— Мои гребанные предки продают меня замуж.

Вог фыркнул.

— Хм. И кто же муж?

— Чистокровный расист с кучей золота, кто же еще.

— Ну надо же, как неожиданно. Когда планируешь сбежать?

— Не знаю. Никогда, наверное, — она жалобно улыбнулась, взглянув на Мирона. — Преврати меня, а? И тогда мне уже никогда не придется выходить замуж, а моя семейка с радостью от меня откажется.

— Это не смешно, — оборвал ее Мирон.

— Да я знаю... — кисло протянула она.

Вог вдруг подвинулся прямо к ней и коснулся губами ее уха.

— Давай сбежим прямо сейчас? Я голоден, а тут неподалеку есть деревушка...

Роксана удивленно взглянула на него.

— ... а в деревушке один симпатичный паб, я сегодня видел, как там продали огневиски четырем школьникам. Может быть, и для нас найдется выпивка? — тут он довольно оскалился, томно притушив свет в угольных глазах. — Иначе я съем тебя.

— Мы не сможем выбраться отсюда ночью, Вог, — улыбнулась она. — Поверь мне, я пыталась. Тут повсюду преподаватели и...

Он вдруг отстранился и обдал ее просто ледяным взглядом.

— Что они с тобой сделали, Малфой? Держись крепче. Мы с тобой давно этого не делали. Может быть больно.

С этими словами Мирон обхватил ее и вывалился за ограду балкона.

Сердце подхватилось с непривычки, Роксана орала не своим голосом и хохотала. Охваченный светом сотен окон замок превращался в пятно, сливался с чернилом ночи, расплывался, все вертелось вверх дном, снизу вверх, ветер, верхушка дерева, вода, и затем они с хохотом повалились на мокрую холодную траву.

— Я успела отвыкнуть от этого способа передвижения, — смеялась она, пока Мирон сипло и как-то пьяно смеялся, выпутывая лицо из ее волос.

Они поднялись, и Роксана поняла, что Вог перенес их под ту же иву, у которой она говорила сегодня днем с Люциусом.

Смеяться резко перехотелось.

Люциус бьет ее по лицу.

Люциус спасает Мирона.

Что происходит? И как с этим разобраться? Голова кругом.

Мирон вдруг обнял её. Роксана испуганно вздрогнула, когда ее обвили непривычно холодные руки. А раньше она никогда не пугалась.

— Я скучал по тебе, — прошептал он.

— А я по тебе, — отозвалась она и прикрыла глаза, когда он поцеловал ее шею.

Ток мириадами вспышек пронесся по телу, плечи ее поднялась и опустились. Мирон неспешно целовал ее шею, плечо и жадно пожимал талию и под скользким шелком платья. Она вцепилась в его ладонь, когда она скользнула слишком низко, Мирон поднес ее руку к губам, небольшой укол — и он облизал ее мизинец.

«Сириус», — мысленно вздохнула она и испуганно поджала плечи, открывая глаза, но в этот же миг и Мирон вдруг разжал руки.

Роксана вывернулась из его объятий, в ужасе прижав ладонь к пылающему лбу.

— Прости... прости, меня, Вог... я не могу.

Только не это, мать твою...

— Я знаю.

Она подняла голову. Мирон двигал челюстью так, словно жевал жвачку, вид у него был одновременно грустный и мрачный.

— Его зовут Сириус?

Она уронила руки, а потом подлетела к нему и стукнула кулачками по каменной груди.

— Мирон, я думала! Ты! Умер! Я успела поверить в это за три месяца, понимаешь? Я не хотела, я... снова и снова, снова и снова мне снилось, как ты умираешь на солнце, я чуть не сошла с ума, и... ты же знаешь, что я никогда бы тебя не предала! — она стукнула его ладонями по груди. — Ты мой лучший друг! А он... я не знаю, что это такое, Мирон, я не понимаю... я так запуталась... — и она сделала то, что так страшно хотела сделать все эти три месяца — уткнулась в тощую грудь Мирона Вогтейла и обхватила его руками.

Он ее не обнял.

Какое-то время они стояли молча.

— Ты ненавидишь меня? — прошептала Роксана, замирая от ужаса и комкая его балахон, а потом услышала какие-то странные звуки и только спустя пару мгновений поняла, что это... смех.

Она подняла голову. Вог смеялся, запрокинув голову, а потом взял лицо Роксаны в ладони, сжав ей щеки так, что она стала похожа на шишугу, звонко чмокнул ее в лоб и так и замер, прижимаясь к нему губами.

— Рокс, в последний раз ты спрашивала у меня это, когда тебе было одиннадцать, и ты потеряла пакет высушенной тентакулы.

Она невольно засмеялась.

— Мирон, забери меня с собой, пожалуйста, — попросила она. — Куда бы ты ни шел, я хочу с тобой.

— Нет.

— Мирон...

— Нет, Рокс, это исключено, со мной ты не пойдешь. Тем более что сейчас это будет очень опасно, я буду заботиться только о своей шкуре, буду прятаться, убегать, жить кое-как, охотиться в конце концов, понимаешь?

— Я...

— К тому же теперь, когда у тебя наконец-то...

Она страдальчески поморщилась.

— ... наладились отношения с людьми, я просто не имею права заставлять тебя коротать время рядом с ходячим мертвецом. Хотя мне и жаль, что все заканчивается так, но именно так это и должно было закончиться. Я знаю, что ты действительно любила меня, когда мы учились вместе, но это было детство, а с ним пора прощаться. Нам обоим. Я болен, а ты здорова.И это нормально, что тебе нужен не друг-вампир, а человек, обычный живой парень, который сможет любить тебя, не боясь заразить, нужна, наконец, нормальная здоровая семья, а не эти ублюдки, которые называют себя твоими родственниками, нужно нарожать кучу сопливых карапузов и научиться жить как все, — тут он вдруг погладил ее по голове. — Хотя для меня ты навсегда останешься той девчонкой, которая спрятала вампира у себя под кроватью.

Роксана шмыгнула носом.

— Сам рожай, понял? — пролепетала она в его балахон. Вог со смехом обнял ее и чуть качнул из стороны в сторону, а она в свою очередь прижалась к нему покрепче и вздохнула, впервые так легко, словно с ее груди сняли железный обруч.

— Что же ты теперь намерен делать? — спросила она, когда Мирон перенес их в Хогсмид. Надо сказать, в этом странном трактире с отрубленной головой кабана на вывеске сегодня собрался весь волшебный сброд. Как будто они специально ждали этого дня, чтобы сюда прийти. В углу зала собрался целый вампирский табор с кучей вещей и отвратительных белокожих детишек, у барной стойки сидела вейла, это было совершенно очевидно, только разве что она была в балахоне с капюшоном, как Мирон, только ноги ее были призывно открыты, и компания грязных оборванных волшебников, сидящих у окна в компании самого что ни на есть настоящего горного тролля в ошейнике и цепях, посматривала на нее и скалила желтые зубы. Вдобавок ко всему этому владелец трактира в честь праздника водрузил на барную стойку засаленный проигрыватель, и из него лилась совершенно неуместная шотландская музыка, едва слышная за стуком стканов и пяным смехом.

— Не знаю пока, — Мирон отпил из своего стакана и громко поставил его на стол. Роксана как всегда в самом начале уговорила себя, что это просто томатный сок, и теперь старалась просто не смотреть на него. — Разыщу Олив, раз ты говоришь, что она и Донни живы. А что дальше? Я не знаю, Рокс, — черные глаза зло скользили по грязному залу. — Единственное, что я когда-либо умел делать — это музыка. Но теперь все не имеет смысла. Эта мразь уничтожила мою музыку и уничтожила меня.

— Нет, Вог! — Роксана наклонилась к нему. — Ты жив, ты бессмертен! И вместе с тобой бессмертна и твоя музыка!

— Рокс, о чем ты говоришь? Дон мертв, парни мертвы, я пустое место!

— Послушай меня, Вог. Даже когда все считали, что ты умер, готовы были идти за тобой, потому что ты давал им надежду. Понимаешь? Маглы, полукровки, вампиры, оборотни, ты объединил людей. И если теперь ты дашь им понять, что ты жив, жив, несмотря ни на что, это внушит им не только надежду, но и желание бороться дальше.

Мирон смотрел на нее, чуть прищурив глаза, а после этих слов отвернулся и окинул взглядом гниющую изнанку волшебного мира.

— Вернись, Вог, — прошептала Роксана, сжав его руку и наклонившись к нему. — Возроди свою музыку так же, как возродился сам.

...июнь...