— Кто дальше? — спрашиваю я.

— Гриффиндор-Рейвенкло, четвёртый курс.

— Жуть какая, — я задумчиво цокнула языком. — Может, у Бинса всё оставим? Сами возьмут.

— Он им не скажет. Так что валентинки у него лежать будут ещё поколения четыре.

— Да, беда.

Подошли Мародёры.

— Ну, как тебе этот цирк? — спросил меня Ремус.

— Как-как… Я в нём участвую! — Я помахала перед его носом крыльями. — Здорово, правда?

— А вы знали, что Алиса Стоун встречается с Фрэнком Лонгботтомом? — внезапно воскликнула Лина.

— Конечно.

— Весь Хогвартс в курсе.

— Ну вот, — подруга насупилась и продолжила рыться в купидоньей (серьёзно, больше на ругательство похоже) сумке.

— Так ты у нас всё-таки гусыня? — Сириус пихнул меня в плечо.

— Ещё раз так назовёшь, наваляю! — хмуро пообещала я.

— Ремус, твоя девушка меня обижает! — взвыл брат, прячась за спину друга.

— Так тебе и надо. По сестринскому праву она это обязана делать раз в неделю! — Важно сказал Ремус, скрестив руки на груди.

— Понял? — Фыркнула я и поцеловала Рема в щёку.

— Всё равно гусыня!

Звонок. Львиную долю открыток мы выгребли, чтобы отдать их Сириусу и Джеймсу. Чуть больше дюжины досталось Ремусу, одна Петтигрю и почти двадцать Лили. Остальные были не у нас, ибо сумки наши опустели тут же.

Мы шли на «купидоний пункт», где лежали остальные валентинки. Навстречу нам проскакал до отвращения счастливый Гиля, за ним тянулся шлейф миниатюрных малиновых сердечек. Розовые крылья поэтично развевались на скаку. Да-а-а… Кажется, меня будут преследовать теперь кошмары… Розовые!

— Кого я вижу! — раздался противный голос. Эд. Сердце ушло в пятки. Я так старательно избегала его в течение дня! — Гусыня и курочка!

— Мы скажем Спраут, что ты прогуливаешь травологию! —Лина встала напротив брата, подбоченившись.

— А я всем скажу, что вы гусыня и курочка. И вас съедят!

— Дурак, — говорю я. — И шутки у тебя дурацкие.

— Что говоришь? Точнее, гогочешь!

— Ты себе кажешься дико остроумным, да? — Я с жалостью посмотрела на оппонента. — Ты совершенно не взрослеешь!

— А то ты такая взрослая, Блэк! Уже с мальчишками по ночам у гостиной обжимаешься!

— Чего-о-о?!

— Того-о-о! Я всё видел!

— Ничего ты не видел. А даже если и видел, что ты сделаешь? Расскажешь всем? И что? Все в курсе, что я с Ремусом встречаюсь. Тоже мне сплетня!

— Я расскажу учителям!

— Не расскажешь. Иначе тебя тоже накажут за нарушение режима. Дурак ты, Лафнегл!

— Сама ты дура!

— Идиот!

— Щипаная гусыня!

— Инфантильный таракан!

— Овца обкоцанная!

— Навозный жук!

— Ах ты…

Эд достал палочку.

— Ритусемпра!

— Протего! Таранталлегра!

— Левикорпус!

— Ступефай!

— Левикорпус!

— Ритумемпра-а-а-А-А-А!

— Молодые люди, потрудитесь объясниться!

Перед нами стоял профессор Флитвик. Зрелище ему представилось прекрасное: крылатая я висела под потолком ногами крверху, Эд хохотал, держась за живот, а Лина растеряно крутила головой, не понимая, кому приходить на помощь. Профессор нас с Эдом расколдовал, оттащил к себе в кабинет, снял по двадцать очков, меня лишил прав на «купидонство», обоих наказал чистить награды все выходные и отправил на уроки со словами: «Мерлином клянусь, если на пасху по школе будут разгуливать ученики в костюмах зайцев, уволюсь к чёртовой матери!»

Я пошла на урок, заявив всем на их недоумённые взгляды, что я павший ангел с вырванными крыльями. Хотя бы леденцы успела стащить при конфискации купидонского имущества, и то хлеб.

Говорю же, глупый праздник!

====== Часть 37. (Эксперимент) ======

— Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят! Ха! Ровно полтинник! Желание моё!

— Не спеши, Пуся, — притворно-ласково сказал Сириус. — Я ещё не закончил с подсчётом.

— Эм… Пуся? — Я неуверенно посмотрела на Ремуса. — Я чего-то не знаю?

— По-моему, я тоже, — тот пожал плечами. — Парни, что за Пуся?

— А вот, что! — Сириус кинул мне валентинку из джеймсовой кучи открыток. Как и все она была розовой, маленькой, с намёком на робкие блёстки и креатив. Внутри было написано: «Джеймс! Не стоит бегать за Эванс! Ты же такая Пуся, а вокруг столько девчонок! Твоя Муся!»

— Это что за муси-пуси? — Сказать, что я офигела — ничего не сказать!

— Понятия не имею, но я ржу с этого уже весь день! — радостно заявил Сириус. — Шестьдесят четыре! Моё желание, Сохатая Пуся!

— Больно надо! — надулся Джеймс, сгребая розовый мусор в сумку. — А у вас сколько?

— У меня двадцать четыре, — ответил Ремус. — Видимо, адресом ошиблись.

— Неужели? — Я выудила одну из открыток. — «О, милый Ремус! Я знаю, твоё сердце занято этой надменной…» ЧЕГО?! ЭТО Я-ТО НАДМЕННАЯ СТЕРВА?! Безобразие!

— А как тебе эта? «Ремус, хоть у тебя уже есть пара, поверь, она тебя не достойна так, как я! Ведь я лучше! Поверь, лучше! Моё сердце распахнуто для тебя на распашку!» — Сириус читал это так вдохновенно и слащаво, что я ему почти поверила.

— Или эта: «Твои прекрасные карие глаза покорили меня с первой минуты! Брось эту холодноглазую, у меня тоже карие глаза!» И поцелуйчик в конце!

— Какое внимание к моей персоне, — пробурчала я.

— А эта очень странная. «У меня по-прежнему холодные руки, но ты всегда умеешь их согреть». Это ещё что за фигня?

Все молча смотрели, как Ремус смеётся в голос, а я заливаюсь краской до корней волос.

— Теперь, видимо, мы ничего не понимаем, — Джеймс почесал репу, взлохматив себе шевелюру до безобразно-дикобразного состояния.

— А я, кажется, понимаю, — Лина пихнула меня в бок. — Так вот, куда ты бегала тем вечером.

— Отстань, я не знала, что они читать будут. А пустыми их не принимали. И вообще! — от смущения не знала, куда глаза деть. — Рем, кончай смеяться!

— Извини, не думал, что ты в этой клоунаде участвовать будешь. Это скорее от неожиданности. Ну не дуйся, я не буду смеяться, честно! А сколько у тебя открыток?

— Сорок две, — помолчав, буркнула я.

— В прошлом году было меньше, — заметила Лина. — Может, их всех манят те, кто в парочках?

— Что, совсем плохо? — сочувственно спросила я.

— Двадцать пять.

— Это аж на двадцать открыток больше, чем у Питера за четыре года! — хохотнул Джеймс.

— Это у тебя тридцать два поклонника? Мне следует опасаться? — нахмурился Рем.

— Тридцать один, получается. А остальных я не знаю, так что не стоит.

ХЛОП! Перед нами появился домовик. С розой.

«Ой нет! Джеймсу, Сириусу, Лине, Джеймсу от Сириуса, Ремусу, да хоть Питеру, только не мне!»

Домовик покрутил головой, бросил розу к креслу, где сидели мы с Ремусом, и исчез.

— Чур твоя! — в панике воскликнула я, отпихивая цветок ногой.

— Ну, если Ремус у нас «Принцесса», то да, чур его, — хмыкнул брат, подобрав записку и розу. — Вот этого я бы боялся, Рем.

— Мы это уже проходили, всё в порядке.

Ремус говорил спокойно, даже буднично, но мне всё равно было не по себе.

— Просто это значит, что у меня не тридцать два, а тридцать три конкурента. И то, что мне тридцать два раза повезло, что твоя сестра встречается со мной, а не с обладателем клумбы.

Мы ещё минут пять разгребали открытки, зачитывая особо удачные вслух.

— Так, господа и дамы, я придумал желания! — вскочил вдруг Сириус. — Каждому из вас!

— В смысле?! — воскликнули мы с Линой. — Мы в вашем глупом споре не участвуем!

Парни с первого курса затеяли игру: у кого больше открыток на День Всех Влюблённых, тот загадывает каждому желание. Это соревнование Джеймса и Сириуса, если быть честной. Но Ремус им потакал (чем бы дитя ни тешилось…), а Питер с энтузиазмом поддерживал любые игры.

— Ты девушка нашего друга, так что участвуешь! — Джеймс ткнул в меня пальцем. — А ты подруга девушки нашего друга. И человек, который почти обошёл Гилю-Розовые-Крылья в купидонских соревнованиях! Тебе по статусу положено!