По стенам замка поползли трещины, подобно морщинам, предвещающим старость и скорую смерть. Таинственная сила, выпущенная на волю тремя удачными отгадками, будто веками дожидаясь этой минуты, с нескрываемым злорадством долбила толстые стены со всех сторон света.
Принцесса!! Что она сейчас чувствует?!
Максим, лежа на земле, не отрывал взгляд от грандиозного зрелища, о котором только и мечтал все последние дни, и сейчас не мог понять — чего в нем больше: страха, бессмысленности или воплотившихся надежд?
Наконец со стен стали откалываться громадные каменные глыбы. Они с глухими ударами отчаяния грохались на землю, разбиваясь на тысячи осколков, каждый из этих осколков — еще на тысячи, потом — еще, и так шла цепная реакция, пока камень не превращался в обыкновенную пыль. Впервые тучи спускались не с неба, а медленно поднимались с земли — тучи пыли и пепла, останки нерушимого могущества. Они клубились, медленно росли, стремясь подняться до облаков и полагая, что там их законное место. Прошло минут пять, и черный занавес полностью окутал замок, сокрыв от взора его предсмертные судороги.
Нет… Не дотянули они до настоящих облаков. Рожденные лишь ползать и обреченные на скорую смерть эти тучи черноты и душного цемента, зола пережженной надменности, простая пыль для дорог — они стали медленно оседать на землю, из праха взятые и в прах обращаемые.
В этот момент Максиму было уже наплевать на замок и на то, что от него останется. Он был вне себя от отчаяния: принцесса наверняка погибла! Он уже совершенно не слышал Милеуса, который громко крикнул:
– Это правда! Все здесь выдумка! Просто выдумка!
Он был также равнодушен и глух к словам Алана, а тот произнес нечто странное, но вполне уместное для данной ситуации:
– Напрасно ты, солнце, встаешь поутру
Собою развеивать мрак и тоску.
Лишь скроешься ты на другой стороне,
Как сумрак опять воцарит на земле.
Наконец все стихло… Недра земли успокоились. Небеса больше не дрожали и заняли прежнее положение. Даже стало слышно шуршание листвы. Пыль все более оседала, и из нее в воздух взвилась стая черных воронов — все произошло именно так, как гласила легенда. Вороны какое-то время покружили над головой, издавая воркующие звуки недоумения и, не в силах сделать большего, вскоре скрылись.
По кронам деревьев играючи пробежали лучи заходящего солнца. Вдали пару раз гаркнула какая-то одинокая птица. Максим боялся открыть глаза…
Местность как-то внезапно стала совершенно пустой. Принцесса была в своем великолепном наряде — цела и невредима. Сказка со счастливым концом… Даже не единого темного пятнышка невозможно было заметить на ее светло-лиловом платье. Под ногами у нее расстилалась россыпь мелких камней да комков засохшей глины — все, что осталось. Впрочем, все, что и было… Сейчас возникло непривычное ощущение, что самого замка никогда и не существовало: стоял то ли его макет, то ли призрак — словом, нечто эфемерное, непрочное, как и весь этот мир, улетучившееся при помощи обыкновенных чар.
Максим поднялся на ноги и помог Витинии спуститься с развалин. Его внутренние чувства в этот момент были до того сложны и запутаны, что их вряд ли получится описать даже длинным набором выразительных слов. Но при всей душевной нестабильности он все же испытал нечто подобное радости — так долго ожидаемой, так тщательно лелеемой в сакральных помыслах. Живительный взор принцессы, частенько устремленный ему прямо в глаза, не потерял своей чудодейственной силы. Краски сразу становились ярче, звуки — выразительнее, все проблемы — какими-то вздорными.
– Я не могу поверить, что это произошло! Вы так много для меня сделали! — голос… опять этот голос, слушая который, даже дико было вообразить, что его НЕТ. Она печально вздохнула: — Только куда мне теперь идти? У меня не осталось ни родных, ни близких…
Милеус сел под какое-то дерево и твердил себе под нос только одно слово:
– Выдумка… выдумка…
Придумаем смотрел в даль горизонта или еще дальше, но похоже, не видел перед собой абсолютно ничего. Лодочник с явно угасающей надеждой взглянул на господина Философа, но тот был мрачен и угрюм. Крайне нехотя он выдавил из себя признание, ставшее для всех очевидным:
– Возможно… Максим… ты… прав… — каждое слово рождалось в муках. Его взгляд был рассеянным, речь неуверенной: — Весь мир лишь плод чьей-то фантазии, не более того. И цена ему — россыпь золотых монет, нарисованных на старом холсте.
Философ посмотрел в сторону бывшего замка, обнаруживая там лишь угнетающую пустоту, возможно, даже более мрачную, чем сам замок. И произнес в завершение всего одно слово:
– Погиб…
Витиния встревожено посмотрела на Максима:
– У вас что-то не так? Вы как будто не рады моему освобождению?
Ответил не он, а его губы:
– Ни в коем случае, принцесса! Мы за вас счастливы, просто… просто небо преподносит нам сложные загадки, еще сложнее тех, что были написаны на стене волшебником Тиотаном. Не обращайте внимание. У моих друзей сегодня слегка угрюмое настроение.
Он снова глянул наверх. Линии были столь очевидны и даже навязчивы для взора, что не замечать их, закрыть глаза и не думать о них, не делать никаких выводов, тревожащих сознание, было просто невозможно. Тайна стала открытой, источая из себя какой-то горький яд действительности.
– Но я не хочу быть вымышленным существом! — громко заявил Милеус. — Я тоже хочу жить в реальном мире с нормальными законами, пусть там даже круглое солнце — что мне до этого?
Лодочник добавил, подливая масло в огонь:
– Меня, по правде, тоже не устраивает, что я лишь чья-то мысль. Хотят, меня придумывают, хотят — просто уничтожают… Этот НЕКТО, чьи линии мы видим, может сделать с нами все, что заблагорассудится. Кто это? Бог? Вселенских размеров человек? Или еще кто?
Придумаем горько и тяжело вздохнул:
– Какой теперь смысл строить башню? Я-то считал это своей личной идеей, я-то мечтал…
Принцесса стояла молча, не желая задавать назойливых вопросов, но по разговору вскоре догадалась, что их всех так удручает. Самый большой удар, несомненно, переживал Философ:
– Столько трудов! Столько научных трактатов… А сколько математических исчислений! Неужели все напрасно? — его голос, смесь горечи и безнадежности, усугубил и без того унылую атмосферу.
Вдали еще раз гаркнула та одинокая птица, а может, то была уже другая. В этом звуке чувствовался явный сарказм, издевательская усмешка. Впрочем, НЕТ никакой птицы, ничего здесь НЕТ…
– Я наотрез отказываюсь жить в вымышленном мире! — Милеус даже изменился в голосе, заявляя об этом.
– Таково и мое мнение! — громко сказал Лодочник.
– Это несправедливо!
– Мы не желаем быть чьими-то выдумками!
Кто-то добавил: «глупыми выдумками».
Максим чувствовал, что назревает какой-то бунт. Он уже стал сомневаться: стоило ли вообще все это говорить. Ведь жили же не тужили. Оставалось бы все как есть, где каждый был счастлив в собственных заблуждениях. Вот она, горечь истины! У нее, оказывается, тоже своя цена… Ведь на то и существует заблуждение, чтобы создавать иллюзию счастья по причине отсутствия настоящего.
Алан… Ну, конечно же, он не остался безучастным и, как бы подытоживая общее настроение, нашел для него соответствующую мелодию слов:
– Как страшно и жутко бывает тогда,
Когда среди праздной мирской суеты
Вдруг стоит понять, что идешь в Никуда
Под лозунгом светлой, красивой мечты.
– У меня есть идея! — Придумаем опять что-то там придумал, возможно, под влиянием лирики. — Надо покинуть этот мир!
Мысль, конечно, гениальная. Но как и все гениальное, оказалась слишком простой, то есть откровенно глупой.
