- Дружочек,- спросил епископ Павсаний,- я приметил, что если где до тебя бывает какая нечистота, то после тебя она пропадает. Почему так?

Быдло открылось епископу:

- Когда я вижу что-то нечистое, то оно липнет ко мне, ибо по незрячести думает найти во мне свою природу, и его сила переходит на меня, а оно свою силу теряет. Итак, оно становится простой грязью и распадается, я же от этого только добрею.

Епископ хранил этот разговор в тайне и поведал его лишь незадолго до смерти. О чем-то подобном, впрочем, епископ догадывался и раньше, и теперь он сказал:

- Мне был сон, дружочек, что если я крещу тебя и приобщу Святых Таинств, то с тебя спадет твоя оболочка и ты откроешься в своем истинном виде. Подумай, дружочек: Саврасия уже не та, народ вздохнул свободней,- смотри, с каким почетом нас всюду встречают. И я так полагаю, тебе уже нет никакой необходимости таиться от мира.

- Я ждал, что ты заговоришь об этом, душа моя,- смущенно отвечало быдло. - Но ведь земля и так Божья, поэтому, Павсаний, давай не будем торопиться с этим, ибо я чувствую, что утеряю тогда свои свойства, а Ванятка еще не вырос.

- И потом,- добавило быдло,- мне кажется, что для моего преображения прежде должно случиться какое-то другое чудо. Вот, скажем, Настасья,- это я так только говорю, для примера...

- Ты ее любишь? - спросил напрямик епископ.

Быдло занервничало:

- О чем это мы вчера с тобой говорили, Павсаний... Да, как ты думаешь, наша экспедиция уже достигла Африки?

- Эх, чадо,- вздохнул епископ.

Ночью быдло увидело вдалеке огонек костра и захотело узнать, каких людей и по какой причине он собрал. Оно пошло на этот костер. Ночь была тихой, и до быдла еще издали стали доноситься раскаты смеха, а подойдя ближе, оно услышало, как какой-то мужик расказывает двум другим про него и царя Гордея.

- ... А царь и говорит:"Я такую харю наел, - ты ее за три дня не обсерешь!" А быдло отвечает:"Я, да не обосру?" и ну царя поливать! А при дворе живут две бл...шки, Таська и Настька, вот быдло и говорит:"Отдавай мне какую-нибудь, а не то каждый день обсирать буду!" А само все верхом на царе-то ездит. Царь и стонет:"Забирай хоть обеих, только с меня слезь!" Быдло-то забрало б...дей и пошло с ними в баню...

Быдло появилось у костра и, ни слова не говоря, село напротив рассказчика. Тот сидел с отвисшей челюстью и тоже молчал. Быдло разглядывало его минут десять и сказало:

- Слушай, ты мужик х...й!

Х...й мужик продолжал сидеть разинув рот. Быдло так же молча поднялось и ушло в ночь. Вскоре его догнали двое других:

- Дядюшка быдло, ты, никак, обиделся?

- Ты не слушай его, дядюшка быдло,- у него язык червивый!

- Его даже из ватаги Вальдемара Курносого за это выгнали!

- Та Саврасия,- не оборачивась, отвечало быдло и ушло.

К этому времени путешественники уже достигли Большой Саврасской дороги. Утром места показались быдлу знакомыми.

- Где-то здесь,- сказало быдло,- я повстречалось с Ефимом Кулагиным.

Ефим оказался легок на помине и попался навстречу княжескому поезду в тот же день. Не помня себя от радости, быдло соскочило с повозки и побежало к огороднику.

- Ефимушка!

- Здравствуй, дядюшка! - поклонился Кулагин.

- Ну, как ты живешь? Репу с капустой сажаешь? - закидало его вопросами быдло. - Может, хочешь о чем меня попросить, так говори!

- Но только,- нахмурилось быдло,- если ты, Ефим, заикнешься о своем огороде, я, честное слово, в этот раз тебя обосру!

- Ну, что ты, дядюшка! - отвечал Ефим. - Мне стрельцы тогда сказывали,- от тебя в правительстве столько пользы, что куда уже моему огороду! Я ж это так сказал в тот раз, чтобы ты не заносился.

- Экий ты хитрый, Ефим! Но ведь хочешь попросить что-то, - по глазам вижу.

Ефим помялся.

- Не обидишься?

- Ну, говори, говори!

- Врут, будто тебе, дядюшка, из Африки жирафу везут...

- Ну?

- Так ты ее, поди, кормить-то хорошо будешь?

- А то как же! Грушами, молоком и отборной пшеницей,жирафа - животное изысканное.

- Так вот, дяденька,- нельзя ли мне будет жирафий навоз себе на огород забирать?

- Павсаний, какова сметливость простого народа! восхитилось быдло. - Ведь мне только сейчас открылась тайна африканского плодородия! Ну, конечно, у столь замечательного животного, как жирафа, и навоз должен обладать особыми качествами, и вот почему в Африке растительность пышна, как нигде.

И быдло обещало Ефиму выполнить его просьбу.

- Но у меня тоже есть просьба, Ефим,- сказало быдло. Ты не мог бы показать то место, где ты подсадил меня на свою телегу?

- А что, помню,- согласился Ефим.

Оказалось недалеко. Быдло с дороги рассматривало место и все узнавало:

- Здесь, здесь было. Вон куст ракитовый, а вон и родничек! А по этому пригорку я к дороге карабкалось!

Ефим сказал:

- Про этот родник сказывают, будто от него недалече пустынник спасался, чудотворец. Говорят, раз в году в нем живая вода бежит.

- Вон оно что! - встрепенулось быдло. - А я-то, наверное, в такой день здесь и оказалось!

Таким образом, тайна происхождения быдла до некоторой степени прояснилась. От этого быдло до самого вечера пробыло в состоянии приподнятости, но ночью быдлу приснился страшный сон. Ему снилось, будто оно в детской играет с Ваняткой в "Акулю" и тут же сидят Павсаний, Ерофей, Настасья и все остальные, а в это время к дворцу подходит какой-то страшный человек с ледяными глазами. Он вошел в детскую, стал на пороге и велел быдлу:

- Пойдем.

Быдло ощутило великую тоску и необоримую слабость, оно встало и, как заколдованное, пошло за человеком с холодными глазами. Быдло хотело ему противиться - и не могло. Всего ужасней быдлу было то, что все, кто сидел в детской, не видели происходящего и продолжали заниматься своими делами и даже Ванятка, как ни в чем не бывало, стал играть в карты сам с собой. Быдло хотело позвать на помощь, но не могло и этого и только отчаянно надеялось, что кто-нибудь заметит его беспомощность и погибель и прогонит страшного человека, но никто не замечал происходящего, и быдло в молчании следовало за человеком с ледяными глазами и так ушло из дворца и брело в какой-то кромешной темноте.

Утром быдло против обыкновения было мрачно и ни с кем не разговаривало. Так пропутешествовали день и вечером разбили бивак. Епископу Павсанию понадобилось по какому-то делу переговорить с быдлом, но он нигде не мог его найти.

- Да вон он, на камень горевать ушел! - показали епископу.

Павсаний посмотрел и увидел посреди равнины огромный серый валун, на котором в закатных лучах возвышалось быдло. Издалека его фигура показалась Павсанию какой-то неприкаянной, и сердце епископа защемило от неясной жалости. Ветер доносил какие-то слова. Епископ подошел ближе. Быдло сокрушалось:

- Сирота я, сирота, одно-одинешенько на всем белом свете... Кто мои родители, где, да и были ли, - и того не ведаю... Всю страну на себя взвалило, а быдлу ли государством править? И положиться не на кого - людей нет... Ванятка мал, про плешивого холуя уж и не говорю, его и обсирать-то уже опротивело... Или вот Карл Федорович, жила, ну, ладно, хорошо, казну бережет, ладно, магу дулю подсунул, а вот на Африку поскупился! Если уж на жирафу денег жалеть, то на что ж тогда и казна? Или Настасья, - до Ванятки бы самое то на престол взойти, так нет, - она, видишь ли, ждет заморского принца, это, видишь ли, романтично! А, хрен ли, романтично, если все принцы от роду рас...дяи, - мне Ванятка читал из истории... Один ты, Павсаний, душа твоя голубиная, да ведь тоже,- и под ноги смотреть надо, и под ноги! "Кротки, яко голуби", но сказано: "и мудры, яко змии". А ты от плешивого холуя в монастырь сбежал, а я, значит, теперь обсирай вместо тебя! А то еще Калдин, сума переметная, холуй тот еще,- он, дескать, об одном просвещении радеет. А до дела дойдет,- и продаст, и все просвещение к свиньям...