– Достаточный повод для убийства.

– Да ну, не думаю.

– Почему?

– Ну он, знаешь, из тех, кто только лает, да не кусает.

– Тогда мы пока опять остаемся ни с чем.

– Ну да. Знаем только, что у нас есть труп. И на этом все, – сказал Летро.

– Вот именно, и на этом все, – с досадой повторил за ним Пеллетер.

Набухшие от дождя грязные поля придавали окрестностям ненарядный, неряшливый вид.

Летро посмотрел на Пеллетера, но тот опять погрузился в собственные мысли. Задумчивая усмешка застыла на его лице.

На солнышке городок заметно повеселел. На улицах стало оживленно, люди спешили от магазина к магазину, сидели в центре площади, облепив подножие мемориального памятника жертвам войны. В кафе, куда Пеллетер пришел пообедать, не было ни одного свободного столика, поэтому ему пришлось удовольствоваться высоким табуретом перед стойкой бара.

Летро вернулся в полицейский участок, где его ждали рутинные дела.

Пеллетер ел, сидя спиной к залу. Время от времени среди гула голосов он улавливал имя Бенуа и понимал, что город обсуждает произошедшее убийство, но общий тон оставлял ощущение скорее праздных сплетен, нежели подлинной обеспокоенности преступлением.

Рядом с ним какой-то человек отставил в сторону свою тарелку и встал, его место тотчас же занял другой.

– Инспектор Пеллетер? – сказал этот новый сосед. Он сидел боком к стойке и держал в руках блокнот и карандаш. – Позвольте представиться: Филипп Сервьер, репортер «Вераржан веритэ». Могу я задать вам несколько вопросов относительно убийства Меранже?

– Нет, – отрезал Пеллетер, даже не глянув в его сторону.

– А как насчет вашего приезда в наш город? Ведь вы прибыли сюда еще до обнаружения тела. Вы здесь расследуете еще какое-то другое дело?

Пеллетер отпил из своего стакана и отодвинул тарелку в сторону.

– Мне известно, что вы с начальником полиции Летро уже дважды наведывались в тюрьму и что начальник тюрьмы в настоящий момент отсутствует в городе. Выходит, тут есть какая-то более значительная проблема, нежели наш маленький Вераржан? Ведь Мальниво – это тюрьма общегосударственного масштаба. Люди имеют право знать.

Пеллетер встал, повернулся наконец к репортеру и опешил. Он узнал человека, пристававшего к нему вчера в коридоре гостиницы.

– Вы?..

Репортер вздрогнул, как если бы инспектор собрался ударить его.

– Но я же должен был попробовать, – сказал он.

– Попробовать что? – рявкнул Пеллетер.

– Выудить из вас какую-нибудь информацию. Если бы вы проявили желание, пусть даже из гнева, поговорить о старом деле, то, вполне возможно, были бы склонны поговорить также и о новом.

Этот репортеришка из крохотного городка был скорее не профессионалом, а любителем, и, видимо, поэтому и Пеллетера принял за любителя.

– Я понимаю, что вы выполняете свою работу, но все-таки лучше будет, если вы дадите мне выполнять мою.

Пеллетер подозвал к стойке хозяина и расплатился.

Репортер тоже поднялся.

– Но я в любом случае напишу материал для вечернего спецвыпуска. А вы имеете возможность внести свой вклад.

Пеллетер смерил его последним убийственным взглядом и вышел на улицу.

Он направился через площадь. Повсюду деловито сновали люди. Правильно подметил Летро: городок, похоже, и не подозревал, что в двадцати милях отсюда в маленьком тюремном сообществе сегодня утром чуть не зарезали человека. Газетчик ни словом не обмолвился об этом покушении.

Пеллетер завернул за угол и направился к зданию мэрии, где располагался полицейский участок. Вдруг из-за полицейской машины, припаркованной на обочине, выскочила какая-то фигура и бросилась к Пеллетеру.

Пеллетер повернулся, готовый отразить удар. Хорошо, что не успел выхватить оружие, потому что разглядел и узнал человека.

– Черт возьми, я же предупреждал вас! – заорал месье Розенкранц, приперев Пеллетера к стене. Лицо его было багровым, и он угрожающе нависал над Пеллетером, выпятив грудь.

Пеллетер невозмутимо наблюдал за американцем, пытаясь оценить степень его взбешенности. Ему вспомнились слова Летро: лает, да не кусает.

– Я же сказал вам держаться от нее подальше! Сказал, что она ничего не знает!

– Она сама ко мне пришла, – заметил Пеллетер.

– Я говорил вам! – Розенкранц навис совсем близко, а потом вдруг отступил, завертелся на месте и принялся сотрясать кулаками воздух. – Черт! – крикнул он по-английски, потом повернулся к Пеллетеру и сказал уже по-французски: – Вчера вечером Клотильда не вернулась домой. Она пропала.

Пеллетер наблюдал за американцем, беспокойно вышагивавшим перед ним по тротуару. Пеллетер был все время наготове, но постепенно понял, что эта ярость, как и вчера на пороге дома Розенкранца, всего лишь безвредный шумовой эффект. Розенкранц не был опасен.

– Давайте-ка пройдем в участок, – сказал Пеллетер.

Розенкранц покачал головой.

– Нет, я искал именно вас. В участке мне не дадут написать заявление, потому что слишком рано еще.

– А она раньше когда-нибудь уходила из дома?

Розенкранц снова набычился.

– Нет, не уходила! – Но он тут же смягчился. – Она вчера отправилась за покупками, когда вернулась, я сообщил ей, что приходили вы… Она захотела пойти встретиться с вами, настаивала. Она была в панике, была убеждена, что ее отец мертв.

Пеллетер кивнул.

– Сейчас-то я знаю, что он мертв, но тогда… Вы понимаете, я ненавидел его за все, что он сделал Клотильде, когда она была девочкой, за то, что он сделал ее матери. Он заслуживал смерти, так ему и надо! Я надеюсь, его смерть была мучительной… Но вчера вечером я уговаривал Клотильду не вмешиваться… остаться дома, никуда не ходить, потому что это только расстроило бы ее… Да еще дождь такой сильный шел… Но она все равно пошла.

– Я виделся с ней.

– Да? Она была расстроена?

– Я бы так не сказал.

Розенкранц покачал головой.

– Да, Клотильда такая. По ней никогда ничего не скажешь.

– А не могла она остаться ночевать у каких-нибудь друзей или в отеле?

– Нет, я проверял. Никто ее не видел.

Они смотрели друг на друга, не высказывая вслух мысли, посетившие обоих, хотя про себя каждый из них подумал, что Клотильда могла просто сесть в поезд и сейчас быть уже где-нибудь далеко-далеко.

– А как вы считаете, она ненавидела отца? – спросил Пеллетер.

– Если вы намекаете на то, что Клотильда могла убить его, то забудьте об этом. Она не способна убить даже муху.

– А например, из злости или из страха перед какой-то опасностью?..

– Нет, – сказал Розенкранц, качая головой и хмурясь. – Вы же видели ее. Она такая маленькая, такая нежная, такая тихая. По ней, как я уже сказал, никогда даже нельзя определить, что она чувствует, потому что она все держит в себе… – Глаза американца наполнились теплой нежностью. – Да она же еще почти дитя. И никогда раньше не уходила из дома…

Пеллетер кивнул.

– Я поставлю вас в известность, если что-нибудь узнаю.

Глаза Розенкранца опять сверкнули, кулаки сжались, гнев вернулся к нему.

– Послушайте, вы!.. – Но, сделав глубокий вдох, он тут же подавил в себе эту новую вспышку ярости и сказал: – Спасибо.

Пеллетер повернулся, намереваясь зайти в здание полицейского участка, но Розенкранц схватил его за руку. Пеллетер сердито обернулся, но на этот раз писатель-американец выглядел просто печальным и испуганным. Он отпустил рукав Пеллетера, и тот скрылся за дверью полицейского участка.

В приемной сидела какая-то деревенская женщина, взгляд у нее был молящий и беспомощный, какой обычно бывает у всех просителей.

Пеллетер прошел за стойку дежурного в кабинет Летро.

– Здесь только что был Розенкранц, – сообщил Летро, проведя рукой по волосам, отчего те только еще больше взъерошились.

– Да, я встретил его у подъезда.

– Теперь девушка пропала.