1 вид куртки.
2 (прим. авт.) – титулы: герцог Орлеанский, граф Шартрский и граф Блуа, брат короля Франции и наследник престола, Гастон Бурбон, получил в 1626 году, более чем через год, после описываемых событий.
3 Джорж Вильерс 1-й герцог Бекингем – государственный деятель, фаворит и министр короля Англии.
4 «C» «N» Comte Noir (франц.) – Черный граф
5 Филипп IV Габсбург 1605 – 1665 – король Испании, Португалии и Алгарве с 31 марта 1621 года.
ГЛАВА 2 «Встреча»
ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.
В пасмурный весенний денек, когда через пушистые амбразуры перистых, серых туч, виднелись лоскуты лазурного неба, а скудные солнечные лучи боязливо проливались сквозь серые, грозовые облака, из двери захудалой харчевни вышел темноволосый, статный дворянин, облаченный в плащ королевского мушкетера. Он остановился посреди улочки и в узкую щель меж нависших над мостовой крыш взглянул на небо, очевидно пытаясь удостовериться в неизбежности ночного ливня. Вдруг, за его спиной, послышался голос:
– Сегодня дождя не будет. Подымается ветер, он к ночи разгонит всю эту чепуху.
Мушкетер неторопливо обернулся. В десяти шагах от него стоял человек в длинном, темнозеленом плаще и надвинутой на глаза шляпе. Он медленно приблизился к мушкетеру, снимая на ходу головной убор, украшенный роскошным, черным плюмажем. Мужчина, не стянув перчатки, провел по послушным волосам, зачесав их наверх, и недобро уставился на мушкетера. В его лице было, что-то необычное. Его, как будто, по чьей-то безумной прихоти разделили на две не похожие и не связанные между собой половины, одна из которых была безжизненна и неподвижна, как у мертвеца, и только зрачок, суетящийся в глазнице, свидетельствовал о том, что обладатель лица жив. Вторая же резко контрастировала со своей окаменелой соседкой, она была чрезмерно подвижна и жеманна, уголок рта неоправданно часто подрагивал, как, будто за щекой залипла пластина жженого сахара, которую человек тщетно пытался рассосать. Продолговатый бледный лик обрамляли длинные светлые волосы, ниспадавшие ниже плеч и ровнявшиеся по длине подбитой сединой бороде. Мужчине не было и сорока.
Мушкетер с напускным спокойствием, которое скорее хотел продемонстрировать, чем наяву испытывал, завел руку за спину, безошибочно нащупав рукоятку массивного кинжала, торчащего под ремнем, скрытого полой голубого плаща. Бородач закивал головой, искривив половину рта в уродливой усмешке, выказывая одобрение опасениям мушкетера и давая понять, что никакая хитрость не ускользнет от его проницательного взгляда.
– Я вижу, вы узнали меня граф де Ля Фер, или вы предпочитаете просто – Атос?
– Да, я узнаю вас под маской, которую надело на вас время, Бакстон.
– Что ж, тем лучше.
Скрестив взгляды, мужчины, какое-то время, с интересом разглядывали друг друга, пока англичанин, презрительным шепотом, прервал тишину.
– Я долго ждал нашей встречи и как видите, вознагражден за упорство. Судьба, порой забирает у человека всё, но лишь надежду отобрать невозможно. Вы, очевидно, похоронили меня, полагая, что за моей спиной закрылись ворота Тауэра1, но просчитались. И вот я здесь, и глядя вам в глаза, заявляю,– вас ждёт смерть!
– Смерть нас всегда ожидает. Я давно вас знаю, Бакстон, но не могу понять, что вы за человек?
– Я тот, у кого есть причины для грусти и боли. Вы опозорили мою сестру, нанесли оскорбления мне лично и всему нашему роду, а значит не оставили мне выбора, я должен отомстить.
– Но ваша сестра обманула меня, миледи Винтер, баронесса Кларик, Шарлотта Бакстон, я даже не знаю её настоящего имени, я знаю лишь о её коварстве и лилии на плече! И вы еще смеете… !
– Замолчите! Все это уже не имеет значения, я прибыл за вашей жизнью. Но всё не так просто, если бы мне была нужна лишь ваша жизнь, я бы убил вас как собаку. Мне нужны жизни всех тех, кто помогал вам. И дабы рассчитаться с вами и развенчать славу о непобедимой неразлучной четверке мушкетеров, я вызываю вас всех, господа Атос, Портос, Арамис и д’Альбек. Если вы помните, при нашей последней встрече вы оставили за мной право выбора места, время и оружия. Я, пользуясь предоставленной мне любезностью, доношу до вашего сведения – послезавтра, в полдень, на пустыре за Люксембургским дворцом, без секундантов, будем драться четыре на четыре. Впрочем, для верности, я пришлю вам письменное уведомление.
Бакстон, напоследок, смерил презрительным взглядом мушкетера и зашагал в сторону набережной.
1 крепость в Лондоне, на северном берегу Темзы, превращенная в тюрьму.
ГЛАВА 3 «Дуэль у ворот «Вольного мельника»»
ГАСКОНЬ.
Близ Пиринейских гор расположена столица древней Гаскони – город Ош. Неподалеку отсюда стоит замок Кастельмор, что находится поблизости от Лупиака, на границе графств Арманьяк и Фезенсак, на холме меж долинами рек Дуз и Желиз. Сей древний чертог, ничем не отличался от прочих, захудалых и полуразвалившихся, так называемых, замков, выжженной солнцем, Гаскони. Пострадавшая от времени твердыня, являлась, недавним приобретением, впрочем, как и само дворянство, рода Баатц, после чего они стали еще и Кастельморами. Но, не остановившись на этом, один из нащадков упомянутого рода, взял в жены девушку из обедневшей, но знатной семьи графов де Монтескью, за которой имелось скромное имение Артаньян, возле Вик-де-Бигора. Таким образом единственный наследник мессира Бертрана де Баатц Кастельмора и госпожи Франсуазы де Монтескью, д’Артаньян, получил гордое и звучное имя – Шарль Ожье де Баатц Кастельмор, шевалье д’Артаньян. Но не древность рода делает человека героем. А имя, даже если оно не увенчано лаврами как многие другие, достославные фамилии королевства, для того и дано мужчине, что бы возвеличивать и прославлять его. Особенно если ты гасконец.
С подобными мыслями, отцовской шпагой и рекомендательным письмом, адресованным господину де Тревилю, в первый понедельник апреля, седьмого дня, года тысяча шестьсот двадцать пятого, летоисчисления нашего, шевалье, Шарль д’Артаньян, покинул родительский дом. Он направил своего седеющего мерина в, ещё вчера недосягаемый за частоколом грез, источник иллюзий и причуд, призрачный и окутанный юношескими фантазиями, добрый, старый Париж.
Молодой шевалье впервые отправился в столь длительное путешествие, оставляя пределы родной Гаскони. Его мечты перемежались с сожалениями о слезах матери, о недосказанности в отношениях с отцом, но всё это меркло и оседало на дне честолюбивой души, когда в голову приходили мысли о будущем – парижской жизни, карьере военного, службе одному из самых великих монархов Старого Света. Грёзы, овеянные пением птиц, запахами вереска, до боли привычными пейзажами, впрочем, оставшимися незамеченными, постепенно сменились незнакомыми ландшафтами, заставившими юношу насторожиться, принять гордую осанку, и утвердить решение, – вызвать на поединок любого кто осмелиться даже намёком, посягнуть на его честь. Всякий раз, встречая на дороге или на постоялом дворе, незнакомца со шпагой, его рука непременно тянулась к эфесу, в ожидании подвоха или насмешки со стороны неизвестного. Но к великому сожалению молодого дворянина его присутствие оставляло глубокое равнодушие у людей, по его мнению, достойных вызова. Что доставляло немалое раздражение гасконцу, сталкивая его с неразрешимой дилеммой – расценить это как оскорбление или оставить без внимания. Последнее, на его взгляд было гораздо менее предпочтительно но более справедливо, как подсказывало юному шевалье, клокочущее под стареньким камзолом сердце.
В подобных смятениях, мессир д’Артаньян, прибыл в городок Сен-Дие, что неподалеку от Блуа. Проследовав по главной улице, он вызвал оживление и прилив сарказма у простолюдинов, как впрочем, и повсеместно, по пути своего следования. Его потертое платье, нелепый гасконский берет, с потрепанным пером, и старый, хромоногий мерин, довольно редкой, что бы ни сказать более обидно, масти, были и впрямь достойны самого пристального внимания. Но зная беспрестанную тягу черни к крайностям, которые ограничиваются либо слезами, либо смехом, сменяющими друг друга с завидным постоянством и быстротой, молодой шевалье, конечно же, был осмеян. Но осмеян в спину, так как его длинная шпага, не давала возможности сделать это в лицо, что бы, не встретиться с первой крайностью, в отличие от второй, так не почитаемой плебеями.
