. Я горю в ледяной клетке. Он корчился и бился, словно знамя на ветру, и вдруг, сквозь мутную боль, увидел слабый отблеск Винтерфелла. Он точно знал, что это Винтерфелл, хотя замок был сожжен, разрушен, разграблен и покрыт копотью, и сугробы в сорок футов высотой подбирались к его башням. Он пролетел над ними в богорощу, где пузырился горячий источник, и оттуда на него выглянуло красное лицо. Древние губы двигались. «Джон, - прошептало оно. – Джон, Джон, Джон”.
Он попытался ответить, но слова превратились в пыль. В дереве проглянуло лицо Брана, а потом чье-то еще, с длинными белыми волосами, одним красным глазом и красным родимым пятном на впалой щеке. Красный. Всегда красный. Дерево подняло гибкую ветвь. «Дым, - раздался голос. – Дым и соль. Тысяча глаз и один».
Джон Сноу не знал говорившего, но каким-то образом этот незнакомец стал его частью. Кто ты?
«Я – это ты, - был ответ.– Но ты – это не только ты».
На него опустилась тьма, готовая поглотить его, и он испугался. «Не уходите, - хотел крикнуть он призракам, бродящим по загробному миру. – Не бросайте меня!»
«Убей мальчишку, - послышался слабый, угасающий шепот. – Убей мальчишку, и пусть родится мужчина».
Вдалеке раздались звуки арфы, мелодичные, низкие, плачущие. Песня, такая печальная, что и мертвые заплачут. А потом мир стал черным, и Джон понял, что вот-вот проснется. Он яростно сопротивлялся, но выбора не было. Он приподнялся и сел. Кем я стал?
Он забился в судороге, захрипел, попытался вдохнуть и, открыв глаза, обнаружил, что лежит, скорчившись, на ледяной плите.
Несколько мгновений Джон просто лежал, изнуренный даже самым простым усилием. Мир вокруг него вращался, а стены камеры, занавешенные ковром из сосулек, пропускали свет. Холод был такой, что невозможно было представить, каждый вдох был словно удар в грудь. Но тем не менее от холода он чувствовал себя бодрее.
В конце концов, он попытался встать на ноги. Что-то не так. Он не мог стоять прямо, только на четвереньках. По льду клацнули когти, и он попытался оглянуться, чтобы посмотреть, что же позади, но голова двигалась не так, как он привык. Нос чуял лучше, а глаза… что не так с глазами? Он посмотрел прямо перед собой и испытал самый жуткий ужас за всю свою жизнь.
Перед ним лежало его собственное тело. Серые глаза были открыты и бессмысленно смотрели в потолок. Руки были сложены на груди, как у могильного памятника. Длинные каштановые волосы в беспорядке рассыпались вокруг вытянутого серьезного лица. На нем не было никакой одежды, кроме легкого савана, под которым виднелись наполовину затянувшиеся раны и шрамы на горле, на боку, на животе. Раны на спине не было видно, потому что труп лежал лицом вверх. Грудь не взымалась и не опадала. Плоть была холодной, бледной и твердой. Бескровной.
