Обругав их последними словами, мы бросились к гобелену с гоблинами и крестьянкой. Единогласно было принято два решения. Во-первых, они победили, во-вторых, новое правило: не прятаться в тех местах, которых нет на Карте, ибо так можно до скончания веков искать.

Мы отыграли ещё два хода, когда часы пробили три раза. Была очередь Эда и Арти искать нас, когда я решила спрятаться в теплицах. Каково же было моё изумление, когда я поняла, что там кто-то уже есть…

***

В половину третьего ночи Джастин тихонько выбрался из гостиной Хаффлпаффа. Кутаясь в мантию, он осторожно прокрался к теплицам. Замок спал, ни одной живой души не было видно в коридорах, ни одно окно не беспокоило случайным жёлтым светом сгустившийся сумрак ночи. В такое время даже завхоз уже спит. Джастин знал это наверняка, ведь уже не в первый год он вот так прокрадывается к теплицам по ночам. Не встретив по пути препятствий даже в виде полтергейста, Джастин проскользнул в обитель хогвартских растений. Внутри было тепло и сыро, витал запах прелой земли и тонкого запаха цветов.

Джастин прошёл вдоль кадок с небольшими деревцами, внимательно глядя под ноги. С первого курса он пробирался сюда, влекомый любопытством. Победно усмехнувшись, он подобрал с земли сброшенную ветку. Он пытался экспериментировать и с другими растениями, но именно с этими выходило лучше всего. Такие деревца сбрасывают не листья, но целые прутики с листьями, чтобы они могли вновь вырасти через какое-то время (Джастин никогда мне не рассказывал, что это за деревья, а я не удосужилась запомнить с уроков профессора Спраут).

Из кармана мантии парень извлёк волшебную палочку и с замирающим сердцем взмахнул ею, пробормотав привычное заклинание. Порой требовалась не одна попытка, чтобы создать идеальный цветок, но в этот раз ему повезло. Тонкие прутики укорачивались, словно втягивались внутрь постепенно зеленеющего стебелька, узкие листья расширялись, собирались на верхушке стебля, стремительно краснея. На стебельке возникли редкие широкие шипы. Через минуту парень держал в руке прекрасную красную розу. Последнюю.

Внезапно он услышал шаги. Лёгкие, быстрые, торопливые, слишком юные для Филча, слишком осторожные для кого-то из профессоров. Джастин не успел придумать куда спрятаться, когда дверь приоткрылась и в неё прошмыгнула Марисса. Губы растянуты в озорной улыбке, глаза блестят азартом. Но он быстро уступил недоумению, когда девушка поняла, кто перед ней стоит.

— Джас? Ты что тут делаешь? — прошипела она, продолжая улыбаться. — Тоже решил поиграть в прятки?

— П…прятки? — растерялся парень. — В три часа ночи?

— Ну. Да. Мы так уже всю ночь бегаем, теперь моя очередь прятаться, — весело объяснила Марисса.

Взгляд её упал на цветок, который парень продолжал сжимать в руках. Улыбка мигом сошла с её губ, лицо удивлённо вытянулось, щёки налились краской. В глазах плескалась смесь недоумения и озарения.

— Так это ты, — произнесла она. Сердце Джастина испуганно затрепетало. — Ты мне отправлял цветы.

Не было смысла скрывать, тем более, что это должна была быть последняя роза. Джастин кивнул. Слова застряли в горле, он хотел бы объяснить ей всё, но из-за волнения забыл, как и что нужно говорить. О, он много раз представлял эту встречу. Именно так, посреди ночи, когда он сжимает в руке красную розу, когда она случайно застаёт его. Он сотни раз проигрывал в голове все варианты их дальнейших диалогов, из которых половина оканчивалась его провалом. Но сейчас все заготовленные, сотни раз обдуманные слова просто вылетели из головы. Он и представить себе не мог, что может так онеметь под пронзительным взглядом этих синих глаз. И вот он стоял перед ней, опустив голову, и ожидал приговора.

— Талантливо, — тихо сказала девушка, рассматривая цветок. — И это с первого курса… с первого… с ума сойти. Как тебе удалось?

— Прочёл в книге, — выдавил он, потупив взор. — Так ты знала?

— Знала, конечно. Я же не идиотка. Да, я старалась не замечать, я старалась убедить себя, что ничего не происходит. Но я всё видела.

— Это… это должна была быть последняя роза, честно. Больше я не присылал бы тебе ничего, честно.

Последняя. Да. Последняя. Он больше не надеялся. Он больше не мог. Он знал, что у него нет ни шанса. Мог надеяться, когда она встречалась с Люпином, да. Но не теперь. Теперь всё иначе.

— Что с тобой, Джас? — тихо спросила девушка, подходя к нему. — Ты… изменился. Я тебя не узнаю, я тебя почти не вижу. Что произошло? ..

— Ты теперь с Эдом, и…

— И что? Тебе наплевать было, что скажет Ремус, когда я была с ним. Да и шут с цветами, ты был тогда… собой. Ты был рядом. Почему сейчас ты меня избегаешь?

— Потому что я сдался, вот почему! — рявкнул парень. На глазах вскипали непрошенные слёзы. Марисса отшатнулась от него, испуганно заморгав. — Я вижу, как ты на него смотришь. Я вижу, как ты улыбаешься. Это совершенно другой взгляд, другая улыбка! Я знаю тебя, я вижу тебя, я понимаю, что… что ты не оставила мне ни единого шанса.

— Глупости какие… — пробормотала девушка, но Джастин её уже не слышал.

— Я был влюблён в тебя слишком долго, чтобы не замечать твоих взглядов. Я рос рядом с тобой, а ты меня даже не видела. Ангельская девочка с чёрными, как смоль, волосами и васильковыми глазами… какой мальчишка устоит? И я ждал! Я ждал, я знал, что не могу навязать тебе свою любовь, это было бы неправильно. Но я продолжал стоять в стороне, как идиот!

— Джас… Почему нужно портить всё чувствами? Джастин, пойми, ты дорог мне. Я дорожу нашей дружбой, нашей светлой крепкой дружбой. Ты столько раз меня спасал… Я не могу сказать сердцу: «Эй, люби этого парня, он заслужил!». Я не хочу терять такого друга, как ты, Джас!

— Объясни мне только одну вещь! Только одну! Почему он? Почему Эд? Ты ненавидела его с первого дня, так почему теперь ты с ним? Неужели возможно ненавидеть настолько, что можно полюбить?

— Джастин!

— Я делал всё, чтобы не быть таким, как Эд, я хотел быть достойным тебя! Я хотел тебя защищать! Но…

— Джас, заткнись! — не выдержала Марисса. Парень осёкся. Он понял, что он только что сказал. Он понял, как он это сказал. Со стыда хотелось провалиться под землю. Джастин посмотрел на Мариссу. Она стояла, зажмурившись. Сжатые в кулаки руки сводило судорогой.

— Какие же вы идиоты… — прошипела она. – Ты, Эд, Ремус… всё заводите одну и ту же пластинку. «Должен быть достойным тебя»! Я не идол для поклонения! Я не ангел господня! Я человек! И это мне нужно стремиться быть такой, как вы! Мальчишки! Вы не понимаете… Я восхищаюсь вашей преданностью, мне далеко до вашей храбрости и самоотверженности! Я вечная дама в беде! Мне вечно не хватает отваги, чтобы сделать решающий шаг! Но мне не нужен рыцарь в сияющих латах! Мне не нужен защитник, за чьей спиной можно спрятаться! Мне нужен друг! Друг, который поддержит, встряхнёт за плечи и встанет в схватке рядом со мной! Тот, кто не даст мне повернуть назад! Тот, кто не смягчит пилюлю истины! Хочешь знать, почему я полюбила Эда? Да потому что он стал тем, кто стоял со мной плечом к плечу в страшной опасности! Тот, кто смог без обиняков назвать вещи своими именами, как бы горько мне ни было! Тот, кто смог зарядить пощёчину, вместо того, чтобы отбиваться самому! Он знает, что я не беспомощна! Он видит, что я и сама могу помочь! И он поверил в меня тогда, когда я не верила сама! Вот что он сделал! Вот за что я полюбила его и буду любить ещё хрен знает сколько!

Тяжело дыша, она опустилась на кадку с каким-то растением, которое тут же потянуло к ней щупальце. Девушка хлопнула рукой по отростку, который, обиженно пискнув, мигом исчез во тьме. У Мариссы дрожали руки. Стараясь унять дрожь, она закрыла лицо руками.

— За минувшие годы со мной столько всего произошло… Идёт война, гибнут хорошие невинные люди. Через год я выйду замуж за дьявола, чтобы тот мог обрести власть с двумя Талисманами и стать богом. Если мне и удастся избежать этого, то долго мне не прожить, потому как лет через пятнадцать-двадцать меня поглотит Талисман. Но даже в эти двадцать лет мне не суждено видеть какого-либо счастья в виде семьи, ведь после случившегося в хижине я не могу иметь детей. Только год назад я избавилась от сжигающей меня заживо изнутри заразы. Меня поздно спасать, Джастин. Мне нужно просто крепкое плечо, на которое я могу опереться, а порой поплакать. Мне нужен кто-то, кто разделит мою боль и не даст мне сказать: «Я сдаюсь!». Вот и всё.