На развалинах замка, сооруженных из кубиков черного пластилина, сидела, задумавшись, принцесса. Она, кстати, очень долго не получалась. Максим несколько раз сминал в ладонях свое художество, прежде чем ему удалось вылепить хотя бы отдаленное подобие этой завораживающей красоты. Глова принцессы слегка склонилась набок. О чем она задумалась?.. Может, о нем?

По всей фанере от одного края до другого была размазана синяя полоса — образ реки, а около нее торчали те самые скалы, в которых находилась пещера Философа. Самого же мудреца он не стал изображать полностью, а вылепил лишь одну голову, высунувшуюся из жилища. Философ только на миг позволил себе выглянуть во внешний мир, чтобы тут же вернуться к строгому затвору и глубокомысленным рассуждениям. Впрочем, его коллега также не остался забытым. Совсем неподалеку стояла закупоренная бочка Диогена, храня вечное молчание: ведь именно из этой бочки Диоген не выходил еще ни разу. Наверное, что-то не складывалось с Умной Мыслью…

Лодочник с непомерно большими веслами находился ни где иначе, как на своем посту. А куда ему еще деваться?.. Терпеливое ожидание новых пассажиров являлось его главной добродетелью как ТАМ, так и здесь. Рядом с рекой совершенно бесшумно работала та самая электростанция, только к ней можно было подключить настоящее электричество — обыкновенную батарейку, и тогда загоралась красная лампочка, окрашивая Мироздание в соответствующий цвет — совсем как при Огненных Играх!

Осталось, пожалуй, упомянуть про Алана. По причине отсутствия ног Максиму пришлось подвесить его на ниточках, и при малейшем перемещении фанеры он вздрагивал, создавая иллюзию собственного движения.

Но нет… Движение здесь абсолютно отсутствовало, и увы, в этих ярких фигурках, искусных и пусть даже совершенных, не было самого главного — жизни. Все они стояли холодные, мертвые, полностью неподвижные…

Реальные образы Мнимого мира.

Иногда ему казалось, что каждый из них отражает собой некоторые свойства его собственной души. Милеус — романтичность, Придумаем — целеустремленность, Философ, разумеется, — мудрость, Лодочник — доброту, Алан — вдохновение, а принцесса — причину этого вдохновения, то есть само чувство прекрасного.

Максим частенько беседовал с ними, задавая вопросы и сам же на них отвечая. Их образы будоражили в памяти путешествия по ночным грезам, заставляя на какое-то время забыть обо всем вокруг.

– Принцесса… принцесса… — шептал он себе под нос. — Ты и здесь не даешь мне покоя.

Он поднялся, подошел к проигрывателю Снов, вытащил оттуда quantum-DVD, положил его себе за пазуху и вышел на улицу. Как-то жалко было расставаться с этой черной пластинкой. Всюду бегала детвора, и воздух вокруг был пересыщен ее пронзительными визгами. По ручьям плавали бумажные корабли с насекомыми на борту. Большие черные жуки да хорошо откормленные домашние тараканы бегали по палубам и изумленно шевелили своими усами. В их глазах ручьи выглядели настоящими реками, а сами корабли — огромными белыми фрегатами. Не обращая на все это внимание, прохожие спешили по магазинам или на работу. Да… все здесь было ПО-НАСТОЯЩЕМУ.

Но почему же тогда мир вокруг кажется каким-то искусственным, серым, даже призрачным? Максим всерьез задумался — в каком же мире он живет: в этом, существующем на самом деле, зримом, осязаемом, но почему-то совершенно чуждом, или в ТОМ? Да и вообще, какой из этих двух миров для него более реален?..

Немного диковатая мысль: а не все ли равно? К чему эта игра в слова «мнимость», «действительность»? Простые звуки, кем-то придуманные термины, поменяй их местами — и что от этого изменится? Пусть кто-нибудь попробует доказать, что и данная реальность: исполинская глыба земли, нависшее над головой разрисованное полотно небес, этот яркий, слепящий глаза шарик, слоняющийся от одного горизонта до другого, — что все это не есть такой же мираж, которому суждено рассеяться с наступлением смерти…

«Пусть кто-нибудь попробует доказать!», — почему-то с обидой подумал Максим и тут же, вздохнув, добавил: «Нет, мой настоящий мир там… где мои мечты, моя жизнь, моя…». Образ принцессы вспыхнул так ярко в сознании, что Максим чуть было не сделал шаг ей навстречу. Потом еще раз вздохнул и вслух произнес:

– Пойду-ка я учить выдуманные уроки, а затем отправлюсь в призрачную школу.

Твердо и решительно, даже с легким негодованием он поставил перед видимым миром огромный жирный знак «минус». Легкий росчерк пера, как на уроке по математике обращающий целую функцию в ее противоположность.

Впрочем, он решил еще немного послоняться по закоулкам дворов, надеясь отыскать хоть что-нибудь рассевающее тоску. Всюду качели, пирамиды, игральные домики — памятники его детства. Он обернулся и… замер.

Около соседнего дома прямо из асфальта, устремляясь к небу, торчала… ось Z!!

Это в реальном-то мире?!

Максим зажмурил глаза и снова их открыл… Тьфу! Это всего лишь длинный окрашенный столб. Просто воспаленное воображение видело то, что подсознательно хотело видеть.

Из-за угла с подпрыгивающим мячом в руках выбежал Петька Громов, направляясь прямо к нему.

– Максим, пойдем в футбол.

Тот покачал головой.

– Чего такой кислый? Пойдем, нам одного надо.

– Сказал же — не хочу.

– Дело твое. А ты физику сделал?

– Кроме одной задачи, про закон термодинамики. Там все так наворочено, никак сообразить не могу. Надо бы спросить у господина Фило…

– У какого господина?

– То есть… я хотел сказать, что надо спросить у Бюллера из «б» класса. Лучше него никто в физике не шарит.

Петька какое-то время повертел перед собою мяч, рассчитывая на его соблазнительный вид, потом молчаливо удалился. Не прошло и минуты, как сзади подкрался тонкий заигрывающий голос:

– Ах какая встреча! Мсье Воронин-с гуляют-с в непреступном одиночестве! Куда вы направляетесь, позвольте спросить?

Максим обернулся. Это была Анька Смолина, кокетка всех времен и народов, как выразился кто-то в классе. Она прищурила один глаз и многозначительно улыбалась. Он уже принялся думать, как бы от нее повежливей отделаться, но так хотелось ей слегка при этом досадить! Она просто достала!

– Ты наверное хочешь, чтобы я помог донести тебе сумку до твоего подъезда?

Анька заулыбалась еще пуще.

– Какая проницательность! Какой порыв души! Вы, Воронин-с, настоящий джентльмен.

«Джентльмен» скривил виноватую физиономию.

– Сожалею, но я забыл туда дорогу.

– Не беспокойтесь, Воронин, я вам покажу!

– Увы, я так основательно ее забыл, что даже вдвоем мы наверняка заблудимся.

Она разочарована вздохнула, потянула паузу, кокетливо повела бровями — нет, у нее просто в крови морочить мальчишкам (а в будущем — мужчинам) головы. И ведь не отвяжется!

– Ну что ж, тогда мы можем просто погулять по неизвестной местности: вдруг да наткнемся на кого-нибудь знакомого?

Они какие-то минуты шли рядом. Молча. Анька, как всегда, первой проявила инициативу:

– Послушай, Воронин, я тут долго думала — целых две минуты. Извини, дольше думать я просто не умею. Короче, давай сегодня поженимся. Пойдем в загс прямо сейчас, отдадим заявления. До начала занятий во вторую смену еще должны успеть.

– Смолина, я бы с радостью… Но вы же на вчерашний день состояли в законном браке с Мишкой Масловым. Это нарушение канонов святой католической церкви.

– О, не напоминай мне о нем! С Мишкой мы развелись, еще сидя на задней парте на уроке химии. Могу даже паспорт свой показать. На сегодня я свободна от всякого замужества.

Совершенно по непонятной причине Максим вдруг остановился, как-то диковато посмотрел на свою попутчицу и задал вопрос, глупее которого сложно было вообразить:

– Послушай, Аннушка, моя гипотетическая будущая виртуальная любовь, Ты случайно не знаешь, как с помощью Холодильника, Швабры и Кусочка Туалетной Бумаги поймать Крупного Зверя?

Анька резко затормозила, будто наткнувшись на стену, обернулась, секунды две похлопала накрашенными ресницами, потом поднесла палец к виску и покрутила там.