— Как прикажете, госпожа, — я не видела домовика, но готова поклясться, что он отвешивает поклон. О, старый добрый Кричер.
— Что ещё?
— Возле дома ошивается тот грязнокровка…
— Кричер!
— Простите, госпожа. Ваш друг. Целыми днями бродит вокруг площади Гриммо, да в окна заглядывает.
— Он волнуется, — вздохнула я. — Передашь ему сообщение?
— Кричер не станет разговаривать с гряз… с маглорождённым! — заворчал Кричер.
— Тогда сооруди мне какое-нибудь самопишущее перо, — я начинала злиться. Нужно отправить сообщение Джастину, а я беспомощна, как котёнок! — И чернила с пергаментом, конечно.
— Хозяйка, не было бы разумнее, если бы кто-то записал под вашу…
— Тащи перо, сказала! — рявкнула я. — И Байнса. Чёрт знает, где этого ворона мотает!
Спустя пару минут и ещё два стаканчика с кофе под мою диктовку было составлено письмо:
«Джас, я в порядке. Жива, почти здорова, долечиваюсь. Всё хорошо, все живы, мы в безопасности. Увидимся на Кингс-Кросс первого сентября. М.»
Кричер отправил ворона в окно, после чего я отпустила домовика.
Вот вроде сделала что-то, а на душе всё равно как-то… пусто. И немного страшно.
Несколько секунд я неподвижно сидела на кровати, отбивая ритм тростью. Я мечтала об огне. Не неистовом пламени, нет. О крохотном язычке пламени, колышущимся над свечой. О мягком оранжевом свете, который он дарит. Я пыталась с помощью талисмана хотя бы почувствовать пламя, но у меня ничего не выходило. А если и выходило, перед внутренним взором возникали видения алого огня, пепла и кровь, кровь, кровь…
Порой я надеялась, что из тьмы вынырнет та девочка с заштопанными глазами и канделябром. Что она скажет: «Ещё не время» и…
В углу я почувствовала движение. Не переставая отбивать ритм, я насторожилась. Украдкой я тянусь к талисману, пытаясь нащупать… но я ничего не чувствую. Это сбивает с толку. Впервые за минувшие несколько дней я ощущаю себя по-настоящему беспомощной.
Снова шевеление.
Вскакиваю, занеся трость. На кончиках пальцев я чувствую покалывание энергии. Столь внезапно, что, испугавшись, теряю контроль, выпускаю куда-то в пространство импульс. На миг тьма разрывается алым всполохом, высвечивая слева от меня чей-то силуэт. На миг, но я теперь знаю, куда садануть тростью и откуда убегать.
— Марс! Марисса! Это я, это Эд! Не бойся, всё хорошо! Всё в порядке! — слышу паническую быструю речь. Облегчённо вздохнув, опускаю трость.
— Ты меня напугал, идиот! — оскалилась я.
— Извини, не хотел.
— Ты что здесь делаешь?
— Ну… — замялся парень. Голос его переместился чуть ближе. — Я решил оставить вас наедине. Прошёлся по набережной, вернулся домой, да как-то механически поднялся сюда. Слишком я привык протирать зад именно в этом кресле. У тебя тут темно, спокойно. А тут ты врываешься. Ну, я и испугался твоей реплики про поджаренные рёбра, к тому же, ты была как-то расстроена… Вот я и не решился тебя беспокоить, думал тихонько отсидеться. А потом ты домовика позвала. Он всё косил на меня глазами, но молчал почему-то. Вот… И у меня нога затекла. Я пытался потихоньку её расшевелить, а тут ты как подскочишь, как… что ты сделала, кстати?
— Понятия не имею, — вздохнула я, нащупывая кресло. — Идиот ты, Эд. Своей комнаты, что ли нет?
— Там Джеймс, Сириус и Питер режутся в покер на раздевание. Извини, но я не готов видеть обнажённого Петтигрю.
Я улыбнулась. Да уж, такое и я узреть не хотела бы, а за возможность увидеть хоть что-то я много бы дала.
— Если хочешь, — кашлянул Эд, — я могу уйти.
— Нет, не надо. Останься, — тихо говорю я. Мне не хочется снова оставаться в темноте в одиночестве.
Я слышу, как Эд подходит и садится на кровать рядом с креслом, где сидела я. Он мягко, но настойчиво останавливает меня, когда я начинаю снова отбивать ритм тростью. Мы молчим. Но на сей раз я не одна. Слышать рядом чьё-то дыхание уже что-то для человека, который круглые сутки видит только одно сплошное ничто.
— Могу я кое-что спросить? — нарушает он тишину.
— Конечно. Не факт, что я отвечу, но спрашивай.
— Что такое это… синее пламя? Я видел его в том сне, потом мы сожгли стену, потом ты и я… и… ох.
Я думала об этом. Синее пламя остановило алое. Оно стёрло иллюзию со стены. Оно остановило меня, когда я обращала людей в пепел. Оно ненавистно ей. Оно причиняет ей боль. И основным его источником почему-то является именно Эд.
— Возьми меня за руку, — прошу я, протягивая ладонь. Мысленно я вновь тянусь к талисману. Не черпаю силы, просто касаюсь. Моих пальцев касается его ладонь. Я чувствую боль, я вновь вижу алую вспышку перед глазами. Я чувствую, как она заходится в ярости. Отдёргиваю руку.
— Марс, что случилось? Ты бледная, как смерть, — слышу взволнованные нотки в голосе Эда. Чёрт возьми, как это непривычно.
— Я… проверяла кое-что. Нет, я не знаю, что за синее пламя. И да, я в порядке, не смотри так!
— Откуда ты…
— Потому что обычно на меня так все пялятся, я привыкла.
В сознание закралась странная мысль. Что если Эд Лафнегл сможет меня спасти? Что если он сможет её остановить? Ненароком, случайно. Станет катализатором, поможет мне обуздать алое пламя? Нужно будет спросить у Наваждения…
Утром мне пришло письмо. Как ни странно, вовсе не от Джастина.
— Марс, прочтёшь? — Я чувствовала, как Сириус улыбается, потрясая пергаментом. Ух, убила бы! Да тростью махать, сидя за столом, немного неудобно.
— Читай уже, юморист. По идее, за шутки над инвалидами ты должен будешь гореть в Аду.
— Не, меня нельзя в Ад, — протянул Сириус.
— А тебя не спросят. Ну, что это?
— Письмо. Сложено трубочкой, скреплено чёрным сургучом с печатью Азкабана.
— О как… Марс, ты где так нагрешить успела? — Лина подавилась чаем.
— Не знаю. Может, ошибка? Что там?
Шорох разворачиваемого пергамента. Тишина. Недоумённое «эм».
— Это… похоже на детскую считалочку. Очень странную, к слову.
— Ну, так, может, ты мне её зачитаешь? — начала раздражаться я.
— «Тринадцать ударов часам мертвеца:
Тик-так, тик-так.
Безумье моё тяжелее свинца.
Тик-так, тик-так.
Чёрное, белое, красное, кровь!
Тик-так, тик-так.
Пламя в лесу разгорается вновь.
Тик-так, тик так.
Расплата грядёт, спасения нет,
Тик-так, тик-так.
Прячься, Ищейка уже берёт след.
Тик-так. Тик-так».
Повисла тишина. Только часы в гостиной громко-громко тикали. Тик-так… Я тряхнула головой.
— Нет… Тут явно какая-то ошибка, — бормочу я.
— Указано твоё имя. «Марисса Блэк». И, раз прибыло сюда, кто-то знает о том, что ты здесь.
Страх тоненькими иголочками впивался в сознание, сердце словно ледяной рукой схватили.
— Поздравляю, господа, — справившись с приступом паники, говорю я. — На меня снова открыли охоту. Вопрос только один: кто?
На самом деле, я хотела сразу срываться с места и уезжать от Тонксов как можно дальше, но Андромеда буквально встала в дверном проёме с категоричным заявлением: «Не пущу, пока не выздоровеешь!». Пришлось остаться. Причём, остались мы всей нашей огромной компанией. Как только Меде удавалось нас прокормить? Конечно, из целей безопасности (и из уважения к моей паранойе) мы оградили дом магией.
Зрение вернулось постепенно, но как-то довольно-таки быстро. Мы сидели в тот вечер за ужином, воображая самые разные версии того, какой безумец мог бы отправить мне такое письмо. Кто-то утверждал, что это Йоре, которому я умудрилась дважды надрать зад, кто-то заверял, что на арене появился новый персонаж.
Внезапно я поняла, что тьма, клубившаяся все эти дни перед моими глазами, стала чуть светлее. Потом я начала различать источники света. После — силуэты. Пока ещё тёмные, словно вылепленные из сумрака. Постепенно силуэты обзаводились красками, цветами.
Друзья были слишком увлечены беседой, чтобы заметить моё замешательство. А я тем временем переполнялась восторгом. Я готова была расцеловать каждого сидящего здесь! И Андромеду с её высокой причёской и кружевным платьем, и Лину, которая пристрастилась носить клетчатые рубашки своего брата, и Сириуса за его отросшие до безобразия чёрные патлы, и Джеймса за его блестящие в свете люстры очки, и Теда за этот чудный зелёный галстук, и малышку Дору за этот прекрасный голубой цвет волос! Господи, да я готова была кинуться на шею даже Эду за его чудовищный пёстрый свитер!
