«I’ve slept so long without you
It’s tearing me apart too
How’d it get this far
Playing games with this old heart
I’ve killed a million petty souls
But I couldn’t kill you»*
Скорее всего, такая яростная животная сексуальность была просто частью его образа.
Хотя... едва ли такое можно сымитировать.
Но об этом Лили не думала.
Она вообще ни о чем не могла думать и только смотрела на Мирона, задыхаясь от чего-то, что сдавливало ее грудь и парализовало все тело.
Внезапно он движением победителя поставил ногу в кожаном сапоге на одну из колонок и склонился в первый ряд, прожигая страшным подчиняющим взглядом девушек, плачущих и умоляющих его взять их в свою жизнь.
Охранники едва устояли.
Мирон вытянул белую руку в сторону тянущихся к нему фанаток.
— Лили, боже, боже, я не могу!!! — завизжала Алиса, вонзая все десяти ногтей в руку Лили. — НЕ МОГУ, Я ХОЧУ ЕГО, ЛИЛИ! ТАК ХОЧУ! — она засмеялась и вдруг обессиленно упала на плечо Лили, закрывая лицо руками. Из груди ее клочками вырывался плач.
— Я тоже, — прошептала Лили одними губами. Глаза ее вдруг безо всякой причины налились слезами, и когда она прижала к щеке пальцы, то почувствовала, как на них капнуло что-то теплое.
— Еще-е? — спросил Мирон, когда первая песня закончилась. Это прозвучало так интимно и волнующе, что голоса девушек превратились в единый молящий стон...
В песне «Брошенный» шла речь о маггловском парне, которого обратили в свою дикую веру две вампирши. Дойдя до припева, Мирон вдруг разогнался, оттолкнулся от края сцены и под оглушительный вопль фанатов бросился в толпу.
Лили даже не поняла, как оказалась на ногах, чувствуя, как вместе с ней вскочили все остальные. Она была уверена, что Мирона разорвут на куски, но когда увидела, что бесценное тело ее кумира крепко держат специально подготовленные для этого мракоборцы, испытала одновременно и досаду, и облегчение. Мирон не обращал никакого внимания на граничащую с безумием любовь вокруг себя и просто плыл по толпе, не замечая рук, которые хватали его за одежду и волосы. Он просто продолжал петь — только теперь он был так близко, что Лили могла рассмотреть, как двигался кадык на его шее, и как скользил свет по обтянутому черной кожей бедру.
На экране вместо Мирона появилась толпа. Зрители заходились от восторга, видя себя, и все как один принимались указывать на экран, словно до этого на него никто не обращал внимания.
— Смотри, Лили, это мы! — завизжала Алиса, тыча пальцем в экран, и Лили, все это время следившая за Мироном, взглянула на экран и увидела на нем совершенно незнакомое, горящее от возбуждения лицо с лихорадочно блестящими зелеными глазами.
— Эванс, улыбайся! — заорал откуда ни возьмись Поттер — она совсем забыла о нем, но тут он вдруг нарисовался на экране совсем рядом с ней, такой же взъерошенный и ненормальный, и крепко поцеловал в щеку. Но она едва ли почувствовала поцелуй — Мирон уже был на сцене, и на экран вернулось его лицо.
Когда Мирон пел песню о магловской девушке, у которой была самая сладкая кровь в мире, какая-то маленькая ведьмочка не старше пятнадцати лет неизвестно как прорвала заслон из мракоборцев и выбежала прямо на сцену.
Находясь в полуобморочном состоянии, она, спотыкаясь (видимо, ноги не слушались), бросилась к Мирону и безо всяких предисловий буквально запрыгнула на него, обхватывая руками за шею и истерично рыдая. Девочку было хорошо видно на экране: искаженное красное лицо, спутавшиеся волосы, потекшая тушь — самая настоящая истерика во плоти. Но Мирон, надо отдать ему должное, не только не прекратил петь, когда она атаковала его, но еще и сделал мракоборцам знак, чтобы не вмешивались.
Девочка хватала звездное тело своего кумира и захлебывалась слезами счастья, а он, успев вовремя вынуть микрофон из подставки, чуть оступился под ее напором и ласково обнял несчастную одной рукой, раскачиваясь с ней на месте, как в медленном танце.
Быстро вернувшись в образ, Мирон склонился к ее напряженной шее, так что на экране даже показались клыки, и бросил в толпу такой взгляд, что все были уверены — сейчас он ее укусит.
Девушки давились ядом, глядя, как какое-то женское тело, облаченное в голубые джинсы и футболку, безнаказанно прижималось к их божеству, трогало его, как самого обычного человека, да еще и ревело. А тот не только не отталкивал эту девицу, а как будто защищал и даже любил всю ту бесконечную пару минут, что она находилась на его сцене...
Это было уже слишком.
Опьянение и восторг медленно сменялись ненавистью. Фанатки скалились от ярости, желания быть избранными и абсолютной всепоглощающей любви.
Наверное, и Мирон понял, что атмосфера накалилась, поэтому постарался бережно передать бедняжку в руки целителям, но она не хотела уходить, хватала его за руки и падала на колени.
Но тем не менее, он закончил петь и, подойдя к краю сцену, поставил опять ногу на колонку и вскинул обе руки, в одной из которых по-прежнему был зажат микрофон.
Лили подумала, что все эти девушки в первом ряду разорвут его на клочки, как только он приблизится к краю, а они только заревели еще громче, протягивая ему свои жизни.
Казалось, что если Мирон не вытащит на сцену хотя бы еще одну из них, случится катастрофа...
Улыбаясь, Мирон отвернулся, и зазвучала новая песня, а в толпе снова замелькали лимонные халаты.
Роксана Малфой
— Это полная чума! — радостно сообщил Роксане сияющий и потеющий от счастья ассистент.
В VIP-ложе в этот вечер собрался весь небосвод волшебной музыки: «Домовые», ветераны рок-музыки, группа, которая раньше называлась «Гоп-гоблины», ровесники «Домовых», Дэн Капулетти — призрак-тенор из Италии, во время выступления которого лопались стекла, Селестина Уорлок и еще масса других звезд. Роксана сидела рядом с группой «Пикси Пэдстоу». Они ужасно раздражали ее, эти смазливые, ярко накрашенные мальчики. Они явно хотели показать всем и каждому, что делают огромное одолжение Мирону и всему миру вообще, находясь на этом концерте, но Роксана видела, что от зависти их сейчас стошнит прямо в ложу. В этом году «Дикие сестрички» обогнали их в радио-чартах да еще и продали столько альбомов, сколько этим мальчикам-куклам за всю жизнь не продать.
— Представляю, какая сейчас вонь на сцене, — протянул один из них, ни к кому в особенности не обращаясь. — Надо будет сказать, чтобы ее продезинфицировали перед нашим выступлением.
Селестина Уорлок, похожая на Клеопатру в своем золотом наряде, слегка повернула голову, так что огромные серьги в ее ушах яростно сверкнули.
— Вообще не понимаю... они там все писаются от восторга, а по мне этот Мирон — обычный урод. Все знают, что он берет аудиторию тем, что просто таскается по сцене дохлый и обтягивает зад кожаными штанами. У него нет никаких выдающихся способностей, ни голоса, ни слуха, черт знает что...
Дэн Капулетти, не менее «дохлый», чем Мирон, обратил на дерзкого мальчишку полупрозрачные глаза и, дождавшись, пока тот зальется краской под его взглядом, молча и с достоинством отвернулся.
— Тебя зовут Крис? — подала голос Роксана, до этого молчавшая. Перед уходом за кулисы ассистент перезнакомил ее со всеми, с кем только можно, но она все равно чувствовала себя немного неуютно среди всех этих имен.
До последней секунды.
— Ну, допустим, Крис, — лениво протянул парень, томно взглядывая на нее. — А ты — подстилка этого кровососа, да? — остальные члены группы, менее активные, неуютно заерзали на своих местах.
Роксана выгнула губы и, как ни в чем не бывало, продолжила жевать свою жвачку, глядя на экран. К ним подошел официант.
Она вспомнила, как Мирон выронил кружку с выстраданным сложным болеутоляющим зельем, потому что у него руки тряслись в ломке, и им пришлось делать новое.
— Нет, блять, я его троюродная кузина-вервольф, — Роксана резко ударила ногой по ножке его стула. Стул сломался, и Крис с грохотом повалился на пол, но прежде чем успел что-либо сделать, Роксана придавила его пальцы ботинком, и он захныкал, как девочка. — И советую тебе заткнуть свою гребаную пасть, если не хочешь, чтобы я засунула эту бутылку в какое-нибудь интересное место на твоем теле.