– В действительности, дорогой Грифон, я не солгала относительно вас и меня.

– Неужели? – Его тон по-прежнему оставался предельно вежливым.

– И я в самом деле предполагала, что вы женитесь на мне.

Только благодаря силе старой укоренившейся привычки сохранять самообладание Гриф удержал себя и не вскочил с кресла.

– Могу я спросить причину такой уверенности?

Луиза потупила взор.

– Я ношу вашего ребенка.

– Что вы сказали?

Ее ресницы взметнулись вверх.

– Ребенка, дорогой Грифон. Вашего. Я уверена, что вы поступите, как полагается порядочному человеку.

На мгновение у него перехватило дыхание, и он не сразу вновь обрел дар речи.

– Послушайте, я никогда не прикасался к вам.

Луиза приподнялась в кресле.

– До этого момента! Но сейчас я в вашей комнате, куда вы завлекли меня, я совершенно одна. Теперь мое доброе имя опорочено.

– Печальное для вас обстоятельство.

– О нет. Я уже многим рассказала, что мы еще в детстве тайно обручились. Это должно склонить общественное мнение к тому, что нам следует поспешить с браком.

Гриф встал и прошелся по комнате, затем с любопытством взглянул на Луизу:

– Это ребенок Фолкена?

Ее лицо вытянулось, но Луиза быстро пришла в себя.

– Это твой ребенок, любовь моя, и не пытайся отрицать это.

– Я могу помочь вам, Луиза, например, найти доктора...

– Нет! – Она вскочила на ноги. – Я не хочу ложиться под чей-то мерзкий нож и умереть от этого!

– Хорошо, успокойтесь. Сейчас у меня мало денег, но скоро прибудет мой корабль, и вы сможете уехать во Францию...

– Ни за что! – взвыла она. – Будучи опороченной, я никогда не смогу вернуться назад!

– Мне кажется, вы в безвыходном положении.

– Нет, если вы женитесь на мне. – В ее голосе звучали истеричные нотки. – Мне все равно, что вы сделаете потом... Можете убираться ко всем чертям, но сейчас вы должны жениться! Это единственный выход.

– К сожалению, я не могу жениться на вас, – сказал Гриф, неожиданно заметив, что второй раз за день произносит эти слова.

Ее глаза сверкнули.

– Можете. И вы сделаете это, потому что если мне суждено будет низко пасть, кузен, я и вас потащу за собой!

Знакомый холодок пробежал по спине Грифа.

– Вас не затруднит пояснить свою угрозу?

– Я позабочусь, чтобы все узнали, что это ваш ребенок, – сказала она с усмешкой. – Я постараюсь замарать ваше имя так, что никто не будет общаться с вами. Вы станете отверженным! Вы никогда больше не ступите ни в одну приличную гостиную!

Поначалу эта тирада смутила Грифа, но он тут же понял, что Луиза угрожает ему тем, чего сама боится больше всего. Разумеется, ей не приходило в голову, что Гриф вполне мог обходиться без посещения приличных гостиных при том образе жизни, к которому привык.

Он снова сел и сделал вид, что обеспокоен.

– А если я не соглашусь и скажу, что это ребенок Фолкена?

– Вам никто не поверит. – Луиза опустилась в кресло. – Могу представить, как среагирует лорд Фолкен на ваше заявление!

Гриф не выдержал и засмеялся:

– Да, я тоже представляю. Кстати, вы говорили ему о своем положении?

Лицо Луизы порозовело. Выходит, говорила, заключил Гриф по ее молчанию, и Фолкен скорее всего вежливо послал ее к черту.

– Думаю, нам надо назначить в ближайшем времени дату бракосочетания, – сказала Луиза как ни в чем не бывало. – Это убережет нас обоих от лишних толков.

– Дорогая, – мягко сказал Гриф, – я уже сообщил вам, что не могу жениться.

– Хотите сказать, не желаете?

– Нет, просто не могу.

Ее руки беспокойно задвигались.

– Но почему?

– Потому что я сделал предложение леди Коллир.

Движение рук прекратилось.

– Понятно.

Взглянув на Луизу, Гриф почувствовал отвращение к Фолкену, проявившему столь жестокое бессердечие.

– Могу я помочь вам каким-то иным способом?

– Нет. – Луиза взяла перчатки и резко встала. – Благодарю вас. Я должна идти. До свидания, дорогой Грифон. Надеюсь, ваш слуга проводит меня?

Через мгновение дверь за ней закрылась, и Гриф услышал быстрые шаги на лестнице. Затем хлопнула входная дверь, и почти тут же в комнату просунулась голова слуги.

– Леди ушла, сэр?

Гриф удивленно взглянул на него.

– Как видите.

– Похоже, она была чрезмерно взволнована, мистер Грифон, так как едва не сбила меня с ног на лестнице. Я шел, чтобы передать вам это... – Он протянул запечатанный конверт. – Посыльный сказал, что это срочно.

Гриф поморщился:

– Что еще, черт возьми... – Он выхватил письмо и рас печатал его.

«25 июня 1864 г., Вест-Индская пристань, Лондон.

С уважением сообщаю, что «Арканум» пришвартовался к причалу номер 75 в шесть часов после полудня 24 июня. Корабль разгружен. Капитан Грейди серьезно болен, и на выздоровление нет надежды. Жду ваших указаний.

Ваш покорный слуга Майкл Туми, секретарь начальника порта».

Гриф, задыхаясь, вскочил со стула. Грейди. Боже милостивый, только не это!

– Плохие новости, сэр? – обеспокоенно спросил камердинер.

– Кеб, – Гриф наконец пришел в себя, – поймайте мне кеб. Впрочем, лучше я сам... – Он бросил письмо и выскочил за дверь.

Камердинер поспешил вслед за Грифом.

– Я смогу сделать это быстрее, сэр, а вы позаботьтесь о плаще и шляпе... – Он исчез, оставив хозяина в холле перед раскрытой дверью.

Когда Гриф застегивал плащ, его пальцы дрожали. Потом он вспомнил о цилиндре, быстро надел его, и тут же грохочущий экипаж подкатил к дому и остановился у обочины тротуара.

– Будьте осторожны, мистер Грифон, – посоветовал камердинер, когда Гриф споткнулся на узкой ступеньке кеба. – Сэр, если меня спросят, куда вы отправились, то...

– На Вест-Индскую пристань. – Гриф едва удержался, чтобы самому не стегнуть лошадей.

Слуга быстро переговорил с кучером на кокни.

– Он довезет вас до Фенчерч-стрит, сэр, а оттуда вы поездом доедете прямо до Блэкуолла. Это кратчайший путь.

– Благодарю. – Только тут Гриф обратил внимание на то, что слуга тоже искренне обеспокоен.

– Все будет в порядке, сэр, но, умоляю вас, будьте осторожны. – Камердинер сделал знак кучеру, и кеб, качнувшись, тронулся с места.

«Арканум» действительно стоял у пристани номер 75; его высокие мачты выделялись среди мачт других кораблей и были знакомы Грифу, как его лицо в зеркале. Он с облегчением погрузился в близкую ему атмосферу большого порта, где царила обычная суматоха, пахло водорослями, смолой и стоял привычный для уха шум. В модной одежде Гриф сразу стал объектом насмешливого восхищения, но он не обращал внимания на выкрики и, ничего не замечая вокруг, шагал мимо бочек, грузчиков и бродячих собак, проворно увертываясь от града угля, разгружаемого угольщиками.

Среди общей суеты «Арканум» казался спящим: он был разгружен и тихо покачивался на волнах в ожидании, когда на нем снова все придет в движение и начнутся приготовления к очередному рейсу.

Бережливость, укоренившаяся в подсознании Грифа за годы тяжелой борьбы за существование, заставила его на мгновение пожалеть о деньгах, которые приходилось терять с каждой минутой простоя в порту, однако он тут же отбросил эту мысль. Главное – поскорее увидеть Грейди, живого, вспыльчивого, как всегда, выражающего недовольство задержкой и не принимающего на веру выдуманные оправдания портовых рабочих.

Поднявшись по трапу, Гриф сразу направился в каюту, и в этот момент из люка появился темнокожий матрос.

– Капитан, – обратился к нему огромный негр: его правильное произношение плохо вязалось с татуировкой на щеке и бусами из острых клыков на шее.

– Мазу! – облегченно воскликнул Гриф. Отсутствие людей на палубе вызвало у него тревогу, и появление Мазу пришлось весьма кстати. Этого темнокожего гиганта Грейди завербовал на восточном побережье Африки много лет назад. Истинное прошлое Мазу было таким же туманным, как и прошлое Грифа. Африканец никогда не рассказывал, кем он был и что делал раньше, однако часто использовал во благо пугающее сочетание выразительной татуировки и речи образованного человека. Любопытные наблюдатели и недоверчивые таможенные агенты не всегда решались пройти мимо стоящего на середине трапа Мазу, чтобы заглянуть в темные трюмы «Арканума».