– Меня сразила наповал
Не молния, не гром, не тьма.
Я пораженный ныне пал
Великой остротой ума!
Максим, находясь под впечатлением подобного рода, как-то не заметил, что бродит в лесу уже совсем один. Все разошлись, и он обнаружил себя бесцельно слоняющимся между деревьев. Куда-то шел и шел… Уже спутались все направления и стороны света. Вокруг — лишь бескрайнее полчище мохнатых зеленью великанов, вросших корнями в землю и обреченных на вечную неподвижность. Снова что-то зашевелилось в памяти… угрюмость омертвелого замка, принцесса, ее голос, ее глаза… Свобода, казалось, была так близка для нее, словно дуновение фривольного ветра, кружащего прямо над головой. Всего лишь нужно протянуть руку и ухватиться за него. Одно единственное движение… Одно недовершенное предложение… Одно удачно подобранное слово…
И он принялся бубнить себе под нос злополучное четверостишие:
– «Я до минус трех считал,
В том была необходимость,
И, взглянув вокруг, понял,
Что наш мир…»
Максим прислонился к дереву и взялся стучать кулаком по омертвелой коре.
– Я должен… должен… ДОЛЖЕН ее разгадать!
Приближался вечер и все, что с ним связано. Чтобы окончательно не заблудиться, он пошел в направлении оси Z, спасительно торчащей из гущи веток где-то вдалеке, и видимой из любой точки Мироздания. Впрочем, что за опасения — даже если он и заблудится, для такого природного явления как конец света имеет ли это какое-нибудь значение? По пути он подкрепился дарами фруктовых деревьев, даже умудрился поймать парочку Пляшущих Фруктов, потом, почувствовав легкое утомление от сумбура пережитых событий, решил лечь в тени и немного вздремнуть.
Спать, спать и еще раз спать…
Рассудок затянуло приятным туманом. Сладостный, почти волшебный сон погасил свет неба, стер все образы и краски, прекратил всякую деятельность ума и чувств…
Очнулся Максим, когда уже совсем стемнело. Сумрачный вечер, казалось, являлся продолжением сна. Он слегка озяб и принялся растирать свое тело, удаляя неприятный холод, потом взглянул на небо — его уже всюду прорезали светлые извилистые линии, символы надвигающейся ночи.
Ночи, которой здесь по-настоящему никогда не бывает.
Странно, уже довольно темно, но вокруг — непривычное для данного времени суток спокойствие и тишина.
– А что, конец света на сегодня отменяется? — громко спросил он в пустое небо. — Э, не-е! Так не пойдет! Хочу еще раз посмотреть на конец света! Вот хочу и все! Подать его сюда!
И права оказалась старая пословица: помяни черта, он и явится. Почти тут же послышался шум приближающегося урагана. Максим облегченно вздохнул: ну вот, все как надо, все в порядке, все закономерно. Ведь день, прошедший без вселенского апокалипсиса, это как-то… нелогично что ли? Он снова поглядел на небо и уже в который раз попытался понять природу этих странных изогнутых линий, но ничего вразумительного так и не приходило в голову. И все же его никогда не покидало тайное ощущение, что где-то он видел нечто подобное. Загадочные очертания линий как будто на что-то намекали…
Он снова до предела напряг свою память — примерно с таким же усердием, как напрягают одряхлевшие мышцы, желая справиться с тяжелым предметом. Пытался ухватить в ней призрачный и, возможно, никогда там не существующий ответ. Но вместо памяти зияла большая черная дыра, сплошь затянутая паутиной забвения. Ответ скорее всего там присутствовал, но сидел в такой глубине этой дыры, что извлечь его оттуда являлось проблемой, и довольно серьезной. Как неудачливый рыбак вылавливает из озера вместо ожидаемой рыбы то тину, то старые заброшенные предметы, так и Максим извлекал из глубоких мутных вод своей памяти какие-то бессмысленные абстракции, ничего конкретно не напоминающие.
Он еще и еще подолгу всматривался в причудливые изгибы светлых полос, тянувшихся по всему небосводу от одного горизонта до другого. Внутри что-то болезненно заныло. Где-то он непременно это видел! Наконец подвернулась первая убедительная ассоциация. Линии чем-то напоминали изгибы грецкого ореха, если с него снять скорлупу и посмотреть на сердцевину.
Грецкий орех…
Вдруг сердце учащенно забилось. Ошеломляющая догадка откуда-то извне ворвалась в сознание, совершив там целый переполох. Нет, она поднялась не из того мутного озера памяти, а действительно проникла снаружи, словно занесенная в голову порывами ветра. Максим еще раз глянул на небо и даже закрыл рот ладонью, чтобы не высказать вслух свою безумную версию.
Кажется, он многое начинал понимать…
Неужели…
Ветер снял маску приличия и обернулся разъяренным ураганом, путая мысли и сбивая с толку логику. В течение какого-то времени Максим еще пытался выдавить из себя некие соображения, но Мироздание уже близилось к своей агонии. Все ломалось, крушилось, уносилось в пропасть небытия… С деревьев был сорван весь зеленый наряд, и теперь обнаженные, беззащитные, глубоко несчастные они отчаянно скрипели, шатаясь во все стороны, не в силах противостоять бешенству рассвирепелого смерча, что пришел со стороны горизонта.
Уж совсем по непонятной причине Максим вдруг стал громко смеяться. Этот странный смех из-за гула ветра не был слышен и в двух шагах, но был отчетливо виден в мимике его лица. Смех, который разумно было бы счесть приступом шизофрении, если б не последующие загадочные слова:
– Как все просто! Как все глупо! Как все плачевно!
Умирающее в пароксизмах Мироздание даже не подозревало, что самая сокровенная тайна его бытия была наконец открыта. И сжимающаяся в математическую точку вселенная вряд ли когда-то была большим, чем эта простая точка.
Глава минус первая
Пустота… О ней уже столько сказано, написано и даже воспето. Впрочем, о чем тут можно говорить и тем более воспевать, когда все предельно просто — НИЧЕГО НЕТ. Но увы, в самой пустоте некому осознать даже эту простоту. Там некому подняться, оглянуться и торжественно заявить: «Как все просто, понятно и логично, когда ничего не существует! И не над чем ломать себе голову!». Наверняка, тем и таинственно это мрачное небытие, что там никто никогда не бывал, никто никогда его не видел, никто не осязал то, чего нет.
Тьма… Сестра и союзница пустоты. Где появляется одна, там непременно присутствует и другая, как две априори одного и того же явления, две черных бездны, у которых один общий враг…
Свет… Это уже нечто диаметрально противоположное. Субстанция, символизирующая собой энергию, движение, жизнь. Свет вполне зрим и осязаем, он родственен нам и гораздо более понятен, хотя по своей структуре куда сложней примитивной пустоты. Свет делает видимыми все существующие предметы, придавая каждому свой образ, форму, цвет, какие захочет. Он является той животворящей силой, под действием которой и мертвая темнота способна воскреснуть.
Мир… Что же это такое? Не есть ли мир — лишь сложнейшая игра света и тьмы, чередующихся в своих тональностях, которые придают ему такое разнообразие красок? Хорошо известно, что любая информация может быть записана в двоичной системе с помощью нолей и единиц. Так и мир, кажущийся безграничным орнаментом световых спектров, форм материи, мириад элементарных частиц и их энергетических уровней, сильных, слабых, электромагнитных и гравитационных полей, — не есть ли он в своей субфундаментальной основе, еще никем не понятой квинтэссенции лишь многогранное чередование черного и белого? Борьбой света и тьмы, фантазии хаоса с законностью порядка, зримых реалий с призрачным небытием, силой их таинственной корреляции, возможно, и порождено все вокруг…
Пусть на этот вопрос не будет ответа никогда, дабы мир не исчерпал себя в собственной познаваемости и не превратился бы в единую бесконечно длинную математическую формулу: скучную, безжизненную и уже никому не нужную.
