- Ну что ж, мой принц, - говорил Коннингтон. – Я все же придерживаюсь мнения, что вам следовало съездить в Солнечное Копье.

- Я так и понял, - ответил Эйегон, иронично хмыкнув. – Если бы я поехал, мне пришлось бы освободить Дорн от налогов на первые десять лет моего правления, вряд ли остальные шесть королевств были бы этому рады. Но теперь опасность миновала. Что вы о ней думаете?

- О вашей кузине, милорд? Она такая… Мартелл.

- Из ваших уст это не звучит как комплимент, - заметил Эйегон, и Арианна удивилась его проницательности. – Мой лорд-дядя Доран предупреждал, чтобы я был с ней осторожен. Интересно, почему?

Арианна подавила очередной приступ злости на отца. Он даже не верил, что я справлюсь. Впрочем, чему тут удивляться?

- Видимо, потому, что она с Песчаными Змейками чуть не разорвала Дорн на мелкие клочки, если верить тому, что рассказал гонец, - ответил Коннингтон. – А учитывая, чего добилась ваша кузина Тиена в Королевской Гавани, я в этом не сомневаюсь.

- Тиена, – произнес Эйегон, и на мгновение Арианне показалось, что это сказал двенадцатилетний подросток, а не восемнадцатилетний молодой мужчина. – Это было… что ж, это было весьма действенно. И я благодарен за то преимущество, которое получу. Но с тех пор, как я узнал… я чувствую себя запятнанным, милорд. Не могу перестать об этом думать. Это было неправильно, в корне неверно, и ни вы, и никто другой не сможет меня переубедить. Зря я согласился.

- Это не ваше преступление, ваше величество. В нем виновна Серсея Ланнистер. А Тиена просто… предоставила ей возможность его совершить. Иначе пролилось бы гораздо больше крови, как сказал Варис. – Джон Коннингтон говорил так, словно пытался убедить себя в своей правоте.

- Может, и так, - сказал Эйегон. – Но величайшее в мире зло – это равнодушие, а не ненависть. Нельзя стоять в стороне и позволять вершиться несправедливости, потому что мы думаем, что нас это не касается или что мы все равно ничего не сможем изменить. И я никогда не смогу признаться, что все это было содеяно с моего ведома и согласия, иначе я потеряю ту поддержку, которую приобрел благодаря этим убийствам. Молюсь, чтобы Вестерлинги и леди Рослин упокоились с миром и что однажды Отец рассудит меня по справедливости. Я считаю, что мы должны отклонить любой следующий план Вариса, что бы он ни предложил.

- Варис…

- …паук. Кого ни спросите, включая его самого, все вам так скажут. Конечно, и пауки приносят пользу… но даже это, как и все остальное в нем, - ложь.

- Что? – Джон Коннингтон был удивлен.

- Я много размышлял. – Эйегон прошел совсем рядом с дверью, и Арианна невольно отшатнулась. – Я расспросил самых старших из Золотых Мечей, а они, если помните, все потомки изгнанных мятежников. Я долго думал, зачем он бреет голову, - может быть, по той же причине, по которой я красил волосы в голубой цвет. Я прикидывал, зачем ему все это, почему он похитил меня еще младенцем, зачем оставался при дворе Узурпатора все эти годы, зная все обо всех и обо всем, и пришел к выводу, что в этом человеке нет ни капли бескорыстия. Скорее всего, он и слова такого не знает. Они с Иллирио познакомились за Узким морем, когда Иллирио был красивым светловолосым юношей… и он знал, где найти яйца, которые они отдали моей тетке… и все стало ясно, милорд. Настолько ясно, что я удивляюсь, как я раньше не догадался.

Долгая пауза. Наконец Коннингтон спросил:

- И что же это, мой принц?

- Все дело в том, что он тоже дракон. И он, и Иллирио.

- Я… что? Нет! Вы, Дейенерис и Визерис были единственными представителями вашего рода, я все годы нашего изгнания проводил розыски, чтобы удостовериться…

Эйегон покачал головой.

- Не красный дракон, - произнес он едва слышно. – Черный.

========== Гренн ==========

Если бы этот проклятый снегопад наконец прекратился, все было бы просто замечательно. Надеяться уже не на что, поэтому Гренн и не надеялся, что эта ночь закончится, что эта битва завершится, что пульсирующая боль в плече утихнет. Так что насчет снегопада – это единственное, о чем он просил богов. Снег падал из угольно-черного неба уже целую вечность, гася факелы, которые они изо всех сил старались держать зажженными, хрустел на плащах, на капюшонах и на его бороде, поэтому с каждым судорожным хрипом он выдыхал лед. И сквозь этот нескончаемый снег к ним приближались мертвецы. Они карабкались по Стене, сверкая голубыми глазами, почерневшими пальцами царапали лед, и при этом раздавался тонкий жалобный звук, напоминающий детский плач. Впереди шли упыри, у них глаза были не голубые, а пустые и черные.

Когда прозвучал третий зов рога, Гренну сперва показалось, что им ничего не угрожает.

- Иные не могут пройти сквозь Стену, - прохрипел он, обращаясь к Пипу, пока они взбирались по пугающе шаткой винтовой лестнице Бочонка. – Они могут штурмовать Стену, но не могут пройти. Это все знают.

Положение было совсем отчаянным – даже Обезьяна не нашел в себе сил пошутить, что в данном случае «все» - это действительно все, раз уж и Гренн это знает. Вместо этого он сказал:

- Иные не могут пройти, а упыри могут. Иначе Джону не пришлось бы убивать одного из них в покоях Старого Медведя.

Джон. Еще одна рухнувшая надежда. Когда до них дошли невероятные вести о том, что Боуэн Марш был вознагражден за предательство и убийство титулом лорда-командующего, Гренну захотелось немедленно отправиться в Черный Замок и отомстить этому гаду. Пип, в кои-то веки став серьезным, предложил выйти из Дозора и учредить свой собственный орден со штаб-квартирой в Бочонке, в качестве герба взять раздавленный гранат, а Скорбного Эдда сделать лордом-командующим. Одичалые разгневались не меньше, правда, по другим причинам. Большинство из них были возмущены тем, что Марш возглавил бунт против единственного лорда-командующего, который с уважением отнесся к вольному народу и обращался с ними как с равными. А другие говорили, что это просто еще одно доказательство того, что все вороны – мерзавцы до мозга костей. Самые подозрительные утверждали, что все это было спланировано заранее – позволить вольному народу пройти за Стену, позволить им заселить замки и таким образом собрать всех в одном месте, чтобы их было легче прикончить. Эти сразу же растворились в пустошах Дара, поклявшись никогда не возвращаться. Если бы они были братьями Дозора, мы бы повесили их за дезертирство, но наших сил еле хватает на то, чтобы просто держаться вместе, не то что ловить изменников. Если уж и разбираться с изменниками, начинать нужно с Черного Замка.

Бочонок, который теперь именовали не иначе как Шлюхиной Дырой из-за размещенного там отряда копьеносиц, не был крепостью: полуразрушенная башня, окруженная жалкими остатками крепостной стены, крытый соломой дом для женщин и насквозь продуваемая каменная хибара для Гренна, Пипа, Железного Эммета и Эдда. Эммет был командующим Бочонка, Эдд – стюардом, а Пип и Гренн приехали сюда, когда Джон решил отослать всех своих друзей подальше. Пип шутил, что Джону не следовало отправлять их в замок, где служит Эдд, потому что он всегда мрачно предрекал, что погибнет первым. Гренн считал, что вообще глупо было отсылать их прочь. Если ты прогонишь своих друзей, кто прикроет тебе спину от врагов? Даже Гренну была известна эта истина, а Джон успел нажить себе множество врагов.

Но Гренн не стал делиться с Пипом своими мыслями. Они оба держались мнения, что Джон после выборов изменился, и не к лучшему. Он перестал быть их другом и стал настоящим лордом Сноу. И это был один из редких случаев, когда Пип не шутил.

Не смотри вниз. В Черном Замке верх Стены был ровным, засыпанным солью и песком, а мощные крепостные зубцы, сложенные из утрамбованного снега, доходили до пояса, так что случайное падение вниз находилось на одном из последних мест в перечне возможных способов умереть. В Бочонке Стена скорее была похожа на лабиринт, сложенный из ледяных глыб, огромных, словно мамонты, которых дозорным удалось подстрелить во время последней битвы с одичалыми. Тогда мы сражались с простыми смертными. Некоторые копьеносицы приделали к подошвам сапог костяные шипы, но все равно, для того чтобы подняться по сломанной лестнице даже при свете короткого дня, требовались выдающаяся храбрость, сильные руки и ясная голова. А теперь…