- Солнце! – хриплым, сдавленным голосом выкрикнул он. – Солнце встает! Ночь закончилась! – Это означало, что следующей ночью будет новый штурм, еще более жестокий, но Гренну не хотелось сейчас об этом думать.

Пип смотрел на него со странным выражением лица. По его лбу, заливая глаза, струилась кровь из глубокой раны у самых волос.

- Гренн. Гренн Бестолковый.

- Это почему еще?

- Солнце не встает на севере.

Гренну понадобилось несколько мгновений, чтобы врубиться. А потом ему стало холодно, еще холоднее, чем раньше. Пип прав. Нет. Нет, не может быть.

- Джорамун, - прохрипела одна из копьеносиц. – Боги, смилуйтесь.

Даже Иные, казалось, заметили неладное. Они все как один повернулись и неподвижно уставились на свет. И в этом свете Гренн различил крылатые тени. Вороны. Столько ворон он никогда в жизни не видел, они камнем падали вниз, клевали и каркали. По какой-то необъяснимой причине Гренну показалось, что они произносят слово, какое-то имя, как делал ворон старого лорда Мормонта. «Бран, - кричали они. – Бран». И еще что-то, похожее на «Джон».

Но Джон погиб. Марш убил его, а Гренн и Пип в это время были здесь, в Бочонке, и ничего не могли поделать. Он не мог…

Одна из копьеносиц схватила его за локоть.

- Спускайся, парень, - просипела она. – Ради всех богов, слезай со Стены.

- Почему? – попытался спросить Гренн, но она уже отвернулась, таща его за собой. Вороны продолжали кружиться и каркать, клевать и терзать Иных. И ему смутно показалось, что за снеговой завесой что-то шевелится. Что-то огромное.

- Давай! – Копьеносица толкнула его на лестницу, и он едва не скатился вниз. Он беспомощно ощупывал ступени, стараясь идти как можно быстрее, а за ним шли те, кто остался от разгромленного гарнизона Бочонка. Земля слишком далеко, он не справится, просто не сможет…

До земли оставалось футов десять, когда Гренн услышал рог.

Звук раздался прямо у него в голове, словно раскат грома. Холодный и сокрушительный, как сама зима, как гибель и разрушение. Чистый, глубокий и печальный, словно погребальная песнь огромных северных волынок. Рог звал и звал, и казалось, это никогда не кончится. Этот зов заполнял их черепа, мысли и души. А потом раздался треск, словно ударила молния.

«Один зов – разведчики возвращаются», - лихорадочно подумал Гренн. Но они не посылали разведчиков.

Он стоял, словно оглушенный, и копьеносица схватила его за шиворот и прыгнула.

Гренн ударился о землю с такой силой, что даже несколько футов снега не смогли смягчить удар. За ним рухнул Пип, а Скорбный Эдд произнес почти весело: «Ну теперь-то мы точно покойники» и выполнил безупречный прыжок ласточкой, удачно приземлившись на нескольких копьеносиц. Гренн не видел Железного Эммета. Он смутно припоминал, что молодой разведчик остался прикрывать их отступление, защищать спуск от упырей. Если огненными стрелами их как-то еще можно было сдержать, то теперь они толпой ринулись в пролом. Он погиб, он погиб. Но останавливаться было нельзя. В воздухе все еще разносилось невероятное эхо, отраженное и усиленное самое Стеной.

Со Стены сорвалась сосулька длиной в целый ярд, чуть не воткнувшись одичалой в живот. Потом еще одна. Гренн снова подумал, что это всего лишь игра воображения, он молился, чтобы это было так, но тут он увидел, как в тысячелетней толще льда появились тонкие трещинки, а вокруг них начали откалываться мелкие кусочки. Похоже на разбитое зеркало. Гренн однажды видел зеркало на ярмарке. Мать и сестры все ходили вокруг и вздыхали, им очень хотелось такое, но настоящее стекло было большой редкостью и стоило бешеных денег.

- Шевелись! Давай! Давай! – орал Пип, и Гренна не потребовалось просить дважды. Он услышал, как позади него Стена издала невероятный звук, почти что человеческий крик. Собравшись с духом, он оглянулся и тут же пожалел об этом. Трещины расширялись, словно рудоносные жилы, а в дюжине ярдов от него рухнула огромная глыба льда, рассыпавшись на груду обломков. Красный свет стал таким ярким, что Гренн чуть было снова не принял его за рассвет. Никогда в своей жизни он так быстро не бегал.

Они добежали до замка, но не остановились. Не было времени. Если остановятся, Бочонок станет их могилой. Позади слышались треск и хлопки, на землю падали ледяные глыбы и плиты. У Гренна кровь застыла в жилах, его охватил первобытный ужас, и он понял, что на его глазах происходит нечто немыслимое и ужасное, то, что он раньше считал детскими сказками и бабской болтовней. Стена рушилась.

В миле от замка начинался лес, туда вела более или менее расчищенная тропа, опять же благодаря усилиям Железного Эммета. Гренн, Пип, Скорбный Эдд и копьеносицы помчались туда, как будто бы их преследовали демоны из всех семи преисподних. Впрочем, примерно так и было. Земля вздрагивала от отдаленных взрывов, несколько осколков вонзились Гренну в лицо. Снег повалил так, словно сама природа пыталась сбить их с ног, как будто земля ожила и под ней пробудилось нечто жуткое, дремавшее тысячи тысяч лет. Гренну было так страшно, что бояться сильнее было уже невозможно.

Перед ними оказались заросли темных сосен, засыпанных снегом. Они с хрипом, стонами и проклятиями пытались пробиться сквозь чащу, круша жесткую поросль мечами, топорами и голыми руками. Сосновые иглы и сломанные ветки кололи лица и руки, цеплялись за плащи и колчаны, но люди шли вперед, не разбирая, где небо, где земля.

Стена покрылась рваными ранами от низа до самого верха. Лестница перекосилась и рухнула, словно отрубленная рука, а прямо на Бочонок обрушились несколько обломков льда, размером с башню; крепость теперь выглядела словно паук, раздавленный сапогом. От грохота закладывало уши; Гренн даже не слышал собственных мыслей. Впрочем, о чем тут думать, когда наступает конец света.

Качаясь, дрожа и треща, Стена начала рушиться. Словно тонущий корабль, уходящий на дно среди бушующих волн, она обвалилась, погрузившись в ревущую мглу, которая поднялась над землей от лавины снега, льда и камней. Деревья гнулись почти до земли и ломались пополам, словно щепки. Все кончено. Бежать больше некуда.

- Ребята, - сказал Скорбный Эдд за миг до начала бури. – Дамы. Я рад был познакомиться с вами. Позвольте мне принести вам свои извинения. Если бы меня здесь не было, этого бы не случилось.

Гренн повернулся к Эдду, чтобы тоже что-нибудь сказать. Ему, Пипу и даже копьеносицам. Но он мог только завороженно смотреть на сходящую лавину. Само небо словно исчезло, и вдалеке он видел упырей и Иных, разбросанных, словно игрушки. Все было алым; древние заклятья, которые охраняли Стену, наконец освободились из заточения и воспламенились. Гренн учуял запах дыма. Стена горит. Пламя лизало небо; Гренн и не знал, что лед может гореть. Он почувствовал на языке вкус соли, а может быть, это были замерзшие слезы. Кругом царили безумие и величие. И то и другое; ни то ни другое.

Деревья стонали и как будто отчаянно пытались удержаться корнями за землю. Словно из ниоткуда упал одинокий красный лист чардрева. Гренн закрыл глаза, вспомнил лик Неведомого, грубо намалеванный углем на стене септы в его деревне, и начал молиться.

Он почувствовал мощный удар, как будто его разорвало пополам. Сломанные деревья, камни и лед врезались в него со всех сторон, размалывая тело, жалкую смертную оболочку. Боль наступила слишком быстро и была слишком сильной, чтобы ее почувствовать; она была в каждом нерве, в каждом вздохе, в каждом движении. Кровь заливала разорванный рот. Его тащило куда-то, потом швырнуло в сторону и вниз, вниз, вниз…

Это продолжалось целую вечность. Гренн не мог дышать, потому что воздуха не осталось. Вокруг него были дым и снег, с неба мягким серым дождем падал пепел, а среди изломанных веток валялись осколки сосулек. Но все же Гренн видел летнее солнце, заливавшее поле, на котором трудилась его семья, и сияющую улыбку юной доярки. Он даже на мгновение вспомнил, каково это – когда тепло.

Гренн лежал неподвижно, лелея это воспоминание. Земля все еще вздрагивала, но лавина уже прошла. Превозмогая боль, он приоткрыл заплывший глаз и… ничего не увидел. Лишь остовы сломанных деревьев, бездвижные тела и преисподнюю, которая разверзлась на том месте, где была Стена. А самой Стены больше не было.