— Всё пошло не по плану, — довольно промурлыкала девушка. — В Ловушку отправился дружок нашей героини. Он там уже около часа, может, полтора.

Кьялар подошёл к ней, сел на диван и осмотрел шкатулку. Подумав секунду, он водрузил на нос овальные очки в золотой оправе. Сквозь тонкое стекло он увидел, как серебряные нити оплетают артефакт, поблескивая голубоватым импульсом. Молочно-белые вихри плясали внутри шкатулки. Сотни сотен душ. И вот одна из них связанная этими нитями.

Пока Кьялар осматривал шкатулку, Кларисса украдкой смотрела на Кьялара. Чёрные волосы были растрёпаны, лежали в очаровательном беспорядке. Изумительные, прищуренные в сосредоточении зелёные глаза поблёскивали сквозь очки. Из-под серого распахнувшегося халата виднелся крепкий бледный торс, способный посрамить любую античную статую. Тонкие черты лица освещались тусклым красноватым огоньком сигареты каждый раз, когда он затягивался, и исчезали, когда он выдыхал облачка сизого дыма.

Неосознанно Кларисса подалась вперёд. От него пахло миндалём. Горьким миндалём. Запах цианида, запах сладкой смерти. Странно, несмотря на его привычку курить, от него никогда не пахло сигаретами. Только миндалём. И потом. Горьковато-солёным, тёплым, таким манящим. Кларисса ощутила дрожь в коленях и смесь жгучего презрения и желания одновременно.

— Как я понимаю, ты тоже время зря не терял? — облизнув губы, насмешливо спросила она. — Если верить тому, что я только что слышала, графиня удовлетворена?

— Тебе ещё рано говорить о таких вещах, — усмехнулся Кьялар, не отрываясь от пристального изучения Ловушки Исиды. — Мала ещё.

— Мала?! — возмущённо зашипела девушка. — Да я на две тысячи лет тебя старше! Я — сущность Талисмана! Я сводила с ума великих магов, повергая их в кровавую пучину безумия и похоти! Я — могущественнейшее существо!

— Была. Я верил в то, что ты древнее могущественнейшее существо, пока ты не позволила пятнадцатилетке себя обыграть. Теперь ты сама вечная пятнадцатилетняя девчонка. Смирись. А насчёт графини, — он кинул на неё насмешливо-ядовитый взгляд. — Ты прекрасно знаешь, что просто так я ничего не делаю. Но да, графиня крайне удовлетворена.

Кларисса чуть вздрогнула. Он видел её насквозь, она знала это. Самой смешно. Древняя воплотившаяся сущность, запертая в теле пятнадцатилетней девочки, воспылала страстью к потенциальному Богу.

— Интересно, у Богов есть вредные привычки? — зачем-то спросила она. — Скажем, курение? Разве Богу положено курить?

— Я ещё не Бог.

— Но станешь им. Откажешься ли от привычки?

— Всё будет по-другому, когда я стану Богом.

Кларисса хмыкнула, бросив взгляд на пепельницу, в которой уже покоились два окурка.

— Замечательно, — наконец, резюмировал Ищейка. — Всё идёт аккурат так, как мы рассчитывали, даже чуть лучше. Лорду пока не стоит ни о чём говорить, пусть думает, что всё идёт по плану. Я прибуду часа через два.

— Успеешь? Тебе ещё мадам выпроваживать и авроров собирать, — прищурила карие холодные глаза Кларисса.

— Авроры с утра в полной боевой готовности ждут меня. А насчёт мадам не беспокойся, — он коснулся подбородка девушки. — Я вполне успеваю провести ещё часок в её очаровательном обществе.

Кларисса изогнула бровь, демонстрируя своё равнодушие, несмотря на вспыхнувшее возбуждение. Подумаешь! Её объял запах горького миндаля, такой головокружительный, такой манящий.

— Скажи мне, ты получил от графини то, чего хотел?

— И не единожды, — рассмеялся Кьялар. — Но если ты говоришь о Ключе, то да. Он у меня.

— Джейсон! С кем ты разговариваешь? — Послышался голос из-за дверей спальни. — Иди сюда!

— Одну секунду, — ответил Кьялар, не отрывая глаз от Клариссы. Та усмехнулась.

— Джейсон? Очаровательное имя. Думаешь, если примешь его, Смерть тебя не найдёт?

— Найдёт, — тихо сказал он, растягивая губы в элегантной улыбке. — Я слишком долго её дразнил. Но теперь у меня есть ты. И ты мне поможешь оставить нашу Госпожу с носом.

Он поднялся и подошёл к двери. Уже держась за бронзовую ручку, он чуть обернулся:

— Держи меня в курсе событий. Но если ты вновь явишься без приглашения, я выброшу тебя в окно, Кларисса. Учти это, особенно, если я не в духе.

— Да, господин, — выдохнула девушка, когда дверь закрылась.

*сутки спустя*

На чердаке, мигая, тускло светила старая лампочка. Графиня подняла голову, которая, казалось, весила тонну. Где она? Как здесь оказалась? Последнее, что она помнила, то, что она утром выходила из дома на Лоуэлл марш, а потом — тьма. В голове стоял какой-то шум, притупляющий мысли. За окном выла метель, размытый свет уличного фонаря просвечивал сквозь грязные занавески в цветочек. С потолка свисали провода оголённой проводки, где-то в углу расползалось пятно чёрной плесени. По щербатым доскам пола вдоль стены семенила тощая мышь.

Графиня ощутила боль в шее и затылке. Попытавшись схватиться за голову, она осознала, наконец, что сидит в более чем неудобной позе, привязанная к стулу. Паника объяла её. Она бы закричала, но кляп, скрученный из старой ветоши и грубо втиснутый ей в рот, не давал издать ни звука.

— Признаюсь, сперва я хотела отравить тебя цианидом, — Раздался голос позади неё. Вздрогнув, графиня покрутила головой, пытаясь найти источник звука. — Знаешь, иронично было бы, если бы ты умерла от чего-то пахнущего горьким миндалём. Но это скучно.

Послышались шаги. На плечо графини опустилась крохотная ладошка, заставив её вздрогнуть. В поле зрения пленённой женщины возникла юная девушка. Красивая, с благородными, чуть надменными чертами лица, с искажёнными в ухмылке губами, с красивыми золотистыми кудрями и злыми, холодными глазами. Графиня сжалась в ужасе. Эти глаза… Они не могут принадлежать столь юной особе. Нет, дело не в том, что они злы. Они очень-очень старые, если не сказать, что древние. Жуткие, холодные карие глаза, в которые проваливаешься, словно в бездну. Сквозь расширенные зрачки на графиню взирала сама Смерть.

— Потом я хотела тебя утопить, — продолжала девушка. Она говорила, смакуя каждое своё слово. — Три тяжёлых камня утащили бы тебя на дно речки, на корм рыбам. И об этом никто бы не узнал никогда, ведь я была бы крайне осторожна. Но потом я подумала: что если летом не будет дождей? Река обмелеет, до самого илистого дна, открыв твой разбухший посиневший труп. Возможно, если бы я поспешила, я успела бы похоронить твои останки в неглубокой могиле. Но что если дожди всё же будут? Они смоют всю грязь, размоют землю, и твои кости вновь окажутся на виду. Ну, ты знаешь, как это происходит…

Графиня в ужасе втягивала носом воздух. Она не сводила полных слёз глаз с девушки, которая вертела в руках опасную бритву, поблескивающую в свете фонаря.

— Потом я подумала… Что если я порублю тебя на маленькие-маленькие кусочки? — тихо говорила девушка. — И каждый кусочек разошлю в отдельном ящике в разные города? О… Твоей безутешной семье придётся нанять лучшего, нет, блестящего детектива, чтобы он потратил свою жизнь, собирая тебя по частям, по кусочкам, разбросанным по всей планете от Москвы до Токио, от Петербурга до Гвадалахары, от Парижа до Сиднея.

Графиня видела, как безумие багряными языками пламени плещется в глазах девушки. Испуганно пискнув, она вжалась в стул. Её спасут… Ей помогут… Её найдут! .. И не столько пугало безумие в глазах говорящей, сколько то возбуждение, с которым она произносила страшные слова, от которого чуть подрагивали её руки и сбивалось дыхание.

Она попыталась кричать, но из-за кляпа в её горле пересохло, так что получился лишь сдавленный писк. Вновь сверкнула опасная бритва, которую девушка демонстративно протирала занавеской. На стоящем рядом столике слабо поблескивал топорик для разделки мяса, молоток, щипцы и нож. Пожалуй, впервые в жизни графиня испытывала такой ужас. Дикий, неподдельный, почти животный ужас, объявший её до кончиков пальцев. Из глаз ручьём струились слёзы, она не хотела умирать. Особенно на этой помойке.