— Уже сделала. Заказала ограбление. После него мне сказали: или возвращаешь в недельный срок деньги, или копай себе могилу. Денег нужно было столько, сколько я в своей палатке мог заработать за сорок два месяца. Это — без процентов. Богатых друзей и знакомых у меня нет, дать их могла только ты и только на определенных условиях. Если бы я знал, что так получится после, что Наташа выйдет замуж за другого, я бы отказался. И знаешь, где бы я был сейчас? На кладбище. Вот это ты для меня сделала. Вот так ты любишь меня.

— Ты ошибаешься, Сережа! Ничего такого не могло быть. Валет мне обещал, что, если дело дойдет до крайностей, мы сами вернем деньги твоим хозяевам… — Лариса запнулась, поняв, что сказала лишнее, по сути — выдала себя.

Сергей присел на диван, закрыл лицо ладонями. Лариса шагнула было к нему, но не решилась подойти ближе, осталась стоять посередине комнаты, со страхом ожидая продолжения.

— Значит, все-таки — Валет? — спросил Сергей, отнимая вспотевшие ладони от лица. — Ну а за помощь такого специалиста, как известно, нужно платить. Да?

— Я ему дала деньги. Вернее, половина того, что у тебя взяли, там же было очень много, осталась им, — еле слышно сказала Лариса.

— И еще кое-что, не так ли?

— Что ты имеешь в виду?

— Оплату моих мучений.

— Сережа, послушай… Валет сегодня тайком забрался в мою машину, спрятался на заднем сиденье, а когда я выехала на проспект, вылез. Я чуть не врезалась в кого-то… Он хотел, чтобы я снова пришла к нему, ты слышишь, Сережа? Но я сказала, что видеть больше не желаю эту мразь, я выгнала его. Он угрожал мне, но я все равно выгнала его, Сережа. Я знала, что он расскажет тебе, но я надеялась… Ты поймешь, как я люблю тебя, простишь то, что было. Давай забудем об этом, Сережа…

— Если ты и вправду любишь меня, должна понять, как больно терять человека, которого любишь.

— Да, я понимаю, мне страшно…

— А меня ты не понимала, когда задумала разлучить с Наташей? А ее понимала? У тебя здесь квартира, папа с мамой, которые сделают все, чтобы развлечь дочку, приласкать, приободрить. А у Наташи — никого здесь не было! — закричал Сергей. — Она одна осталась, совершенно одна, потому что я, идиот, предал ее, согласился на твои условия! Но и этого тебе было мало, ты велела Валету затащить ее к себе и напугать! Я представляю, как он пугал ее!

— Сережа, неужели ты не понимаешь, что эта деревенская дура неспособна сделать тебя счастливым? Прошло бы немного времени, и ты бы сам ее бросил. Я только ускорила это. Ради тебя, я делала все только ради тебя, Сережа! Ну сам подумай, что такое твоя Наташа? Неграмотная, грубая девка, которая приехала в Москву за приключениями. Их сейчас много таких.

— Это ты ничего не понимаешь, — холодно сказал Сергей. — В таком случае и объяснять вряд ли стоит. Уходи.

— Нет, Сережа, нет!

— Да.

Она вдруг почувствовала, как ледяная, обжигающая, омертвляющая тело волна коснулась ее ступней и медленно поползла вверх. Выше и выше, вот уже нежная, ослепительно-белая кожа бедер покрылась ледяной коростой. Полыхнуло огнем в низу живота, словно пыталась женщина победить или хотя бы отогнать ледяное наваждение. Но этот внезапно вспыхнувший огонь был сродни предсмертному крику. Холод, убивающий всякую чувствительность, коснулся гладкого, без единой морщинки, живота…

Лариса метнулась к Сергею, схватила его за руки, затрясла, задергала, бормоча охрипшим, прерывающимся голосом:

— Погоди, Сережа, послушай. Я люблю тебя, я не могу без тебя жить, понимаешь? Не прогоняй меня, если хочешь — можешь встретиться с Мариной, с которой ты танцевал вчера, или с кем-нибудь еще, я потерплю. Я буду… буду сама себя удовлетворять, накажи, как хочешь, избей меня, но только не прогоняй, умоляю тебя, Сережа!

Она готова была встать на колени, в глазах ее пульсировал страх загнанного в западню животного. Сергей почувствовал невыносимую усталость. Он больше не мог злиться, кричать, доказывать — пора было заканчивать этот мерзкий разговор.

— Это не нужно ни мне, ни тебе, Лариса. Все кончено. Я не люблю тебя и никогда не любил. А теперь, когда смотрю на тебя, чувствую только отвращение. Но мне это чувство не нужно. Поэтому уходи. Уходи, уходи! Мы не будем ссориться, кричать, какие-то вещи делить — нет. Возьми все, что хочешь. И уходи. Это мое последнее слово…

— Последнее… — холодными губами повторила Лариса. Она медленно отошла к двери, уже понимая, что вернуть прошлое, а прошлым стало и сегодняшнее утро, невозможно.

— Да.

— А ты побежишь разводить с очередным мужем деревенскую сволочь? — злобно усмехнулась она. — Будешь умолять ее вернуться к тебе, обратить, наконец, внимание…

— Извини, но это тебя не касается. Вначале я разведусь с тобой. Надеюсь, ты способна адекватно оценивать ситуацию и не станешь возражать.

— Нет, Сережа, меня это касается, очень даже касается! Ты и представить себе не можешь — как!

— Я себе другое отлично представляю… Впрочем, уже достаточно сказано. Уходи!

— Хорошо, я уйду, — сказала Лариса. Теперь ничто не напоминало в ней о женщине, которая мгновение назад со слезами на глазах умоляла о прощении. Холодная ненависть застыла в ее глазах, оттененных голубыми полукружьями под нижними веками. — Но запомни, если ты хоть раз встретишься с той деревенской шлюшкой, я убью ее. Найду людей, которые сделают это. И заплачу им все, что попросят. Никогда, слышишь — никогда ты не будешь с нею счастлив! Запомни это, Сережа!

Она вышла из комнаты, старательно притворив за собою дверь. Сергей повалился на диван, сраженный невыносимой усталостью. Сейчас и змея под подушкой не смогла бы заставить его сдвинуться с места.

12

Аристарх долго звонил в дверь своей квартиры, понапрасну распаляя воображение сценой радостной встречи: он входит, вручает Ирке три красные розочки, бутылку итальянского шампанского и флакончик французских духов «Камелия», она бросается ему на шею, целует, благодарит, а потом они вдвоем устраивают праздник со свечами и шампанским. Разгоряченная вином, преисполненная благодарности, Ирка вытворяет что-то невероятное…

Зря он так сильно хотел этого. Наверное, спугнул, потому что, когда открыл дверь своим ключом, в квартире никого не было. Одиннадцатый час вечера, а его жена, студентка второго курса Щепкинского театрального училища, еще не вернулась домой.

Странно.

Даже если у них был спектакль студенческого театра, не длиннее же он, чем тот, в котором участвовал Аристарх? Да и ехать от «Охотного ряда» до «Кропоткинской» куда ближе, чем ему от клуба имени Фрунзе.

Аристарх заглянул в ванную, запоздало соображая, что коли света нет и вода не включена, то и жены там быть не может, а потом отправился на кухню, изо всех сил надеясь, что Ирка уже была дома, приготовила ужин и куда-то выбежала…

На кухне все было так же, как и утром, когда он уходил. И грязная посуда, второпях оставленная в раковине, была на месте.

Аристарх поставил на стол бутылку, коробочку с духами, положил цветы, сел рядом с потускневшими декорациями несостоявшегося праздника и стал думать, что же случилось?

Скорее всего, Ирка после спектакля заглянула в общежитие. Он и сам не раз так делал, когда был студентом того же Щепкинского… После спектакля заваливались шумной компанией в чью-то комнату, а там — вино, гитара, белогвардейские песни, тогда еще запретные, танцы, объятия, страстные поцелуи, а потом — постель с девчонкой, которая казалась самой симпатичной в этот вечер. В групповухах он не участвовал, но свободную комнату, на худой конец койку, всегда находил.

Ну так он же тогда был неженатым… А с другой стороны, сколько женатых ребят и девчонок, второпях выскочивших замуж, приходили в общагу вспомнить прошлое? И как вспоминали!

Вот чертовщина! Теперь что же — представлять себе Ирку в такой же шумной компании?

Аристарх тоскливо посмотрел на синий картонный кубик, в котором скрывался флакончик с духами, — вряд ли они французские, самые дешевые купил, на другие денег не хватало. Скорее всего, сирийские, а может, и вообще польская подделка. И шампанское выбрал в коммерческой палатке самое дешевое. А розочки — немного подвядшие…