После короткой паузы одутловатое лицо Дурсля странно перекривилось, ну или он попытался улыбнуться, Джеймс так и не понял.

— Путешествовать во времени, вот оно что, — он бросил Петунье странный, призывный взгляд, и она, до этого слегка растерянная, уставилась на сидящую перед ней парочку с выражением, зеркально отражающим выражение её жениха — скептическое и высокомерное. — Вы либо решили над нами посмеяться, либо совсем не дружите с головой, — Дурсль полез в карман за бумажником.

— Почему это? — вежливо поинтересовался Джеймс.

— Да потому что во времени путешествовать невозможно! -загремел вконец рассвирепевший Дурсль, и официант, который в этот момент принес им счет, посмотрел на него, как на идиота. — Всем это известно! Это выдумки! Нет никаких маховиков времени, — он решительно подчеркнул свой вопль указательным пальцем. — Нет никаких летающих метел! Нет никаких магов и колдунов, и магии тоже нет! И всякий, кто искренне верит в этот бред — самый обыкновенный пси-и-и-а-а-а-а!!!

Вернон вскочил, как ужаленный, а следом за ним вскочила и Петунья. Оба в ужасе пялились на нечто розовое и блестящее, торчащее из рукава дурслевского пиджака. Джеймсу понадобилось на это некоторое время и пара манипуляций волшебной палочкой под столом, но когда Вернон Дурсль в третий раз взмахнул у него перед лицом указательным пальцем, его рука превратилась в свиную ножку, и сейчас Дурсль визжал как девчонка, делая какие-то странные движения, словно хотел оторвать свою кисть. Между визгами Петуньи и собственными всхлипами, он говорил что-то вроде «уберите её, уберите!», а когда на вопль прибежало сразу несколько официантов, свиная ножка чудесным образом исчезла, а на её место вернулась обычная человеческая рука.

После этого инцидента Вернон Дурсль и Петунья Эванс унеслись из ресторана со скоростью света. Перед тем, как уйти, Петунья заявила дрожащим от злости голосом, что скорее при всех зарежет себя ножом для торта, чем позволит Лили быть её подружкой невесты, а затем закуталась в пальто и покинула помещение.

И как только дверь за ней захлопнулась, Лили залилась слезами.

— Ты чего? — Джеймс, который еще минуту назад чувствовал себя триумфатором, страшно растерялся. — Лили! Эй, ты че…

— Отстань! — хрипло выкрикнула она между всхлипами, и взвилась ужом, когда Джеймс попытался взять её за руку. — Это всё ты виноват! — лицо у неё опухло и покраснело, тушь размазалась, глаза горели такой обидой и яростью, что Джеймс невольно отшатнулся. — Я ведь тебя просила! Я просила не ссориться с моей сестрой! Моя просьба для тебя пустой звук? Смотри, что ты наделал! — она вытерла нос салфеткой и смешно хрюкнула на очередном всхлипе. Джеймсу стало стыдно. — Тунья меня никогда не простит!

— Куда ты?! — Джеймс вскинулся, когда она вдруг оттолкнула стул и выскочила из-за стола. — Лили!

— Да пошел ты! — прошептала она, и по щекам у неё опять покатились слезы.

— Сэр, вы не оплатили счет! — официант преградил ему дорогу.

Чертыхаясь, Джеймс полз за кошельком. Лихорадочно отсчитывая нужную сумму, Джеймс успел поверх плеча официанта увидеть, как Лили, закутавшись в пальто, выходит из ресторана.

Магловских денег у него не хватало, а вот золота действительно было навалом. Психанув, Джеймс наложил на ни в чем не повинного официанта заклятие Конфундус, сунул ему в руку несколько галеонов, и побежал за Лили, но, когда выскочил на ночной проспект, её уже нигде не было.

Примерно с четверть часа Джеймс без толку искал её на запруженной улице, стараясь гнать от себя всякие тупые фантазии о том, что может приключиться с симпатичной девчонкой в красном платье, когда она остается одна в центре города.

Но потом, когда осознал, что ищет Лили за кустами и в подворотнях, понял, что ведет себя как идиот, отошел подальше от людных, и освещенных мест, и трансгрессировал.

Лили так и не сняла это дурацкое красное платье. Когда Джеймс осторожно приоткрыл дверь в её темную комнату, увидел, что Лили лежит на кровати прямо в нем, и горько плачет.

Эвансов дома не было, Петунья тоже еще не вернулась, и, скорее всего, не собиралась возвращаться до тех пор, пока родители не вернутся из театра. Тогда можно будет в красках пожаловаться им на сестру.

Чувствуя себя, мягко сказать, паршиво, Джеймс вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

— Уходи! — приказала Лили, низким и хриплым голосом, даже не оторвавшись от подушки. А когда Джеймс не послушался, добавила: — Поттер, вали из моей комнаты, сейчас же! Ты что, не слышал?

— Заставь меня, Эванс, — вяло пошутил Джеймс, и сразу же пожалел об этом, когда подумал, что Эванс, сильной, а самое главное, злой и обиженной ведьме, ничего не стоит вышвырнуть его из комнаты через окошко. Она, впрочем, этого не сделала, только обняла подушку и крепче сжалась в комок, лежа лицом к стене.

Джеймс пару минут простоял над ней, покачиваясь с носков на пятки и хмурясь, а потом глубоко вздохнул и бухнулся рядом с ней на кровать, так что Лили качнуло вверх-вниз.

— Ладно, Эванс, хватит, — сказал он, страдальчески поморщившись. — Я виноват. Я повел себя, как козел. Ты это хотела услышать?

Лили не повернулась. Она совсем закрылась в своем мирке, и, кажется, даже не слушала, что Джеймс говорит.

— Лил, да ладно тебе! — Джеймс тронул её, и она дернула плечом, сбрасывая его руку. — Слушай, ну хватит уже реветь! Они этого не стоят! Они всего лишь…

— Кто? — Эванс вдруг рывком повернулась к нему и села, прижавшись спиной к одной из подушек. Лицо у неё было зареванное, но все равно красивое, хотя Бродяга бы, наверное, так не сказал, глаза покраснели, но их взгляд вцепился в Джеймса с каким-то не очень приятным азартом. — Кто, договаривай!

— Ты не дождешься от меня этого слова, Эванс, — холодно произнес Джеймс. — Но я все же могу назвать их тупыми маглами! Эванс, серьезно, как ты можешь рыдать из-за таких, как они! Да я в жизни не встречал таких придурков, как этот Вернон Дурсль! — он фыркнул и скрестил на груди руки.

— Она — моя сестра! — отчеканила Лили, прожигая Джеймса глазами. — И теперь она ненавидит меня! Из-за тебя! Потому что ты просто не в состоянии вести себя прилично!

— Прилично?! — возмутился Джеймс высоким голосом и уселся поудобнее. — А как надо было вести себя, Эванс? Называть тебя дурой, как этот Дурсль, ржать над тем, что — ха, вы, бабы тупые, и ты тупая, и мне это по кайфу? Прости меня, милая, что я наподдал ему за то, что он тебя унизил!

Лили опустила взгляд и насупилась.

— Или за то, что твоя обожаемая сестра — идиотка, раз выбрала этого упыря себе в мужья?! Мне за это тоже извиниться, Эванс?

— Не надо на меня кричать! — буркнула Лили, вытирая щеку, но Джеймса уже было не остановить.

— … а может ты хотела, чтобы я сидел и молча проглатывал то, как этот упырь поливает грязью наш мир? Меня просто бесит то, как ты перед ней унижаешься, Лили!

Она вскинула на него взгляд.

— Да, это твоя сестра, но черт возьми, всем не везет с братьями, или сестрами, возьми хотя бы Бродягу! У него вообще черт знает что, а не отношения с братом, но он же перед ним не стелится! А ты стелишься! И зачем? Она никогда не пойдет тебе навстречу! Никогда не пойдет? Знаешь, почему? Она выбрала его, а не тебя, Эванс. Его! Пора бы тебе уже с этим смириться и перестать под неё прогибаться! Она никогда не изменится, и ей так хорошо, а ты… сколько еще ты будешь терпеть это дерьмо?

Лили снова опустила взгляд, между бровей у неё залегла складка.

— А этот жиртрест! — продолжал бушевать Джеймс, не замечая, как Лили в замешательстве покусывает губу. — Слыхала, как он разливался про свою тачку? А нет, не слыхала, вы же ушли как раз. Или про деньги? Да я готов побиться об заклад, он бы кем угодно стал, если бы ему предложили золотишко! Волшебником, вейлой, даже гребаной садовой феей! Ненавижу таких гадов! Эванс, да любой другой на моем месте превратил бы его в свинью в первые же пять минут ужина, и еще до кухни донес! — Джеймс выдохнул. — А ты меня еще и упрекаешь. Да у меня просто ангельское терпение!