— Я поверил не ему, Люциус, а вашей сестре, — спокойно молвил Дамблдор. — Быть может, вы сомневаетесь и в ее честности?

Люциус резко выпрямился и бросил на Роксану короткий горький взгляд.

Сириус почувствовал, как Роксана прижалась к нему. Настолько сильно и незаметно, насколько это было возможно в обществе двух преподавателей и родного брата.

— Нет, директор, — наконец изрек Люциус, отворачиваясь. — В честности своей сестры я не сомневаюсь ни секунды.

— Безусловно, — Дамблдор обмакнул перо в позолоченную чернильницу. — А последние слова умирающей едва ли можно рассматривать как свидетельство, Люциус. По словам мадам Помфри, в последние минуты девушка уже никого не узнавала и не понимала, где находится, — лицо старого директора, до этого сосредоточенное и серьезное, подернулось печалью. Но он ничего не сказал, только провел пальцем по кустистой брови и занялся письмом трактирщику.

Сириус нахмурился.

— А насчет наказания... теперь, как мне кажется, оно переходит полностью в компетенцию школы. Вы согласны со мной?

— Не думайте, что я оставлю это так... — прошипел Малфой, — ... Дамблдор. Две смерти и одно покушение — не думайте, что Совет простит это вам с такой же легкостью, с какой прощаете вы. Всего наилучшего, — с этими словами Малфой резко запахнул мантию и стремительно покинул кабинет, напоследок бросив на Роксану пронзительный, неприятный взгляд.

Дамблдор как ни в чем не бывало дописал письмо и только когда поставил последнюю точку, посмотрел на притихшую, мрачную Макгонагалл, которая в свою очередь буравила взглядом провинившихся.

— Профессор Макгонагалл, а этих двоих я передаю в ваше полное распоряжение, — сказал он, таким образом подводя под встречей черту.

Но финальный аккорд был еще впереди.

Когда они уже собрались уходить, в дверь кабинета снова забарабанили.

Забарабанили так, словно бежали сюда с новостью о том, что совятня взлетела на воздух, подземелья затопило, а башня Гриффиндора в огне.

Макгонагалл отворила дверь, и в кабинет влетел взъерошенный, задохнувшийся Джеймс.

Судя по его перекошенным очкам и всклокоченной мантии, слухи о причастности Сириуса к смерти Анестези наконец дошли и до него.

— Профсср Дабрлдор, я хтел скзать... — Джеймс выпрямился, держась за бок. — Он не виноват! Вчера вечером Бродя... бр-р, Сириус был в Хогсмиде! Я сам проводил его до ворот, и я готов поклясться, что в деревне его тоже кто-нибудь видел. Спросите Розмерту из «Трех метел», она точно видела, зуб даю! А когда он вернулся, мы до утра пытались взломать кабинет Филча. Он поймал нас, но я наложил на него заклятие Силенцио, поэтому он ничего вам не сказал! Хотите, могу выпить Сыворотку правды и принести Непреложный обет, но Сириус не виноват! — Сохатый рубанул перед собой рукой, словно шлепнул в конце своей фразы точку и выдохнул.

Вид у него был такой, будто он только что вынес Сириуса из пожара.

Сириус отчаянно выматерился про себя и с тоской посмотрел на Дамблдора.

Тот в свою очередь посмотрел на Макгонагалл.

— Я думаю, вы разберетесь, профессор, — и он снова склонился над письмом.

— Разумеется, директор, — шок, вызванный тирадой Сохатого, прошел, и к ней моментально вернулась ее прежняя суровость, хотя Сириус готов был побиться об заклад — она рада даже больше, чем он сам. — Идемте, вы трое. Вы, Поттер, отправитесь к мистеру Филчу. Я думаю, он будет рад, если вы снимаете с него свои чары, а потом поможете ему с уборкой без помощи чар. А вы двое, — она вцепилась взглядом в Сириуса и Роксану. — Пойдете со мной в больничное крыло. Мадам Помфри прочитает вам увлекательнейшую из своих лекций. Марш!

Часом позже Сириус и Роксана вышли в коридор, по мнению воинственной школьной медсестры, достаточно подавленные внушительной лекцией о вреде курения, алкоголя, употребления наркотиков и о последствиях подросткового секса.

Они придали своим лицам максимально серьезные и обеспокоенные выражения, но едва за ними закрылась дверь, они переглянулись, фыркнули и, обнявшись, отправились во внутренний двор школы.

Это была клоака, сердце старших классов, международные воды, в которых не действуют законы. Учителя редко выходили туда, и ученики могли спокойно отводить душу — ругаться, курить, драться, списывать, толкать запрещенную музыку и сигареты, целоваться и обжиматься взахлеб. Сириус помнил, как на первом курсе они все разводили друг друга на «слабо» — кто рискнет провести перемену во внутреннем дворе и не обделается от страха. А уже на третьем курсе они и сами проводили все свои перемены в этой «клоаке».

Вот как она меняет людей.

Сегодня там было относительно спокойно. Мародерский насест, разумеется, пустовал — никто не смел посягать на святое место. Один раз на пятом курсе Джейми Кристалл попытался занять его со своей девчонкой и потом две недели чуть что — повисал в воздухе вверх ногами. Сохатый злопамятен.

Сириус усадил на каменный подоконник свою миниатюрную подружку, сам удобно устроился между ее ног, после чего они закутались в мантии друг друга и со стороны стали похожи на двух больших черных птиц. Многие парочки в Хогвартсе делали так с наступлением осени — можно было закутаться под предлогом жуткого холода и преспокойно обниматься и тискаться под мантией. Никто тебе и слова не скажет.

Именно это Сириус и намерен был сделать. Он запустил обе ладони под юбку. В такие минуты ему нравилось наблюдать за ее лицом, за тем, как с непривычки на нем загнанным кроликом мелькал испугсмущениестрах, а потом в черных глазах появлялся сладкий блеск, как она сначала испуганно сжималась, а потом приоткрывала краснеющие губы, хотя сама не замечала этого.

Они целовались — медленно, неторопливо, взасос.

Сириус завелся и прижался к ней еще сильнее, забыв, что они во дворе и тут куча людей.

— Полегче, ковбой, — прошептала Роксана, и Сириус нехотя оторвался, напоследок медленно лизнув ее в щеку.

Потом Роксана напевала что-то себе под нос и листала учебник розовыми замерзшими пальцами, а Сириус курил, облокотившись одной рукой на стену слева, а другую все еще держал на теплом бедре своей подружки.

— «The Rolling Stones»? — спросил он, внимательно вслушиваясь в ее бормотание.

— «Дикие сестрички», — она усмехнулась его гримасе, вынула у него изо рта сигарету и сама затянулась.

В этот момент Сириуса словно в плечо толкнули, и он оглянулся.

Люциус Малфой стоял у выхода, ведущего в виадук, и беседовал о чем-то с Катоном Ноттом.

— Ты куда? — Роксана захлопнула книгу, когда он выпутался из двух мантий.

— Будь здесь, — Сириус стряхнул ее руку с плеча. — Будь здесь! — рявкнул он, когда она все-таки соскочила следом.

Заметив его приближение, Люциус оборвал разговор и медленно оглянулся.

Серые глаза сверкнули, как лезвие выхватываемого меча. Сириус увидел, как сжалась его рука под мантией, и сам нащупал в кармане палочку.

Все разговоры во дворике стали на порядок тише.

— Ну, как дела, Малфой? — крикнул Сириус, не сбавляя шаг и подогревая в себе злость, которая успела слегка поостыть после всплеска в кабинете директора. Хотелось бы, чтобы здесь сейчас был Сохатый. Но Филч уволок его в неизвестном направлении.

— Что тебе нужно? — прошипел Малфой.

— Тот же, блять, вопрос, — Сириус обаятельно улыбнулся и с ходу толкнул аристократа в грудь обеими руками. Малфой отлетел назад на пару шагов.

Кто-то вскрикнул.

Малфой выхватил палочку. Сириус резанул своей — хлопок заклинания об щит был таким мощным, что опавшие листья разлетелись по земле во все стороны.

— Думаешь, я не знаю, что ты делаешь?

Малфой улыбнулся — удар под дых — у Роксаны та же улыбка.

— Думаю, нет, иначе на пушечный выстрел не подошел бы ко мне... щенок.

«Щенка» Сириус спустить не мог.

Снова удар — снова хлопок, еще, еще, еще, еще хлопок — и они обходят друг друга по кругу, как молодые волки.

Ученики собрались со всего дворика, образовав кольцо.