Эд остановился, как вкопанный, так что я налетела на его спину. Как только я отшатнулась, он обернулся. Глаза его пылали гневом.

— В таком случае, ты обрекла на смерть Лину! — прошипел он, сузив глаза. — Если бы ты не сбежала из того вагона, а помогла ей, если бы ты удержала её от падения, если бы ты предупредила нас заранее и не отправила в тот вагон! Сириус говорил мне, что ты видела крушение во сне! И ты не обмолвилась ни словом, зная, что мы могли погибнуть!

Его слова были подобны пощёчинам.

— Я сделала всё возможное, чтобы её спасти! — не своим голосом проговорила я. В груди клокотал гнев, но я изо всех сил старалась не переходить на крик. — В то время как ты куда-то пропал! Ты должен был её прикрывать! Ты должен был оставаться с ней, помочь ей вывести первокурсников и прикрывать ей спину! Где ты был, когда нас теснили к вагону? Где ты был, когда его сбрасывали в ущелье?! Ты виноват не меньше меня, Лафнегл, и ты знаешь это!

Теперь уже Эд отшатнулся от меня так, словно я залепила ему оплеуху. Верхняя губа дрогнула, разъезжаясь в оскале.

— Раз я так виноват, то беги к своему драгоценному Ремусу, жалуйся! — прорычал он, краснея. — Я ж такой плохой, а у него всегда найдётся дюжина жилеток, чтобы ты на них поплакала!

— И побегу! Тебе же проще меня было оттолкнуть, когда ты был мне нужен! Ремус хоть плечо подставил, когда ты повернулся ко мне задницей! А я нуждалась в тебе! Мне необходимо было услышать, что-нибудь утешительное от тебя! Но нет! Ты меня возненавидел! Браво, Лафнегл, брависсимо! Если я такая плохая, то катись к Бетти! Уж с ней всё просто: в голове только ветер и один дохлый таракан!

— А знаешь, я бы и побежал! Она мне хоть сможет родить детей! — рявкнул Эд.

Меня словно со всей силы ударили в живот. Задыхаясь от гнева, возмущения и боли, я не могла вымолвить ни слова, пока Эд продолжал изливать на мою голову всё, что накопилось за несколько лет:

— И смогу в кои-то веки пожить нормальной жизнью! Ты мне этого дать не можешь! У тебя что ни год, всё в тартарары летит! А я хочу нормальной жизни! С женой, с детьми! Зато ты не можешь даже дать мне хотя бы день пожить в том наваждении! Хотя бы день, Марисса! Я верил, что это наша жизнь, я был счастлив! Это не то, что мечты, это было, как наяву! Совсем иное! А ты меня оттуда вышвырнула!

— Ты думаешь, я этого не хочу? — Со слезами на глазах прокричала я. — Ты думаешь, что мне не хочется жить по-человечески?! Что я не хочу семью? Я хочу этого, Лафнегл! Хочу, но не могу! И не только из-за недуга! А ещё и потому что могу исчезнуть в любой день! Да, Эд, исчезнуть! И всё, что от меня останется — чёртов дневник! Я засыпаю каждую ночь и просыпаюсь каждое утро с осознанием этой мысли! Понимая, что каждый день может оказаться последним! И всё, что мне остаётся, это надеяться, что я проживу ещё год, а там будь что будет!

— Ты хотя бы жива здесь и сейчас! И проживёшь ещё хрен знает сколько! Нюни она распустила! «Ах, я бедная-несчастная! Ах, я могу умереть в любой момент!» Да мы все можем! Падающие кирпичи на головы и шальная «Авада Кедавра» обычно не спрашивают наших планов на будущее! И мы живём! Живём и надеемся на лучшее, строим планы и не ноем из-за этого! А сколько людей не могут себе этого позволить, ты подумай! Я УЖЕ потерял всех! Потерял отца, только обретя его, потерял мать и сестру. И всё за один год! У них тоже были мечты и планы, а теперь они все мертвы! Ты живее всех живых и смеешь жаловаться на несправедливость судьбы?

— Да, смею! Потому что ни одному из вас не довелось пережить то, что довелось пережить мне! Вы не боролись с психованным альтер-эго! Вас не похищали и не пытали на протяжении трёх дней! Вас не преследует спятивший наёмник, жаждущий получить власть над мирозданием! Вы не видите кошмаров, где пытают и убивают людей! Да любой из вас мигом свихнулся бы и сбросился с Астрономической башни!

— Напомнить, как я тебя с этой башни вытаскивал? Хотя лучше бы я этого не делал! Столько бед избежали бы! Не было бы Ищейки, не было бы Клариссы, Ловушки и падения этого проклятого вагона! Да, знаешь, ведь точно! Лучше бы я позволил тебе прыгнуть!

— Вот оно как… — прошептала я.

Гнев улетучился, оставив место чему-то чёрному, мерзкому, склизкому и липкому, что расползалось по душе, запуская щупальца в самое сердце. Удушливый воздух болота не давал вздохнуть. Слёзы жгли глаза. Не сдержавшись, я всхлипнула и закрыла глаза руками.

— О, ну давай, поплачь, тебе это лучше всего удаётся! Ты же… ты… о господи. Марс… Марс, прости, я не хотел! Марисса!

— Не трогай меня! — заверещала я, заливаясь слезами. — Вечно ты так! Сначала нож в спину, а потом извинения просишь!

— Марисса…

— Не хочу оставаться здесь ни минутой дольше!

— Марс…

— Хаану…

— Марс, не надо!

— Хаану Слен Облан!

***

Проснувшись, я тут же почувствовала, как меня пронзает боль. От запястья она разливалась по всему телу, отдаваясь глухой пульсацией в голове. До боли закусив губу, чтобы не кричать, я открыла глаза. От руки тянулась тонкая зелёная ниточка, которая, словно паутина, оплетала моё тело. Только тогда до меня дошло, что я наделала.

По-прежнему не двигаясь, я заплакала. Я осознавала, что было сказано, что было сделано, и какие последствия будут следовать. Слева от меня началось шевеление. Эд пришёл в себя. Он приподнялся на локте, бездумно моргая. Взгляд его всё ещё был затуманен сном. После пары секунд он вспомнил, что произошло. Прежде, чем он что-то сказал, я прошипела:

— Убирайся. Уйди из моей комнаты и не смей возвращаться.

— Марс, я…

— ВОН! — В моём голосе появились металлические нотки. — Не желаю тебя видеть, Лафнегл! Убирайся!

Немного поколебавшись, он вздохнул, поднялся с кровати, несколько секунд потоптался рядом. После чего раздались шаги и хлопок двери. Сил держаться больше не было, я перевернулась и заревела в подушку, содрогаясь от стыда и ужаса.

***

Следующим утром мы с Эдом не разговаривали. Нам обоим было стыдно, мы оба сердились друг на друга. Я изо всех сил старалась его избегать, что мне вполне легко давалось при учёте того, что у нас была колоссальная разница в предметах.

Вместо обеда я отправилась в совятню. Я обещала написать Ремусу о том, что получится из нашего эксперимента. Однако я не нашла в себе сил описать произошедшее. Вместо этого я написала просто: «Приходи, как только сможешь, очень прошу».

Как только Байнс скрылся из моего поля зрения, я побрела к замку. По пути свернула к озеру. Февральский лёд сковал огромный водоём белоснежными кандалами. Вспоминая о тоненькой зелёной ниточке, я поймала себя на мысли, что вполне понимаю это состояние.

«С другой стороны, чего ещё я ожидала?» — Думала я. — «Было глупо надеяться, что всё получится. Рем тогда всё верно сказал: Вселенная перевернётся и вывернется наизнанку, чтобы условия Контракта были выполнены. У меня не было ни шанса»

Я стояла на пирсе, глядя на бесконечную белоснежную гладь. До одури хотелось спрыгнуть в сугроб, проторить себе дорогу через снег и уйти куда подальше. Мне всё осточертело. Всё. И все. И я сама.

Я вспомнила, как когда-то давно (кажется, целую жизнь назад) я выкинула с этого пирса маску в озеро. Скованная льдом и погребённая под толщей воды, она до сих пор лежала там, оплетённая водорослями и занесённая илом. Если её не утащили к себе русалки. Я помню, как швырнула её туда. Мне казалось, что так я утопила свою тёмную личину. Оказалось, она всё ещё со мной. Погребённая, оплетённая, но всё ещё со мной. И вот в самый неподходящий момент она всплывает наружу и всё портит.

«Но разве в том, что случилось, есть моя вина? Это было болото гнева, Эд сам так сказал. Это не я. Не мы»

Хуже всего было то, что всё, сказанное мной, было правдой. Гнев заставил нас говорить правду, выложить всё как на духу. Значит ли это, что и Эд говорил то, что думал на самом деле? Хотел ли он, чтобы я умерла, чтобы не дать умереть другим? Да нет, бред какой-то.