— Поверьте, профессор, я — не тот человек, который тут нужен. Если он только не видит смыслом жизни со мной ругаться. Вы же наверняка знаете, какие у нас напряжённые отношения.

— Знаю. Но ещё я знаю, что он сломя голову помчался спасать вас в лес. Это о многом говорит. А, если вас это не убеждает, можете расценивать это как наказание.

— Наказание? — изумилась я. — Но за что?!

— Ученикам строго настрого запрещено посещать Запретный лес, — лукаво блеснул очками Дамблдор. — К тому же, вы были непосредственным участником магической схватки, что тоже запрещено на территории школы. Более того, один из тех, с кем вы столь доблестно сражались, — иностранец, так что имеет место международный конфликт. Даже если он Пожиратель смерти. Вам мало? Я могу ещё придумать, мне не трудно.

— Не стоит, я поняла, профессор, — потупилась я. — Хорошо, я прослежу за Эдом.

— Вот и славно, — заявил директор и, напевая бессмысленную песенку, удалился.

Следующее утро началось отнюдь не с кофе. На меня снова тяжестью обрушилась давешняя адская боль, которая знакома мне по минувшей ночи. Я опасалась, как бы мою голову не пришлось отскребать от стен Больничного крыла, но мадам Помфри подоспела вовремя с лекарством. Когда я спросила её, от чего такие муки, она лишь руками развела. Гениально. Но, к её чести, могу сказать, что лекарство помогало.

Собственно, из-за этой самой утренней боли она и не хотела меня отпускать. Заявила ещё, что приступ может повториться в любой момент. Зашибись.

Я как раз приводила себя в порядок, когда нагрянули посетители. В первую очередь, разъярённым ураганом в Больничное крыло влетела Лина. Тут же я схватила от неё несколько смачных тумаков за то, что я бестолковая, ненормальная, недальновидная и вообще я могла нас всех убить.

— И это вместо благодарности! — выла я, прячась под подушкой. — Я же тебя спасать пошла, глупая!

— Организовала бы спасательный отряд! — Подруга сердито сдула чёлку с щеки. — Но не одна же! На десятерых!

— Эй, мы же все живы в итоге.

Лина была всё ещё бледна после того, что случилось. Но, в отличие от нас, она легко отделалась — её просто оглушили. Сейчас она мрачно бросила взгляд на спящего брата.

— Знаешь ли, не все и не до конца.

Я отвела взгляд. Да-да, я помню, это моя вина, не стоит мне лишний раз напоминать.

— Пожирателей поймали? — мрачно буркнула я.

— Только тех, кого вы уложили. Тоневен сбежал, ещё несколько удрали прямо перед приездом авроров. Знаю ещё, что как-то удалось сбежать ослепшему Макнейру. Марс, ты мне ничего не хочешь рассказать?

— О чём ты?

— Что нужно было Йоре от тебя?

— Давай потом. И не здесь, — пробормотала я, косясь на мадам Помфри.

— Эд! О боги мои, боги! Эд, миленький! Что эта грымза с тобой сделала?!

В больничное крыло влетела Бетти Дарлинг. Она тут же припала к кровати больного, проносясь мимо меня и едва не свернув мою кровать.

— Это я-то грымза? Ах ты пустоголовая кукла, да я тебя… — зашипела я, медленно поднимаясь с кровати. На плечо мне легла рука, настойчиво усаживающая меня на место.

— Оставь её, Марс, она просто переживает, — усмехнулся возникший из ниоткуда Ремус. Ну, как из ниоткуда? Просто за визжащей белобрысой Бетти я его не заметила. — На эмоциях и не такое скажешь.

— Ой, не занудствуй, а обними меня, мне очень-очень тяжко, — вздохнула я.

Позднее я рассказала друзьям, которые приходили один за другим весь обеденный перерыв, о том, что произошло в лесу и о «наказании» директора. Те лишь понимающе кивали, но задавали один единственный вопрос: «Что нужно было Тоневену». Почти всем я отвечала: «Я сама толком не поняла».

В течение трёх дней я старательно выполняла поручение Дамблдора. Я разговаривала с Эдом. Порой мне помогали Арти и Лина, несколько раз приходил Вуд. Узнав, что Эд всё прекрасно слышит, Коннор решил проводить ему «пассивные лекции о тактике и стратегии». Вот уж кто ярый зануда, так это он… Каждый раз, когда он приходил, я старалась забиться куда-нибудь в угол, в кресло и читать что-нибудь вслух.

Однако хуже, чем Вуд могла быть только Бетти Дарлинг. Каждую свободную минуту времени она проводила с Эдом. Лина была от этого, мягко говоря, не во восторге. Эта щебечущая кукла умудрялась вставлять реплику в каждую фразу Лины, да ещё и настолько не в тему, что мне хотелось кинуть в неё чем-то из своего спасительного угла. К слову, даже чтение вслух не спасало — Бетти говорила громко и постоянно. На месте Эда я очнулась бы только ради того, чтобы заткнуть её.

Однако звенит звонок, ребята уходят, утаскивают Бетти, мы с Эдом остаёмся одни. Тогда я снова подхожу к нему, сажусь на его кровать, беру за руку и молчу. Просто потому что с ним и без меня постоянно трендят. Порой я говорю какую-нибудь ничего не значащую фразу, жалуюсь на Бетти, но в основном я молчу.

И каждую минуту каждого чёртова дня, что я здесь провела, меня не отпускало чувство вины. Я продолжала винить себя в том, что Эд сейчас в таком состоянии. В глубине души я осознавала, что моя вина здесь столь мала, что не стоит угрызений, но я переживала. Переживала каждую минуту. Каждого проклятого дня.

Порой меня скручивала сильная боль, тогда я вставала, пересиливая себя, и брела к своей койке, чтобы переждать наплыв минутной муки и выпить лекарство, оставленное Помфри. Забегая вперёд, скажу только, что в дальнейшем мне эта боль сильно аукнулась — в минуты переживаний у меня до сих пор сводит судорогой пальцы.

В один из дней, проснувшись среди ночи, я услышала обеспокоенный голос медсестры:

— Я переживаю, Альбус. Пять дней без изменений. Всё ли правильно мы делаем? Возможно, разумнее отправить мальчика в больницу Святого Мунго?

— Боюсь, мадам Помфри, вы правы. Если завтра ничего не изменится, придётся связаться с Мириам Страут. Печально, Поппи, очень печально. Я надеялся… А впрочем, не важно.

— А мисс Блэк? Боли почти прекратились, она способна обходиться без обезболивающего и…

— Да-да, утром её выписывайте, — расеяннно пробормотал Дамблдор.

Они ушли, хлопнула дверь. Как и три ночи назад я подскочила на кровати и бросилась к Эду.

— Ну уж нет, дружок, они так просто тебя не увезут! — закатывая рукава и распахивая ворот ночнухи, заявила я. Я вынашивала этот план с первой ночи, я надеялась, что не придётся к нему прибегать, но, видимо, придётся.

Левую руку я осторожно приложила к его груди, правую — ко лбу. Закрыла глаза, сосредоточилась. Говоришь, пиромания мой предел? Вот и посмотрим! Мысленно я потянулась к медальону, пытаясь выудить те крохи энергии, что остались после пожара.

Нет, не получается, ничего не выходит… В груди начало колыхаться отчаяние. О, ну давай же, давай! Не для себя же прошу!

Я отняла руки, потёрла ладони, схватилась за кулон. Ну же, ну же!

«Я хочу ему помочь! Я должна ему помочь! Я заварила — мне разгребать! Ну!»

Внезапно меня словно обдало горячим ветром. Я почувствовала, как вокруг всколыхнулся воздух, увидела прозрачные завитки энергии. Кулон обжёг пальцы. Не теряя ни мгновения, я «зачерпнула» этой энергии. Ладони опалило нестерпимым жаром, словно я сунула их в пылающий камин. Сдержав рвущийся из груди крик, я направила поток энергии на Эда.

Тут же всё прекратилось. Ладони больше не горели, воздух неподвижно застыл вечерней прохладой. У меня подогнулись колени, я, схватившись за тумбочку, пыталась удержать равновесие, но осела на пол, словно ноги превратились в кисель. Перед глазами плыли круги, голову словно поместили в ведро со льдом. Даже после разгрома озера я не чувствовала такую слабость. Тишину нарушало лишь моё хриплое дыхание.

Превозмогая слабость, я приподнялась и посмотрела на Эда. К вящему ужасу его глаза до сих пор были закрыты.

На глаза навернулись слёзы. У меня ничего не вышло. Я не смогла удержать поток. За пару мгновений я могла передать Эду чуть энергии, но этого не достаточно. Я не смогла ему помочь. Я злилась на себя за слабость, на неловкость, за то, что больше я не смогу повторить это, не смогу его спасти.