====== Глава 123. “Петушиное слово”. ======
И лишь после того, как исчез Кораблинский, и они с Серёгиным закончили выискивать по кабинету отпечатки пальцев Никанора Семёнова – Недобежкин решил, что всё, пора заглянуть к Ежонкову и Вавёркину. День уже подошёл к концу, и за окнами висели ночные сумерки, подсвеченные оранжевым заревом уличных фонарей. Коричневый ночной мотылёк по глупости своей впорхнул в открытое из-за духоты окно и теперь бестолково крутился у настольной лампы Недобежкина. Милицейский начальник решил, что уборщица и врач, пока что, посидят у него в кабинете, а сам – вышел в коридор, позвав за собой и Серёгина.
Пётр Иванович не знал, догадался ли Ежонков про «петушиное слово», но когда Недобежкин распахнул дверь с табличкой «Психиатр В.П.Вавёркин», понял, что нет, не догадался. Сидоров не поддавался никакому лечению, а Ежонков и Вавёркин – оба стояли над ним вспотевшие и красные. Каждый из них по очереди хватал с журнального столика одну и ту же чашку кофе и глотал большущими глотками. Вторая же чашка кофе стояла, девственно нетронутая около одноразовой тарелки с пирожными. Сидоров же неподвижно возлежал на кушетке, не замечал их и блеял на своей болезненной волне. В стороне, за столом Вавёркина, спал над протоколом Синицын, а в протоколе графа «Показания» содержала лишь две буквы: «М» и «Е».
Когда милицейский начальник вдвинулся в кабинет – Вавёркин отпрянул к стенке и едва не свернул на пол весь кофе. Ежонков же лишь флегматично пожал плечами и отъел половину от пирожного «Наполеон».
- Васёк, я же тебе сказал, – прошамкал он набитым ртом. – Без «петушиного слова» выборочный гипноз не снимается! И не надо пугать Вавёркина – он и без тебя тут запуган до зелёных серверов!
- Ладно, – спокойно и беззлобно парировал Недобежкин, залпом осушил нетронутую чашечку кофе и уселся на стул Вавёркина. – А ну-ка, Серёгин, что ты там говорил про «петушиное слово»? Подтверди-ка теорию! – начальник кивнул в сторону безответного Сидорова, приглашая Петра Ивановича применить к нему «заклинание» Генриха Артеррана.
Пётр Иванович колдовать и гипнотизировать не умел. Он вышел вперёд с долей опаски – а вдруг у него, дилетанта в мире тонких материй, ничего путного не выйдет? Вон, Ежонков как глазом косит – уже намылился изобличить Серёгина в некомпетентности по части гипноза и жёлчно заметить, что тот – «амбал, а не психиатр». Да, Пётр Иванович не психиатр, но попытка – не пытка. Серёгин собрался с мыслями, вспомнил ту интонацию, с которой «верхнелягушинский чёрт» задавал свою коронный вопрос, и громко продекламировал:
- Вопросы есть?
- Вопросов не-ет! – полушёпотом протянул Сидоров, отозвавшись на «петушиный» пароль.
- Эй, а Пётр Иванович вылечил его! – заметил Вавёркин и отошёл от стенки, в которую влип, спасаясь от начальственного гнева Недобежкина.
- Вау! – выдохнул Ежонков и засунул в большой рот целое пирожное, а потом – подобрался ближе к Серёгину. – Чёрт! Серёгин угадал «петушиное слово»! Ну, ты даёшь! – он хлопнул Петра Ивановича по плечу. – Серёгин у нас экстрасенс! Кашпировский!
- Я мыслю логически, – буркнул Пётр Иванович, поражённый своей неожиданной победой над «звериной порчей», и подошёл к Сидорову.
Сидоров приходил в себя – он сел на кушетке и протёр руками ожившие глаза.
- Саня, ты как? – участливо поинтересовался Серёгин, заглянув в осунувшееся лицо сержанта.
- Не знаю… – сонным голосом пробормотал Сидоров, поёрзав на кушетке. – Я помню только, как выстрелил в него…
Сержант явно хотел сказать что-то ещё, но ему не позволил шумный Ежонков. «Суперагент» скушал ещё одно пирожное, и в один прыжок оказался рядом с сержантом.
- Надо же, Сидоров убил чудовище! – воскликнул он, и тут же наступил на горло собственной песне и задумался. – Но, как это он а, Васёк? – он глянул на Недобежкина, словно бы ища у него помощи. – Нет, вы слышали?.. – Ежонков спрыгнул со стула, подбежал к Сидорову, схватил его за голову и начал осматривать: оттягивать веки, дёргать за уши и за нос.
- Да, отстань ты от меня! – не выдержал Сидоров, отбросил от себя навязчивого Ежонкова и водворился на ноги.
Толчок сержанта оказался мощным: Ежонков покрыл расстояние метра в два, сшиб с ножек стул и сам опрокинулся ничком на пол.
- Потише, старлей! – прогудел Ежонков, поднявшись на четвереньки. – Ну, да, действие образца налицо… – сказал он сам себе.
- Я – сержант, – поправил Сидоров и тут же осведомился:
- Какого образца?
- Слушай, Сидоров, – сказал Ежонков, стряхивая пыль с костюма. – Я по своим каналам похлопочу, и тебя опять восстановят в старлеи. Ты же опер, а в сержантах, как пэпээсник, чалишься!
- Спасибо, – пробубнил Сидоров и виновато присел назад, на кушетку. – А… Какого, всё-таки, образца?
- Большого и красивого! – отрезал Ежонков, которому надоело любопытство Сидорова. – Я попробую выделить его из твоей крови и изучу все его свойства!
Сидоров испугался и даже отодвинулся подальше от хищника Ежонкова. Ишь, чего удумал – выделит он образец из крови! Сидоров с детства боится уколов… Да и вообще, откуда этот Ежонков взял, что в крови Сидорова есть образец??
- Не боись! – угадал мысли сержанта Ежонков. – Это совсем не больно. Я протащу тебя в свою лабораторию, у себя, в СБУ, всё сделаю, и ты даже пикнуть не успеешь!
- Нет, спасибо! – отказался Сидоров от медвежьей услуги «суперагента» Ежонкова. – Я, лучше, так… как-нибудь…
- То есть, как? – разочарованно протянул Ежонков, откусив от третьего пирожного маленький интеллигентный кусочек. – Ты – «как-нибудь», а я никогда не получу образец??
Это заявление «суперагента» вмиг разбудило Синицына и даже заставило последнего озвереть, ведь из-за этих образцов и экспериментов с ним случились все неприятности.
- Ах, тебе образец нужен! – вдруг подпрыгнул он и едва не вцепился Ежонкову в глотку, но помешал Недобежкин.
Милицейский начальник разнял их железной рукой и растолкал по разным углам «ринга».
- Отставить цирк! – запретил «рестлинг» Недобежкин. – Синицын, вернись к протоколу! А ты, Ежонков, готовься к работе! К тебе сейчас патологоанатома и уборщицу из морга притащат. Будешь пушить, и только попробуй мне дать «быка»! Я телегу в твоё СБУ накатаю, и тогда ты даже не слесарем – бомжём пойдёшь!
- У тебя, Васёк, стресс! – добродушно заметил Ежонков. – Говорю тебе, как врач: все симптомы стресса налицо. И заметь, я даже на твою «телегу» не обиделся!
- Чёрт! – ответил ему Недобежкин и побежал на поиски Казаченки, чтобы с его помощью приволочь из своего кабинета за черти этого трусливого врача и толстую уборщицу.
- Серёгин! – сказал Ежонков Петру Ивановичу. – Заметь, что я не буду внушать твоему начальничку, что он бык! У него и так стресс, а там и до депрессии не далеко!
Пётр Иванович за этот напряжённый «выходной» устал, как какой-то вол, что днями тягает гружёные возы. Он сидел на стуле и тихонечко дремал, поклёвывая носом.
- Серёгин! – визгливо настоял Ежонков, и Пётр Иванович, вздрогнув от неожиданности, едва не слетел со стула и не растянулся на полу.
- Не горлань! – осадил Ежонкова Синицын, который случайно намалевал кривобокого человечка в протоколе. – Не видишь, что человек, в отличие от тебя, устал?
- У меня – психическое измождение и нервное истощение! – огрызнулся Ежонков.
В коридоре раздались голоса и тяжёлый топот – это Недобежкин и Казаченко тащили врача и уборщицу. Уборщица вела себя тихо и скромно – она зашла в кабинет, не удерживаемая, а поддерживаемая Недобежкиным и кротко села туда, куда ей показали. А вот, врача Казаченко тащил в наручниках: врач почему-то стал таким буйным, что простые уговоры уже не сдерживали его. Он всё время махал кулаками, собираясь залепить кому-нибудь затрещину, попал Казаченке в лоб – вот и пришлось заковать врача, а то ещё поранится об Казаченку…
- Давай, Синицын, готовь протокол! – приказал Недобежкин, помогая Казаченке усадить врача на стул. – Серёгин, диктофон! Вавёркин, заводи свой компок! Начнём с врача!