Джекилл осекся, уставившись в свою чашку.

Ремус сначала не понял, почему он прервался, а когда понял, к горлу подкатила тошнота.

— Когда прибежала помощь, этот человек уже исчез, — продолжил Джекилл. — Валери была чуть жива и её сразу же отнесли к моему отцу. Помню, это было под Рождество. Венок из роз на двери, звон инструментов, склянок с зельями и Валери на столе, вся в крови... — он покачал головой. — Я две недели не отходил от её постели, моля все известные силы, чтобы она осталась жива. И она действительно осталась жива, хотя долгое время ни с кем не разговаривала, не ела и истончалась просто на глазах. А спустя какое-то время выяснилось, что у неё... — он сделал глубокий, прерывистый вздох и потер лицо. — ...будет ребенок. Конечно, мы сразу же предложили ей избавиться от него, но она отказалась.

— А что же...тот человек? — выпалил Ремус.

— О, он, больше не появлялся в нашем городе, конечно же, — отмахнулся Джекилл. — И Валери никогда не говорила о нем, кроме тех жутких дней, когда она в бреду цеплялась за жизнь. Даже когда родился Бо... — тут Джекилл устремил задумчивый взгляд в окно. — Я думал, она возненавидит этого ребенка. И многие на её месте возненавидели бы. Но, клянусь Мерлином, Ремус, я никогда ещё не встречал женщины, которая так горячо любила бы своё дитя, как любила его Валери. И особенно сильно это проявилось, когда выяснилось, что мальчик болен ликантропией. А выяснилось это в первый же месяц после его появления на свет.

— Значит тот человек, который напал на неё... был оборотнем?

— Получается так. Во всяком случае это объясняет его агрессивность. И бедный Бо, ни в чем не повинный ребёнок, унаследовал его болезнь. Первое его превращение было самым... страшным, что я когда-либо видел в своей жизни. Страшнее этого была только реакция Валери. Мне казалось, что она сошла с ума. Мы пытались забрать у неё малыша, потому что он мог покусать и её, но она не отдавала его, билась, кричала так, мне пришлось оглушить её, а крошечного, беспомощного младенца связать и лишить голоса, чтобы в городе никто не узнал о происходящем. Мы жили в обществе, обуреваемом страшным религиозным фанатизмом и волшебство творилось в городе исподтишка, за плотно закрытыми дверями. Это была самая страшная ночь в моей жизни. И утром, когда все уже поверили в то, что Бо не выживет, он снова стал человеком и заплакал, требуя еды. Так он стал главной тайной нашей семьи. Здоровье Бо оказалось достаточно крепким для трансформаций, единственный, для кого они стали настоящим испытанием, была сама Валери. Для любой матери — страшное испытание — видеть как страдает её ребенок. Я думаю, ты понимаешь, о чем я.

Ремус промолчал. Нет, он не понимал.

Но Джекиллу об этом знать не обязательно.

— А как же вы? — спросил он. — Ведь он мог покусать и вас?

— О, я был вне опасности, — Джекилл слабо махнул рукой. — На тот момент у меня было...средство защиты.

— И что было дальше? — нетерпеливо перебил Ремус. — Что же случилось с Бо?

Джекилл навел палочку на чайник и из носика снова вырвалась струйка пара.

— Я уже сказал тебе: мы жили в непростом обществе. Появление незаконнорожденного ребенка и без того вызвало осуждение. Валери превратилась в объект сплетен и насмешек, а детям запрещали общаться с Бо. Но это было ещё терпимо. Мы собирались уехать из Уиллоу-Крик и перебраться в какую-нибудь волшебную деревушку, однако нам это не удалось. Одна из городских патронесс увидела, как Бо ест сырое мясо.

Что-то колыхнулось у Ремуса в памяти, но он отмахнулся, во все глаза глядя на доктора Джекилла.

— Слухи распространились очень быстро. За домом Валери установилась слежка. А потом, в одно полнолуние в дом ворвались люди, — Джекилл прижимал кулак к губам, устремив рассеянный взгляд в прошлое. — Они атаковали нас, связали Валери и у неё на глазах сожгли мальчика заживо, — Джекилл зажмурился и покачал головой. — А мы все ничего не могли поделать, потому что собралось полгорода и все они были маглами, — Ремусу начало казаться, что он оправдывается и не совсем перед ним. — Сотня маглов-свидетелей, ты сам понимаешь, чем это грозило... мы были...у нас во всех смыслах были связаны руки. Бо умер, так и не вернувшись в человеческое сознание. Валери как-будто сошла с ума, — профессор покачал головой. — Я даже не хочу говорить тебе, что она сделала. После этого она... она как-будто прошла через поцелуй дементора: перестала есть, спать и только сидела на постели, исхудавшая, безучастная ко всему и говорила что-то о Трансильвании.

Ремус боялся пошевелиться. Ему казалось, что он сам сидит не в кабинете защиты от темных сил, а видит перед собой полубезумную девушку с горящими глазами, сидящую на разобранной постели в одной ночной сорочке.

— Потом, когда срок её домашнего ареста закончился, она уехала. Не сказав ни слова — собрала вещи и уехала в Румынию, как раз в то время, когда там бушевали первые бунты колоний. Мне она не писала и о том, что происходит, я узнавал из газет. А потом, спустя пять лет после её побега, в наш старый город вдруг ворвалась банда оборотней под предводительством самого Сивого. И....скажем так, это был Солсбери десятилетней давности, только тогда в живых не оставили никого. Я понял, кто натравил их. Честно говоря, сначала я думал, что Валери разыскивала того человека, а в итоге оказалось, что она вынашивала план мести и с её подачи организация заключила с оборотнями сделку — один город в обмен на покой всех других городов. И, наверное, последующих нападений в самом деле удалось бы избежать, если бы Министерство не устроило облаву на колонию Сивого и не нарушило тем самым договор. Оборотни обвинили волшебников в предательстве и с того момента и до сегодняшнего дня опустошают города графства один за другим. И, по сути, вся эта кровавая резня началась со смерти невинного ребёнка. А точнее, с животной несдержанности, грязи и похоти одного-единственного человека.

Джекилл замолчал. Над столом повисла тишина.

Чай совсем остыл, но он совершенно забыл о нем.

— А что стало с её братом? — сипло спросил Ремус. — Он жив?

— О, я не сказал? Уильям сбежал из дому вместе с табором вампиров, через месяц после того, как с Валери произошло это несчастье. Возможно, он всё ещё жив, но Валери никогда не говорит о нём.

Ремус уставился в свою чашку.

В голове его как-будто побывал торнадо.

— Выходит, профессор Грей видит во мне...своего погибшего сына? И ненавидит за это?

— Ремус, я уже сказал, она не ненавидит тебя. Просто... — он поморщился. — Всё это очень запутанно и болезненно. Вы удивительно похожи, ты и Бо. Оба стали жертвами этой болезни случайно, оба (ты уж меня прости) превратились в изгоев, к тому же, вы родились примерно в одно и то же время и сейчас были бы сверстниками. Да и внешнее сходство, если честно, тоже присутствует. Возможно, она считает, что ты в какой-то степени...

— ...занял его место? — угрюмо спросил Ремус. На него вдруг накатила необъяснимая жуть.

Джекилл кивнул.

— Поэтому я и сказал, что тебе не стоит браться за починку этого лука, — Джекилл снова тронул пакет. Ремус вздрогнул, когда хрустнула оберточная бумага — он уже и забыл про цель своего визита. — Это лук был вырезан из орешника, который вырос над могилой Бо. Когда волшебник или волшебница умирают, энергия не уходит в никуда...кажется об этом писал какой-то магловский учёный. Если волшебная сущность не воплощается в призраке или полтергейсте, тогда её впитывают находящиеся поблизости живые существа — животные или деревья. Может поэтому у маглов и существует так много страшных историй о кладбищах, — добавил он с улыбкой. — Для профессора Грей этот лук имел большое значение, потому что связывал её с Бо, теперь это просто кусок дерева. Волшебная природа, которую он впитал, вышла из него в момент слома и ты никак не вернешь её обратно.

— Но ведь я виноват... неужели я ничего не могу...

— Самое лучшее — просто забыть обо всем этом.

Ремус насупился, но спорить не стал.