Влажная земля пружинила, иногда похлюпывала, в некоторых местах ноги вязли в ней. Ботинки Данила стали мокрыми уже через десять минут. Алекс шел босиком, и его ноги покрылись грязью до самых штанин сильно коротких ему штанов. Окутавший лес туман был вязким и тяжелым, он оседал на одежде и волосах, и они снова стали влажными. Отдельные пряди липкими холодными щупальцами касались лица.
На привале Алекс уселся у большого булыжника, расставил ноги в стороны и сказал Данилу садиться. Тот опустился между его ног, Алекс притянул Данила к себе, вжимая спиной в свою грудь. Данил сначала хотел отстраниться, но, почувствовав жар, который исходил от торса Алекса, только прижался сильнее — очень хотелось погреться. Алекс снова стал сушить волосы Данила. Когда с ними было покончено, он положил руки ему на грудь, обнимая. Данил чувствовал себя неуютно в объятиях другого мужчины. Он убеждал себя, что его просто греют, но это было так странно… Данила давным-давно никто не касался. Поселенцы избегали его. И даже если бы не избегали, он вряд ли кому-то позволил бы. Он чувствовал себя до тошноты отвратительно в своем нескладном теле и старательно прятал его под мешковатыми одежками. Он никому бы не разрешил смотреть на него, а тем более касаться. Но Алекс почти не видел, а касался, потому что… Как иначе он мог его согреть? Данил то чувствовал себя очень неуютно и скованно, борясь с желанием отпихнуть Алекса и отойти от него подальше, то наоборот хотел прижаться посильнее, ведь было так тепло…
Алекс положил голову ему на плечо и обдал горячим дыханием ухо. Данил почувствовал, как к щекам и ушам приливает кровь. Это было уже на грани. Еще немного, и Данил не выдержал бы и вскочил. И тут Алекс коснулся губами его уха. Данил выпучил глаза, сердце подскочило и замерло где-то в горле, он напрягся каждой клеточкой тела. Данил попытался уверить себя, что касание было случайностью. Казалось, что это правда так. Алекс, словно почувствовав, что Данил сейчас сбежит, ослабил объятия, предоставляя ему свободу действий. Данил унял ошалевшее сердце, убедил себя, что он надумывает невесть что, и обмяк, откинувшись на спину Алекса. Сейчас, в тепле, когда Данил не двигался, головная боль притупилась, головокружение прошло, дискомфорт отступил на задний план, и он почувствовал, как в пустом желудке выделяется желчь.
Перед тем, как они продолжили идти, Данил отошел подальше от закидывающего за плечи мешок Алекса и осторожно спросил, внимательно глядя ему в лицо:
— У тебя есть там, на Луне, подруга? — по тому, как Алекс обращался с ним, Данил заподозрил, что ему могут нравиться парни. У них в поселении такие отношения порицались настолько сильно, что если кто-то уличал мужчину в мужеложстве, его могли избить до полусмерти, а затем вышвырнуть из поселения. На памяти Данила таких случаев не было, но дед однажды рассказал, что подобное случилось с его приятелем, когда они были еще совсем молодыми. Он тайно встречался со взрослым женатым мужчиной, и его жена, заподозрив, что супруг ей неверен, однажды проследила за ним. Мужчина кричал, что парень сам прыгнул к нему на член, и ему все сошло с рук — парень был очень смазливым, и наверняка не только его любовник находил его привлекательным. Парня же избили так, что на нем живого места не осталось, и отволокли километров за десять от поселения — подыхать. Дед пытался выходить его, но после таких побоев ему уже ничем нельзя было помочь. Через несколько дней он умер. Его любовник еще долго терпел всеобщее презрение, но он хотя бы остался жив. Дед рассказывал это неохотно и с большой горечью. Он был умным человеком, а не ограниченным неотесанным чурбаном, как большинство поселенцев. Он знал, что за куполом двое мужчин могли быть вместе, не боясь общественного порицания, и не видел ничего страшного в мужеложстве. Но то было за куполом, а здесь все совсем иначе.
— Нет. Почему ты спрашиваешь? — удивился Алекс.
— Может… Друг? — предположил Данил, запнувшись.
— Ааа… Я тебя засмущал своими объятиями? Это было только чтобы согреть. Не переживай, я не покушаюсь на твою задницу, — с насмешкой ответил Алекс.
— То есть только на мою или?..
— Ты так обеспокоен моей ориентацией! С чего бы? Как у вас вообще с этим в поселении?
— За мужеложство могут убить, — тихо ответил Данил.
— Ну тогда ясно, почему ты так переживаешь. Не бойся, гейство не передается воздушно-капельным путем.
— Значит, ты все-таки…
— Обычно предпочитаю парней. Так что да, я скорее гей.
Данил шумно выдохнул. Чтобы он еще раз позволил этому… гею к себе прикоснуться!
Туман начал рассеиваться. Листья на деревьях выпрямлялись, избавившись от груза тяжелых капель. Было по-прежнему прохладно, но иногда они выходили на полянки и на минуту попадали прямо под солнце, там оно приятно пригревало. Одежда и волосы Данила снова стали влажными, но, когда во время следующего привала Алекс предложил его подсушить, тот уперся и сел подальше от него, демонстративно отвернувшись. Когда Данил, погруженный в свои мысли, отчихавшись, стал подремывать, Алекс тихо подобрался к нему и одним плавным движением сгреб его в охапку, прижав к себе. Данил возмущенно завопил и забрыкался, вырываясь. Алексу пришлось уговаривать его успокоиться. Он тихим мягким голосом говорил, что просто не хочет, чтобы Данил заболел, что его упрямство может плохо обернуться для них обоих, что если он сляжет и будет неделю температурить под кустом, они потеряют кучу времени. Наконец Данил сдался и перестал сопротивляться. Он был до предела напряженным в руках Алекса, дыхание сбилось, и сердце стучало через раз.
Неожиданно Алекс полушепотом стал рассказывать ему, как, будучи подростком, погружался с аквалангом в Красное море. О причудливых кораллах и пестрых рыбах всех форм и размеров, совершенно не обращающих на него внимание, проплывающих мимо, задевая плавниками и хвостами. О воде, теплой как парное молоко, о жарком солнце и о соли, остающейся на мгновенно высыхающей после выхода из воды коже. Незаметно для самого себя Данил расслабился и прикрыл глаза, заставляя воображение работать активней и представить, будто он сейчас на берегу Красного моря. В теплых объятиях Алекса это получалось на удивление хорошо. Данил заснул, откинувшись Алексу на грудь.
Алекс позволил Данилу спать, пока тот сам не проснулся. Это случилось почти через три часа. Первые несколько секунд после пробуждения Данил пребывал в блаженной неге, но стоило ему осознать, что Алекс его обхитрил и опять заманил к себе в объятия, он рассердился — на самого себя - и обиделся — уже на Алекса. Он скинул руки Алекса, встал, потянулся, чувствуя тяжесть во всем теле — трех часов сна явно было недостаточно, тело только успело как следует расслабиться, и никак не могло сообразить, что ему пора пробуждаться и куда-то идти. Сон приглушил голод и головокружение. Данил начал надеяться, что голова у него болела не от подступающей простуды, а из-за того, что у него и крошки во рту не было вот уже почти двое суток.
Спустя полчаса пути Данил заметил под одним из деревьев красные ягоды. Подойдя ближе, он увидел, что это мелкая, еще не до конца созревшая малина. Данил быстро общипал первую ветку, срывая как зрелые ягоды, так и только слегка розоватые, и закинул их себе в рот. Травяной чай с малиной был бы идеальной профилактикой простуды. Данил сорвал пару необычно крупных ягод и подошел к Алексу, стоящему там, где он его оставил.
— Открой рот.
Алекс послушно открыл, и Данил положил ему на язык ягоды. Алекс проглотил, почти не жуя.
— И что это было?
— Малина. Никогда ее не ел? — удивился Данил.
— Нет. Я все равно сейчас не различаю вкуса, так что ты мог бы накормить меня хоть травой.
— Будешь есть?
