Айзек снова покосился на нее, его лицо страдальчески сморщилось.

– Эй, – ласково сказал он. Айзек свернул на дорогу, ведущую к офисным зданиям, въехал на пустую темную парковку и остановился. – Все хорошо. – Он погладил Эмили по руке.

Какое-то время они просто сидели, не говоря ни слова. Тишину нарушало только дребезжание печки «Вольво». Потом Эмили вытерла глаза, наклонилась и поцеловала Айзека, не в силах сдержать радость от того, что он был рядом. Он поцеловал ее в ответ, и они оба замерли, жадно глядя друг на друга. Эмили первая прильнула к нему, стала целовать еще жарче. Внезапно все ее проблемы улетели прочь, как пепел на ветру.

Окно машины запотело. Не говоря ни слова, Айзек стащил через голову свою футболку с длинными рукавами. Его грудь была теплая и мускулистая, а на внутренней стороне правой руки обнаружился маленький блестящий шрам. Эмили протянула руку и дотронулась до него.

– Откуда это?

– Во втором классе свалился с рампы для велосипедистов, – ответил он.

Айзек склонил голову и потянулся к Эмили. Она с готовностью подняла руки. Айзек снял с нее майку. Несмотря на то, что печка работала на полную мощность, руки Эмили были до сих пор покрыты гусиной кожей. Она опустила глаза, смущаясь своего темно-синего спортивного лифчика, который утром вытащила из комода. Дурацкий лифчик со звездами, полумесяцами и планетами. И почему только она не догадалась надеть что-нибудь более сексуальное… впрочем, утром Эмили не думала, что будет снимать одежду.

Айзек показал на ее живот.

– У тебя выпирающий пупок.

Эмили поспешно прикрылась руками.

– Все над этим смеются.

Под «всеми» она имела в виду Эли, которая однажды увидела ее пупок, когда они переодевались в роузвудском загородном клубе. «Я думала, что такие пупки бывают только у пузатых мальчишек», – посмеялась она. С тех пор Эмили носила только закрытые купальники.

Айзек отвел ее руки.

– А мне нравится.

Его пальцы скользнули по нижнему краю ее лифчика, забрались внутрь. Сердце Эмили жарко забилось. Айзек наклонился к ней, стал целовать ее шею. Его обнаженная кожа коснулась ее кожи. Он потянул за лифчик, побуждая снять его. Эмили сорвала бюстгальтер через голову, и лицо Айзека расплылось в восхищенной улыбке. Эмили прыснула, забавляясь тем, насколько серьезно они вели себя. Но она совсем не испытывала смущения. Напротив, все было… как надо.

Они крепко обнялись, прильнув теплыми телами друг к другу.

– Ты точно в порядке? – прошептал Айзек.

– Кажется, да, – пробормотала Эмили ему в плечо. – Прости, что моя жизнь похожа на дурдом.

– Не извиняйся. – Айзек погладил ее по волосам. – Я же сказал, что помогу тебе все пережить. Я… я тебя люблю.

Эмили отпрянула, разинув рот. Но Айзек смотрел на нее так искренне и беззащитно, что у Эмили закралась мысль, не была ли она первой, кому он признался в любви. Она была так благодарна Айзеку за то, что он появился в ее жизни. Он был единственным, рядом с кем она могла чувствовать себя хоть сколько-нибудь в безопасности.

– Я тоже тебя люблю, – решила она.

Они снова обнялись, на этот раз крепче. Но блаженство длилось всего несколько секунд, а потом перед внутренним взором Эмили возникло перекошенное яростью лицо Джейсона. Она крепко зажмурилась, живот свело судорогой страха.

«Успокойся», – приказал слабый внутренний голосок. Разумеется, эту вспышку Джейсона можно было как-то логически объяснить. Все в городе были потрясены смертью Эли и исчезновением Йена, нет ничего удивительного в том, что кто-то – тем более, родственник – мог слегка помутиться рассудком от горя.

Но был и другой голос. «Все совсем не так просто, – сказал этот голос. – И ты прекрасно это знаешь».

Вечером того же дня Ханна Марин сидела за блестящим белым столиком в «Пинкберри» в торговом центре «Кинг Джеймс».

Она сидела в окружении своей без-пяти-минут сводной сестры Кейт Рэндалл, Наоми Зиглер и Рейли Вулф, перед каждой из них стояли стаканчики с замороженным йогуртом. В динамиках мурлыкала модная японская песенка, у стойки группка девочек из частной средней школы св. Августина выбирали йогурты.

– Скажите, что «Пинкберри» гораздо лучше, чем «Рив Гош»[4]? – сказала Ханна, кивая на бистро во французском стиле, расположенное в другом конце зала. Она указала рукой на дверь, открывавшуюся в атриум торгового центра. – Мы сидим прямо напротив «Армани» и «Картье». Можем, не вставая с места, глазеть на классных парней и роскошные бриллианты.

Ханна погрузила ложку в свой стаканчик, отправила в рот огромную порцию йогурта и негромко замычала от удовольствия, чтобы подчеркнуть, какая замечательная идея пришла ей в голову. Затем она дала немножко йогурта Доту, своему карликовому пинчеру, которого принесла с собой в новенькой переноске от Джуси Кутюр. Работники «Пинкберри» метали испепеляющие взгляды в ее сторону. Согласно каким-то нелепым правилам, собаки в это кафе не допускались, но ведь всякому ясно, что это касалось только грязных собак, вроде лабрадоров, сенбернаров или отвратительных маленьких ши-тцу. Малютка Дот был самой чистой собачкой во всем Роузвуде. Ханна каждую неделю устраивала ему ванну с пеной и выписанным из Парижа собачьим шампунем с ароматом лаванды!

Райли накрутила на палец прядь своих медно-рыжих волос.

– Зато здесь нельзя выпить вина, как в «Рив Гош».

– Да, но в «Рив Гош» не пускают с собаками! – возразила Ханна, беря в ладони крошечную мордочку Дота. Она дала ему еще ложечку «Пинкберри».

Наоми съела чуть-чуть йогурта и тут же заново подкрасила губы помадой «Кисс Кисс» от «Герлен».

– И освещение здесь такое… невыигрышное. – Она взглянула на себя в круглые зеркальца, которыми были облицованы стены «Пинкберри». – Мне кажется, что у меня здесь поры расширяются!

Ханна стукнула своим стаканчиком по столу, так что пластиковая ложечка подпрыгнула.

– Хорошо, я не хотела об этом упоминать, но перед тем, как мы расстались, Лукас сказал мне, что на кухне в «Рив Гош» водятся крысы. Вы что, хотите тусоваться в заведении, где есть проблемы с грызунами? Не боитесь найти крысиные какашки в своей картошке-фри?

– А может быть, это ты не хочешь тусоваться в «Рив Гош» из-за проблем с Лукасом? – хихикнула Наоми, перекинув через костлявое плечо волну своих светлых волос. Кейт прыснула и отсалютовала ей чашкой мятного чая, купленного в «Старбаксе».

Нет, вы скажите, кто, кроме старух, пьет мятный чай? Только фрики!

Ханна хмуро взглянула на повернутое вполоборота лицо своей квази-сводной сестры, пытаясь понять, что у нее на уме. На прошлой неделе Кейт и Ханна почти сблизились и даже поделились кое-какими секретами за завтраком. Кейт упомянула, что у нее были «гинекологические проблемы», правда, не уточнив, какие именно, а Ханна призналась в том, что порой переедает, а потом искусственно вызывает у себя рвоту. Но когда «Э» стала намекать, что Кейт больше похожа на злую сестрицу из сказки, чем на новую лучшую подругу, Ханна испугалась, что совершила ошибку, разоткровенничавшись с ней. Поэтому на благотворительном вечере она разболтала всей школе, что у Кейт герпес. Ханна была уверена, что если не сделает этого, то Кейт непременно выложит всем ее секреты.

Наоми и Райли сразу поняли, что история с герпесом была всего лишь эпизодом грандиозной схватки за власть, поэтому утром в воскресенье как ни в чем не бывало позвонили Ханне и Кейт и пригласили их прошвырнуться в «Кинг Джеймс». Кейт тоже делала вид, будто ничего не случилось, по дороге в торговый центр она в машине обернулась к Ханне и сказала спокойным и безучастным тоном: «Давай просто забудем, что было вчера, ладно?»

К сожалению, далеко не все увидели в герпесном скандале упреждающий маневр пчелиной королевы, чем он и был на самом деле. Сразу после того как Ханна выступила со своим заявлением, Лукас, ее парень, сказал, что между ними все кончено – он не захотел быть с девушкой, настолько одержимой своей популярностью. А когда об этой истории узнал отец Ханны, он приказал ей проводить все свое свободное время исключительно с Кейт, чтобы побыстрее подружиться с ней. Самое ужасное, что отец не шутил. Этим утром, когда Кейт вздумалось сходить за диетической колой, Ханне пришлось идти с ней. Потом Кейт решила позаниматься бикрам-йогой, и Ханна понеслась наверх, чтобы переодеться в свои капри для йоги от «Лулулемон». А днем перед домом Ханны появились корреспонденты, чтобы забросать ее вопросами о том, как Йен сбежал из-под домашнего ареста на встречу со Спенсер. «О чем они говорили?» – кричали репортеры. «Почему вы не сообщили полиции о том, что Йен сбежал?» «Девушки, вы от нас что-то скрываете?» Когда Ханна в сотый раз объясняла им, что она узнала о появлении Йена на заднем дворе у Спенсер только после его исчезновения, Кейт стояла рядом с ней, подкрашивая губы блеском от «Смэшбокс» на случай, если репортерам вдруг понадобится мнение еще одной роузвудской девушки. Хотя роузвудской девушкой она была всего полторы недели! Кейт поселилась в доме Ханны после того, как мать Ханны получила высокооплачиваемую работу в Сингапуре. Изабель, мать Кейт, и отец Ханны тоже переехали сюда и планировали пожениться.