Она смотрела на него точно так же, как в той палатке — словно разрывалась от желания сказать что-то очень-очень важное. И вместе с тем в больших серых глазах плескался самый настоящий гнев. И ещё что-то. Ремус даже подумал, что сейчас она опять накинется на него с обвинениями...
Но вместо этого она вдруг шагнула вперед, обхватила его за шею и поцеловала.
Из Ремуса разом вышибло все мысли. Он обхватил её в ответ, с жаром отвечая на поцелуй. Они целовались как сумасшедшие, Ремус прижимал её так крепко, словно в любую минуту пол под ними мог рухнуть, а мир полететь в пропасть. Обнимал, сжимал, мешал душистые волосы...
Когда он начал целовать её шею, Валери словно опомнилась и оттолкнула его от себя.
— Всё. Уходи, — выдохнула она и дрожащей рукой запахнула мантию, другой приводя в порядок волосы. — Уходи, слышишь? Тебе сразу надо было просто взять и уйти...
Обескураженный, взлохмаченный и все ещё полыхающий Ремус проследил за тем, как Валери обходит свой стол.
— Всё это неправильно и не нужно. Совсем не нужно, — она изо всех сил пыталась напустить на себя равнодушный, пренебрежительный вид, хотя голос её дрожал. — Всё. Уходи. Уходи и никогда больше не смей сюда приходить, — Валери поправляла одежду, приглаживала волосы, но как бы ни старалась выглядеть уверенной, казалась ещё более растерянной, чем Ремус. — Не было между нами ничего...
— Вы меня любите, — прошептал он, не слыша ни слова из того, что она говорит.
— ...не было и быть не может. Ни в колонии, ни сейчас, ни потом, ты понял?
— Вы любите меня, — повторил Ремус, улыбаясь как дурак и даже не замечая, как этими словами только подливает масла в огонь. Он шагнул к ней.
— Люблю?! Да ты посмотри на себя! — Валери прожгла его таким презрительным и при этом почему-то несчастным взглядом, что Ремус врос в пол. — Мальчишка! Ребенок! Ты хоть понимаешь, насколько все это неправильно? Насколько глупо и грязно продолжать то, что между нами было?
Ремусу показалось, что он потерял равновесие и выпал в какую-то странную невесомость.
— То, что между нами произошло — это ужасная ошибка, — тихо, но непреклонно добавила она, не глядя на него. — Моя ошибка. И пусть она будет на моей совести, а ты проваливай отсюда и постарайся как можно скорее выкинуть эту блажь из головы, — она подняла голову и посмотрела на него. — Ты — мой ученик. Я — твой учитель. И не может между нами ничего быть. Усвой это наконец! И перестань ходить за мной.
Она отвернулась, зачесывая назад волосы. Её рука дрожала.
В кабинете повисла ошеломленная тишина.
Ремус не мог сдвинуться с места и ошарашенно смотрел на её узкую, маленькую спину.
Он ослышался?
Ошибка?
Ошибка?!
Всё это время он был жив одним только воспоминанием об этой ошибке, а для неё всё это, стало быть, ничего не значило?!
Нет. Нет, он видел её глаза в ту ночь. Для неё это значило так же много. Тогда в чем же дело?
— Валери.. — он обошел стоящий между ними стол и подошел ближе, стараясь говорить как можно мягче, но она все равно не повернулась. — Зачем вы так? Вы ведь тоже хотите...
— Я хочу, — Валери резко повернула голову, не меняя позы, и Ремус отдернул руку, которую собирался положить ей на плечо. — Чтобы ты оставил меня в покое. Раз и навсегда.
Ремус опустил руку.
Он совершенно растерялся.
Валери ждала, всем своим непреклонным видом показывая, что ещё немного — и она сама его вытолкает.
— Ладно, — шепнул он, проглотив колючий ком и осторожно отступил.
Он медленно пересек кабинет в обратном теперь уже направлении.
Ему много чего хотелось сказать, он мог бы оспорить любое её слово, но понимал, что сейчас это не выход. Поэтому изо всех сил уговаривал себя смолчать.
Но у двери все же не выдержал.
— Знаете... вы не очень-то хороший учитель, профессор Грей.
Валери едва заметно дрогнула, чуть повернула голову и взглянула на Ремуса.
Он коротко покивал своим мыслям.
— Совсем не умеете врать, — произнес он, зло рванул дверную ручку и вышел, с силой захлопнув за собой дверь. В кабинете повисла звенящая тишина.
Профессор Грей устало смежила веки и опустилась в свое кресло. Закрыла ладонью лоб, зачесала назад непослушные волосы, а потом шмыгнула носом и взяла в руки маленькие золотые очки доктора Джекилла, которые все это время лежали на её столе.
====== Подарок ======
Колокола в Хогвартсе никогда не звучали одинаково.
По утрам это были тяжелые удары, полные невыносимой земной тоски. Наверное, так били колокола на соборах в Средневековье, когда оглашали в городе вспышку бубонной чумы.
По вечерам замок оглашал веселый, малиновый перезвон. Казалось, ещё немного — и колокол слетит с башни к чертовой матери, таким он был веселым.
А по понедельникам, да ещё и перед обедом он звучал как сигнал к началу финальной битвы за свободу всего человечества. После него все двери дружно распахивались, и оголодавшие ученики неслись в Большой зал как слоны на водопой. Особенно старался седьмой курс, потому что в этом семестре обеду предшествовал сдвоенный курс изучения структуры Министерства.
А это верная смерть.
Как и попытка профессора Бинса задержать класс дольше положенного.
— Черт, если бы он продержал нас там ещё хотя бы три минуты, я бы начал жрать конспект или Сохатого, — пожаловался Сириус, когда Мародеры в шумном потоке спешили к лестнице.
— А собаки не едят человечину, — Джеймс на ходу обхватил его за шею.
— Оленину едят. И человечину когда-то ели.
— Тогда они были волками, — поправил Ремус. Он тоже шел под тяжелой лапой Сохатого, но с другой стороны. Питер семенил следом.
— Я всегда говорил, что мы родственники, Лунатик, — завидев впереди слизеринских девчонок, Сириус с душой шлепнул Роксану по заднице. Она вскинулась, Сириус послал ей воздушный чмок. Роксана показала ему средний палец.
— Надо на ней жениться, — решительно сказал Сириус, когда они их обогнали.
Мародеры загудели.
— Бродягу пора кормить, раз он собрался жениться, — со смехом заметил Джеймс, хлопая его по плечу. Они заржали, обогнали компанию вялых пуффендуйцев и в числе первых сбежали по лестнице вниз.
— Девчонки в колонии действительно танцуют голыми вокруг костра? — деловито спросил Сириус, когда они наконец добрались до стола и накинулись на еду.
Ремус опасливо оглянулся, не переставая жевать и пожал плечами — вроде как «да» сказал.
Сириус переглянулся с Джеймсом. Хвост покраснел.
— Там же, наверное... пиздец как холодно, — глубоко-сочувственным тоном протянул Джеймс. — Черт, я бы хотел взглянуть.
— Но они не были совсем голыми. Просто от танцев жарко, и они так... немного...
— Сиськи показывали?
— Ну... под конец... да, некоторые. Но это не то, это вроде как...часть их культуры, что ли. Животные ведь ничего не стесняются, в том числе и... — он засопел, увидев, как заблестели глаза друзей. — Наготы.
Ремус занялся обедом.
Мародеры снова переглянулись и уставились на него с одинаково—ехидным выражением лица.
— Ну а ты? — поинтересовался Сириус, откладывая вилку и скрещивая на груди руки.
Ремус поднял голову и подозрительно взглянул на их сияющие рожи.
— Что — я? — невнятно буркнул он.
— Да ладно, Лунатик, колись, тебе обломилось что-то в эту вашу Гранатовую ночь?
— Янтарную ночь.
— Один хрен, — нетерпеливо отмахнулся Джеймс.
Ремус с усмешкой покачал головой, втыкая вилку в картофелину.
— Да ладно тебе, Лунатик, — выпалил Сириус. — Школы нет, куча горячих цыпочек, которые виснут на тебе целыми днями...
Ремус украдкой поднял взгляд и посмотрел на учительский стол. Валери ела виноград и говорила о чем-то с мадам Стебль.
— ...а потом ещё и заставляют тебя танцевать с собой! Голые! Ну неужели ты так-таки никому из них не вставил?
Валери почувствовала его взгляд и Ремус поспешно отвернулся. Сразу вспомнилось, как она отшила его в субботу. Несправедливость и обида все ещё мучили его.