— Я держу! — крикнул он, но тут же с ужасом почувствовал, как её вес его самого тянет вниз и как все тело скользит по снегу вниз. Ремус вскинул одну руку и ухватился ею за острый, ледяной край камня, умоляя его не обваливаться в реку, подождать хотя бы полминутки. — Я держу, я не отпущу!

Секунда на то, чтобы набраться сил — и он с натужным стоном потянул её на себя. Ещё одно усилие, ещё, он слышал, как Валери цепляется и упирается в камень со стороны обрыва, помогая ему. Последний рывок, от которого, казалось, полопались все сухожилия и связки в руке — и Валери вытянуло наверх.

От их веса камень снова завыл и затрещал, но они успели убраться с него всего за несколько мгновений до того, как он с пылью и треском обрушился в воду.

— Ну вот… — выдохнул Ремус, все ещё не выпуская из объятий Валери, которую закрыл спиной от брызгов воды и осколков. — Поохотились на индюшек.

— Ну или они на нас.

Они переглянулись, все ещё немного задыхаясь и зашлись нервным смехом.

*

Пару раз Ремус видел, как дерутся Воины колонии. Полуголые, несмотря на мороз, босые, пышущие неукротимой животной яростью молодые волки боролись, кубарем катаясь по маленькой песочной арене, дрались на палках, переступая в ледяном песке жилистыми ногами, ненавидели друг друга, схватываясь вновь и вновь. И Лука, самый тощий и хилый на вид неизменно побеждал во всех поединках, с небрежным, презрительным изяществом укладывая на лопатки новых и новых противников. И всякий раз, когда он при этом чувствовал на себе взгляд Ремуса, вскидывал голову и смотрел на него так, что Ремус всей кожей чувствовал вызов.

— Не вздумай драться с ним, — сказала как-то раз Валери, когда Ремус в числе небольшой публики наблюдал за тренировкой. Грей явно чувствовала, что творится в душе Ремуса.

— Я знаю, что он меня победит, — легко отозвался Ремус, наблюдая за тем, как мальчишки кубарем катаются по песку, пытаясь достать друг друга и придавить к земле, что значило бы полное поражение. — Но если он сам вызовет меня на бой…

— Он утверждает свою территорию и только, — презрительно бросила Валери. — И как только ты вступишь с ним в бой, станешь частью касты Воинов. Они всегда первыми повинуются зову вожака, не могут не повиноваться. Для них это как Империус. Побереги свою голову, Люпин, она тебе ещё пригодится.

После этого Ремус перестал приходить на песочную арену по утрам, но все равно нет-нет, да ловил на себе нахальный, вызывающий взгляд сына Фенрира Сивого.

Тем более, что ему было где потренироваться. Когда выдавалась пара свободных часов, они с преподавателем по Уходу за магическими существами уходили далеко в лес и там Валери, как и прежде учила его стрелять и сражаться на палках. Он заметил, что в последнее время она стала часто прикасаться к нему без всякого повода — класть ладонь на плечо, на руку, на спину. В этих касаниях не было ничего, что могло бы выдать серьезные намерения.

Но раньше такого вообще не было.

И Ремус каждый раз потихоньку улыбался, когда она трогала его и думал, пусть это будет то самое, недосказанное, что почти всегда присутствует в отношениях между людьми.

Что бы он подумал, если бы заметил, как Валери Грей иногда наблюдает за ним, когда он рассказывает о Хогвартсе Мяте, которая родилась здесь, в колонии, и никогда не видела внешнего мира. Или как Луна, смастерившая для него деревянный браслет, цепляет его Ремусу на руку.

Днем он работал, помогая укреплять колонию, а по вечерам, когда с неба в ущелье стекали холодные зимние сумерки, он отдыхал и веселился вместе со всеми на празднике Янтарной Ночи.

Их называли так в честь дюжины костров, из-за которых ночь озарялась насыщенным, густо-медовым светом. Грум и ещё несколько человек играли ладонями на небольших, обтянутых кожей барабанах, кто-то поигрывал на гитаре. Обитатели колонии ужинали, пили, танцевали какой-то свой, особенный танец, суть которого Ремус никак не мог постичь. Одно только он понимал — утробные, хтонические звуки барабанов околдовывали, гипнотизировали и тело само собой начинало двигаться, волнующе и плавно…

Сивый обычно наблюдал за весельем со стороны, сидя в почетной компании старцев за каким-нибудь большим уютным костром, попивал медовуху, делил с сородичами пищу, но время от времени все же танцевал с какой-нибудь из своих дочерей.

Ремус, как бы ему ни хотелось, тоже не принимал в танцах участия. Он ещё в Хогвартсе чувствовал себя полным профаном в этом вопросе, поэтому предпочитал просто активно наблюдать за праздником. Пока вокруг костров сплетались хороводы и плескалось море полуголых, разгоряченных огневиски людей, разрисованных хной, они с Валери прогуливались между горящих бочек, попивали вино с корицей и гвоздикой, или играли с детьми, которые носились по лагерю, добавляя к рокоту барабанов свой звонкий смех и писк.

— Это потрясающе! — восхищенно заметил Ремус как-то раз, когда они с Валери стояли у хижины, попивая вино с корицей и гвоздикой в одну из таких ночей. — Это же целая культура! Я слышал столько разных, самых жутких слухов об этом месте, но никто не говорил, что здесь может быть… так…

Он осекся, потому что среди танцующих вдруг выделилась группа его сверстниц, среди которых была и Луна. Они так разгорячились, что начали сбрасывать свои вязаные сети прямо во время танца. Из одежды на них оставались только сорочки, или длинные шерстяные кофты, пламя облизывало их влажные бедра, испещренные следами когтей, босые ступни полыхали на снегу розовым, спины и руки сверкали бисером пота, длинные, переплетенные косичками и лентами волосы прилипали к смеющимся лицам. Облитые янтарным огнем, прекрасные и дикие… куда там хогвартским студенткам.

Ремус сглотнул, когда Луна в венчике из остролиста и волчьих ягод поймала его взгляд и поманила Ремуса пальцем.

Пламя гигантского костра кидалось на небо, разрисованные руки волков и волчиц плавно выгибались в дрожащем мареве, точно ростки как-то живого растения. Пару раз он ловил на себе неприязненный взгляд Луки, который так же держался в стороне от очага веселья. Но сегодня ему не хотелось с ним ссориться

Валери, которая уже довольно давно внимательно наблюдала за Ремусом, сузила глаза, а затем вдруг протянула руку к его лицу. Ремус вышел из ступора, тут же посмотрел на неё и окаменел. Валери деловито сжала его небритый подбородок, прочесав по нему пальцами и повернула напоследок его заросшую физиономию из стороны в сторону.

— Не замечала за тобой раньше такого, — сказала она, убирая руку. Ремус смущенно улыбнулся, потерев щеку, но в её лице не было ни капли веселья.

Лука, уже целый час наблюдающий за ними со стороны костра Сивого, тяжело задышал и поднес к губам кружку.

— Это как-то случайно вышло. Вы хотите, чтобы я побрился? — простодушно спросил Ремус, заглядывая ей в глаза. Валери хмыкнула, но ничего не сказала. На лице у неё блуждала непонятная тревога.

— Простите за то, что я сказал тогда в лесу.

Валери вопросительно подняла бровь.

— О чем ты?

— О «бесчеловечности». Я был не прав. Если бы со мной не поступали так, страшно представить, сколько всего могло бы случиться, — Ремус шутливо склонил перед ней голову. — Извините меня.

— Хм. Тогда и ты извини меня. Зря я сказала, что тебе не стоило появляться здесь. Ты спас меня сегодня, Люпин, — она склонила голову, глядя на него и в серых глазах тепло мерцали отблески Янтарной ночи. А потом она улыбнулась. — Я…рада, что ты здесь.

В этот бесконечный момент Ремусу так много захотелось сказать ей, но слова только всё испортили бы. Поэтому он сжал её теплую ладонь, и поднес к губам.

И Валери не отняла ладонь, только в уголках её улыбки появилась легкая горечь.

— Развлекаетесь?

Они синхронно обернулись. Лука неслышно подошел к ним со стороны костра Сивого. Ремус дернулся, выпуская руку Валери, но сдержался.

— Что тебе нужно? — знакомым, режущим голосом спросила Валери.

Лука выгнул губы, разводя руки, в одной из которых держал кружку.