Не случайно в языке слово «чувство»[51] имеет двойное значение:
с одной стороны, оно обозначает орган, посредством которого мы всматриваемся во внешний мир, с другой стороны, оно обозначает ту идейную взаимосвязь воспринятого, лишь благодаря которой восприятия представляются осмысленными. Знание души и духа, «смысла» органов чувств лежит в основе этого двойного значения, которое по существу гласит: как мы можем прийти к смыслу пережитого, если взглянем внутрь себя, так и за миром, находящимся за внешней стороной органов чувств и воспринимаемым ими, стоит духовно- душевный чувственный мир; только такой мир мог бы произвести живого и наделенного органами чувств человека.
Таким образом, органы чувств могут указать нам путь к силам, из которых они могут лишь фрагментарно пережить мир тонов во внешней природе; там нет ни гамм, ни аккордов и мелодий. Только в созданной человеком музыке мы находим строгую закономерность, о которой мы упомянули выше. Чтобы найти ее, человек должен был сначала создать объекты восприятия этого мира. И все же мы уверены, что это не просто спроецированная нами закономерность, но содержащаяся в объективном мире. Благодаря музыкальному чувству мы имеем внутренний доступ к математически построенной системе сил, от которой ухо в природе может нечто воспринять только весьма несовершенным образом. С другой стороны, нет сомнения, что в музыкальное переживание вмешивается часть нашей собственной силовой организации, другими словами: музыкальное произведение находит основу в нашем теле образующих сил. Каждый художник ощущает это, хотя, может быть, и не выражает это такими же словами, но это проявляется даже в том, что музыка несомненно несет на себе отпечаток характера, темперамента, конституции как композитора, так и исполнителя.
Уже в главе, посвященной Я, говорилось, что искусство основано на метаморфозе биологических сил. Здесь снова появляется эта взаимосвязь.
Она подтверждается и при прицельном рассмотрении форм органического: мы повсюду находим структуры, напоминающие нам звуковые феномены. Здесь следует вспомнить о звуковых хладниевых фигурах или об экспериментах со стеклянной трубкой, содержащей немного порошка: если трубку заставить зазвучать, то, как известно, вскоре вследствие колебаний стекла порошок соберется в узлах волн. Таким способом можно прямо измерить длину волны тона.
Та же структура, что и в трубке, наблюдается в органических образованиях, особенно если они произошли из трубчатых форм, например, травы. В животном мире мы находим сегментарное членение у червей и членистоногих, а также в костном остове у позвоночных. Рассмотрите, например, позвоночник и мускулатуру рыбы в продольном сечении, и вы увидите перед собой образ колеблющейся струны.
В малом мы тоже находим сегментарную структуру: например, в ткани поперечнополосатой мышцы, которая, как известно, при сокращении производит звук[52]. Но и тогда, когда в процессе роста образуется клетка за клеткой, принципиально проявляется тот же феномен: эфирная образующая сила распространяется не непрерывно, она обладает внутренним ритмом растяжения (рост) и ограниченного членения (деление клеток).
Итак, в математическом мышлении, в музыкальном переживании мы находим тот же принцип, что и в биологическом процессе: ритмическая структура. Легко предположить, что здесь речь идет об одной и той же силе, которая проявляется то в звуке, то в математической закономерности, то в органическом процессе как образующая сила.
Рудольф Штейнер представил как результаты своих исследований то, что, говоря об этой силе, мы имеем дело со «звуковым эфиром», который точно так же представляет собой часть образующей силы, как мы это видели для теплового эфира.
Эти эфирные силы действуют не только в человеческом теле образующих сил, но они как тело образующих сил Земли объединяют в единое целое образующие силы растений, животных и человека, как мы увидим в следующей главе.
Как свет разделяется на различные цвета, и все же мы можем увидеть, что, несмотря на различный внешний вид, во всех них действует свет, так и звуковой эфир мы воспринимаем в различном виде в зависимости от среды, через которую он действует, и от органа, который ему противостоит.
Как всегда, все качества восприятия теряются, когда оно достигает мозга. От звукового эфира мозг может познать только его ритмическую структуру.
В музыкальном переживании, основой для которого является ритмическая система, нам открывается существо звукового эфира в живой и непосредственной форме.
В биологических феноменах сегментации и т. п. звуковой эфир проникает в область живой водной организации. То, что поперечнополосатая, то есть сформированная звуковым эфиром мышца относится к произвольной мускулатуре, связано с тем, что звуковой эфир доступен нашему внутреннему переживанию; совместно со звуковым эфиром и (как мы уже видели ранее) при посредстве теплового эфира представление о движении может проникнуть в телесность.
И если выше мы пришли к заключению, что мы слышим всем организмом, то теперь мы должны сказать: мы вообще можем слышать только потому, что весь наш организм сформирован звуковым эфиром. То, что Гете сказал про глаз («глаз сотворен на свету и для света»), справедливо и для уха, и для всего организма: они сотворены звуковым эфиром для восприятия звукового эфира.
В этом контексте становится понятным тот факт, что только у позвоночных животных развита гортань, как свидетельство того, что у них весь организм вплоть до костной системы ритмически проструктурирован звуковым эфиром. На фоне этого, завершившегося в системе конечностей, процесса ритмизации здесь, в области ритмической системы, т. е. ступенью выше, может развиться гортань как ритмизирующий орган. Он образуется из примитивных, ритмически структурированных жаберных хрящей, которые при этом существенно перестраиваются. Здесь мы не можем рассмотреть все детали этой удивительной метаморфозы.
Греки, воспринимая господство звукового эфира в мире, пришли к «мировому образу Орфея», позднейшим отголоском которого было мировоззрение Пифагора. Когда миф рассказывает, что Орфей своей музыкой мог сдвигать камни, то в этом заложено предвидение тайны вещественного мира, которая для нас стала доступной иным путем. Каждый тон или звук (то есть тон с обертонами) открывает нечто от внутреннего существа звучащего вещества, будь то дерево, камень, металл и др. Тем самым он открывает также тайну его прошлого. Ибо некогда в ходе земного развития это вещество образовалось из космически-эфирных взаимосвязей, благодаря которым оно приобрело определенную внутреннюю структуру и вещественно-химический состав. При застывании материи эти взаимосвязи стали недоступными восприятию.
Химия на своем пути прослеживала тайну вещественного мира и, наконец, пришла к познанию его периодического строения. В периодической системе элементов обнаружилось, что вещества, если их упорядочить по возрастанию атомного веса, образуют порядок, аналогичный миру тонов.
То, что на этом пути познается только мышлением, другим способом открывается чувству слуха, если вещество привести в состояние колебательного движения, то есть заставить его звучать. Тогда скрытая в нем силовая структура в определенной степени освобождается от оцепенения и может передаться тонкой среде окружающего воздуха: в собственном тоне вещества и в обертонах открывается его внутренняя и внешняя структура (например, трещина в колоколе), как бы отражаясь на более высокой плоскости. Ввиду этой связи между миром тонов и миром химических процессов Рудольф Штейнер назвал звуковой эфир также «химическим эфиром». Это одна и та же эфирная образующая сила, которая в жидком проявляется как химический процесс, а в воздухе - как тон.
Итак, в каждом тоне мы имеем двойное восприятие: как обособленного существа отдельно звучащего предмета, так и космических сил (гармоний), от которых оно некогда произошло.
