— Я верил, что справлюсь. Хотел спасти тебя, верил, что помогу спасти всех, — Ремус поднял здоровую руку и уже без всякого смущения или неуверенности коснулся ладонью матовой веснушчатой щеки. — И не спас никого.

Губы Валери дрогнули. Она странно и коротко дернула головой, словно хотела поцеловать его ладонь, или ткнуться в неё носом, но ему наверняка показалось, потому что она тут же отстранилась от неё, затянула узел на его руке и встала.

А Ремус уже закинул чепец за мельницу, и ему было нечего терять.

— Валери… — позвал он, когда она уже была у выхода. — Я хочу попросить тебя ещё кое о чем.

Она оглянулась.

Ремус грустно улыбнулся, глядя на неё снизу-вверх.

— Поцелуй меня, — попросил он. — Один раз.

«Последний раз»

Ему хотелось добавить, что больше они никогда не увидятся, но слова застряли в горле.

Впрочем, Валери и сама это поняла.

Может потому и молчала эти бесконечные несколько мгновений, глядя на него сверху-вниз, в подрагивающем янтарном свете лампы.

А потом она чуть заметно дрогнула, словно не решаясь, сделала несколько шагов и опустилась на колени, перед сидящим у стены Люпином.

Несмотря на весь обуявший его ужас, сердце Ремуса в этот момент колотилось от радостного нетерпения, как сумасшедшее.

— Бедный глупый мальчик… — едва слышно прошептала Валери, покачала головой и погладила лицо Ремуса ладонями. — Бедный. Зачем же ты пошел за мной?

А затем она наклонилась к нему и прижалась к его губам.

Коротко, тепло и сухо… в первую секунду. А затем откуда-то нагрянула огромная горячая волна и подхватила их обоих. Поцелуй Валери, из мягкого и исполненного жалости, стал жадным, голодным. Ремус подался вперед, обхватив её руками. Валери обнимала его за плечи, нежно когтила их, лохматила ему волосы и целовала, целовала его так, как ещё никто и никогда не целовал.

Ремус задыхался от сдавившего грудь, сладкого, щемящего чувства.

Ему казалось, что он шел к этому невероятному мигу всю свою жизнь! И теперь ему было совсем не жалко отдать её.

Он сам не понял, как выпустил её губы, как мазнул губами по скуле, припал к шее, судорожно целуя и засасывая. Он уже совершенно не владел собой, важно было только то, что это она, его Валери, она была здесь, с ним, её прерывистое быстрое дыхание, горячее тело, которое он сжимал, её душистые волосы, пропитавшиеся чистым ароматом леса, в которых он путал руки, как в сетях…

— Стой… стой, прекрати, — выдохнула она гаснущим, дрожащим голосом и остановила его, обнимая его голову у себя на груди. — Ну всё, успокойся… нельзя, Ремус… нельзя…

Ошалевший, пьяный и ничего не понимающий, Ремус поднял голову, уткнувшись в Валери горячим лбом. Потемневшие от желания карие глаза встретились с влажными, серыми.

Оба тяжело дышали.

Непонятно зачем, они все же боролись с охватившим их безумием.

Секунду или две.

А потом схлестнулись снова.

И теперь уже никому и в голову не могло прийти остановиться.

Ремус проснулся среди ночи.

Всего через несколько часов, после того, как его взмокшая, горячая голова коснулась подушки.

Проснулся, потому что ему было больно.

И эта боль не уходила.

Первое, что он увидел, когда открыл глаза — пустой, примятый мех рядом.

— Валери… — выдохнул он, приподнимаясь и новый всплеск боли, куда более сильный, чем тот, что заставил его проснуться, скрутил тело дугой. Даже сейчас, ещё не превратившись, он слышал на себе её запах. А потом, когда он превратится… Мерлин, он же найдет её!

Ремус задохнулся, когда спазм сдавил все органы, меняя их.

— Валери… — он попытался встать, но понял, что что-то не так, оглянулся и увидел толстые цепи, тянущиеся от его рук и ног к дереву, вокруг ствола которого крепилась его хижина.

— О Боже… нет… нет-нет-нет! — боль, сопровождаемая отвратительным хрустом прошлась по его плечам, выламывая руки под кошмарными углами.

Он закричал, повисая на своих цепях. Зверь ломал его тело, всеми возможными путями прорываясь на свободу. И Ремус уже ничего не мог поделать.

Ему остался только крик.

А снаружи творилось безумие. Многие собрались на центральной площади, чтобы обратиться вместе, некоторые прятались по своим хижинам, привязанные к столбам дети бились и надрывались:

— Мама, мне больно, больно, помоги мне!

А их матери бежали из хижин прочь, чтобы превращаясь не ранить их.

Целое озеро тел корчилось и кричало в ночи, люди катались по земле, бежали прочь, пытаясь укрыться от всепроникающего, мучительного света луны.

И не было спасения.

И в самом центре этого моря страдания и боли стоял оборотень, освободивший сорок человек.

Фенрир Сивый обращался легко, человеческая кожа просто отпадала от него, как пленка, из неё во все стороны лез мех, и гигантский черный волк, в два раза больший, чем любой другой в этой колонии, вырастал из него, поднимался и глаза его, дикие и безумные жадно смотрели на лес, куда пятнадцать минут назад убежал человек. И за границей которого лежала самая желанная добыча — целая куча не искусанных, свежих, сладких детей, ждущих своей участи в теплых постелях древнего замка…

Но он знал, что перед этим ему надо преодолеть одну маленькую, незначительную преграду.

— Он будет вести стаю по той стороне, — кричала Валери Грей, обращаясь к лучникам на деревьях и указывая на спуск в ущелье. Вооруженная серебряными стрелами, ножами и всем, чем только можно, она стремительно возвращалась на свою позицию. Её правая рука, Карадок Дирборн в облике лесного медведя громко топал вслед за ней, оглашая морозную ночь негромким рычанием. Пар вырывался из его пасти.

— Не со стороны болота, как мы думали раньше, лед поломался, в случае отступления туда! Не! Идти! В стаю пойдет тридцать волков, остальные — дети, они остались в лагере. Пропустите ровно пятнадцать штук, не трогать их, иначе Сивый изменит тактику! Они попадут в ловушки, ими займется Браун и его люди, вторую кладите прямо здесь! Вторую половину поведет Бета, этих кладите прямо здесь. И стреляйте только по лапам, всем ясно?!

Едва закончив эту речь, Валери на ходу обратилась пумой, легко вскарабкалась по одному из деревьев, в гуще ветвей снова стала человеком.

Пленник был уже фактически у портала. Всего несколько минут — и он будет в Хогвартсе, Дамблдор позаботится о нем.

Но оборотень намного быстрее любого другого животного.

Именно поэтому они здесь.

Она натянула лук.

Главное, не промахнуться.

Главное, чтобы они выдержали эту ночь.

Чтобы выдержала она.

Увы.

Не мир волшебников, не мир маглов ещё не изобрел цепь, способную удержать оборотня.

Когда Альфа, обернувшись во всей мощи своего неправильного, благородно горбатого тела встал на задние лапы в окружении новообращенным, и огласил ночь протяжным воем, его Бета вырвался из пут, вырвав с мясом стальные кольца, которыми цепь крепилась к корням дерева.

В мире волка нет и не будет ничего важнее призыва вожака.

И он откликнулся на него долгим, печальным воем. А вместе с ним — по меньшей мере три десятка волков.

И не успело эхо их воя затихнуть в ущелье, как со стороны леса раздался ответ и вожак оскалился: соседняя стая, маленькая, слабая много раз битая, все же пришла на помощь, чтобы разделаться с общим врагом. Потом он, возможно, убьет их, чтобы впредь не вздумали соваться на его территорию.

Но не сейчас.

Сейчас они ему нужны.

Хорошо, что не все человеческое в нем погибло.

Почти пять десятков волков устремилось той ночью в лес.

Охотники оказались в ловушке.

Когда изломанные природой, неправильные фигуры начали выползать в снег из ущелья, когда они побежали по снегу, чувствуя присутствие людей, стало ясно, что прежний план не годится. Отряд, притаившийся по берегах высохшего потока не справится с таким количеством. Валери Грей отдала команду, так что её голос разорвался в притихшем лесу и лучники открыли огонь. Оборотни скулили, визжали, падали и кубарем катились по земле, содрогаясь и пытаясь выгрызть из себя серебряные наконечники. Следующие за ними оказались умнее и бросились на деревья, пытаясь достать лучников.