Ах ты, жалость-то какая! Всю жизнь мечтала затянуться вот этим вот вязким, черным пес-знает-чем, воняющим выгребной ямой.

От дыма этого афйона у меня щипало в носу и болела голова, а хозяину моему самозваному хоть бы что - развалился на кровати, трубкой попыхивает, жмурится блаженно да языком прищелкивает. Вкусно ему, паскуде.

- Ты умеешь петь, Сечиль? - вдруг встрепенулся он. - Я хочу, чтобы ты мне пела. Прикажу, чтобы тебя научили нашим песням.

Спою, червяк поганый. Так спою, что сам за борт прыгнешь.

- Ветер меняется, - совсем уж невпопад протянул господин Червяк, - рюзгяр деишикликлири. Скажи им! Это важно. Иди и скажи: рюзгяр деишикликлири.

- Кому сказать, сахиб? - спросила я, но он уже храпел на всю комнату.

Понятно. Никому, значит.

Тем более, у меня были дела поважнее. Например, неплохо бы исследовать поднос, который принес бородатый недоумок

Стоило вспомнить про еду, и в животе заурчало. Но и тут меня пождидало большое, жирное разочарование: оказалось, что пленников тут не кормят не потому, что лысые господа такие жадные. Просто с едой в этом мире, похоже, туговато. Почему бы еще такому важному господину на ужин принесли сухарик, миску пустой картофельной похлебки и кувшин затхлой воды, отдающей козлятиной?

Впрочем, мне было уже все равно, чем она там отдает - выхлебала половину прямо из горлышка. Только тогда перевела дух и оглянулась на господина Червяка. Тот все так же храпел, запрокинув голову и неловко подвернув под себя ногу.

В коридоре было темно и пусто. И тихо. Толькои слышно, что мощный жреческий храп из комнаты, и еще один, чуть повыше и с присвистом, откуда-то справа. Слуга, не иначе.

Прихватив светильник, я двинулась на звук, стараясь ступать как можно тише. Не то, чтобы я всерьез боялась разбудить Червяка или бородатого недомерка - за своим храпом они и конный отряд не услышит. Но осторожность лишней не бывает. Мало ли, вдруг поблизости ошивается еще кто-нибудь..

Слугу я нашла почти сразу, на коврике под лесенкой, ведущей наверх. В обнимку с пустой бутылкой. Еще одна, точно такая же, обнаружилась на полу, прямо у моей ноги. Времени даром не терял, это точно. Уж не знаю, что он такое в себя влил, от чего таким перегарищем разило. Из чего бы то пойло не гнали, съедобным оно не было.

Больше никого в этой части корабля не оказалось, если не считать Ингвара, все так же запертого в комнатушке наверху.

- Не дергайся, это свои, - сказала я вместо приветствия, прикидывая, как бы так протиснуться в узкую дверцу с широким подносом, чтобы ничего с него не уронить.

- Знаю. Ты три раза мимо прошла, -ухмыльнулся господин всезнайка, перехватывая мою ношу. - Могла бы просто спросить, я бы тебе и так сказал, что тут кроме нас и тех двоих никого нет. Ого, откуда такое богатство?

- Тебя что, совсем не кормили? -нахмурилась я.

Это было плохо. Значит, живым он им нужен ненадолго. Возможно, только пока меня не доставят в это их бюйук келе, или как его там. Да и я, наверное, проживу не многим дольше, меня ведь тоже не кормят.

- Угу, я тоже думаю, что нас на убой везут, -кивнул Ингвар, облизывая ложку.

В миске оставалась еще половина.

- Доедай, - посоветовала я, - тебе нужнее.

Нет, я конечно могла бы соврать, что уже наелась, так ведь не поверит же все равно.

- Конечно нужнее, - тихо рассмеялся он, подвигая поднос ко мне,- чтоб, когда ты от голода с ног свалишься, смог одной рукой тебя нести, а другой от врагов отбиваться. Не глупи и ешь! У тебя в животе так бурчит, что наверняка даже на берегу слышно.

Стоило бы настоять на своем, но я не железная. И очень, очень голодная.

- Стоп, а как ты ошейник снял? - спохватилась я, дожевывая свою половинку сухаря. - Только не говори, что тот бородатый недоумок опять забыл тут зубило.

- Что-то вроде того, только не зубило, не он, и не забыл, - снова ухмыльнулся этот невозможный человек, подбрасывая на ладони железный кругляш с квадратной дыркой посредине. - Вот, еще ночью одолжил у нашего лысого приятеля, пока он тут тобой любовался. Иди сюда. Сейчас и тебя от украшения избавим.

- У нас новый план? - удивилась я, с наслаждением разминая затекшую под железом шею. - А как же подходящий момент?

- Зачем нам новый, когда и старый сгодится? - Пожал плечами Ингвар. - Сидим тихо, ждем удобного случая и стараемся узнать как можно больше. Ошейник можно и открытым носить, просто для виду. Главное, головой не дергать резко, а то свалится.

- Может, я наверх схожу, разведаю, что и как? - предложила я, неохотно прилаживая надоевшее украшение на место. - Лысый перед тем, как захрапеть приказал кому-то там сказать, что ветер меняется. Как там... рюзга дейшикир, что ли? Нет, не так. Рюзгяр деишикликлири. Вот.

- Плохо дело, - теперь настала очередь моего собеседника хмуриться. - Тебе и правда нужно кому-нибудь об этом сказать, и чем быстрее, тем лучше.

- Думаешь, это важно? - не поверила я. - Он же не в себе был, вот и...

И замолчала на полуслове, потому что услышала далекий, но отчетливый раскат грома.

- Все, можешь не ходить, - сумрачно заметил Ингвар. - Они уже и так поняли.

- Рассказывай, что не так с этим глупым штормом, -потребовала я, - и почему у тебя такое лицо, будто нас уже не костер кладут.

- Нечего будет класть, когда здешнее море с нами закончит, - так же мрачно откликнулся он. - Тебе о "прикосновении Великого Отца" еще не рассказывали? Мне вот даже показали. Это казнь для беглых рабов. Их к столбу привязывают и морской водой поливают из ковшика. Ковшик маленький, меньше кружки, к шесту приделан, а тот шест с два человеческих роста длиной. Если бы сам не видел, как прямо из моря черпают, то руку бы дал на отсечение, что там кипящее масло.

- Трюк какой-то, -уверенно заявила я. - Кто бы рискнул по кипящему маслу корабли водить? На море, знаешь ли, шторма бывает, а там и брызги, и волны через борт, да и в трюм, бывает, натечет. Точно тебе говорю, трюк это.

Снова громыхнуло, будто подтверждая: да, шторма бывают и еще какие.

- Ты на палубе не была еще, нет? - невесело усмехнулся мой чересчур доверчивый собеседник. - Сходи непременно, много интересного увидишь. Только лучше утром.

- До утра еще дожить надо, - я тоже ухмыльнулась и поднялась на ноги. - Лучше прямо сейчас схожу. Гляну одним глазком, и сразу назад.

И, прежде чем он успел еще что-то сказать, выскочила из комнатушки и рванула к лестнице, звеня цепью, будто неупокоенный дух.

У верхней двери, я замерла, прислушиваясь. Ничего. Вот абсолютно ничего. Ни тебе хлопанья парусов на ветру, ни криков, ни топота, ни даже плеска волн. Это было до того странно, что я даже засомневалась, что мы вообще на корабле.

Тогда я наконец решилась и осторожно выглянула в приоткрытую дверь. Поначалу вообще ничего не было видно, кроме темноты, но скоро я кое-что разглядела. Смутное розоватое свечение, вроде как от круглой лампы из мутного красного стекла, лежащей прямо на полу. Эта лампа почему-то так и притягивала мой взгляд. Вдруг нестерпимо захотелось подойти и взять ее в руки, чтобы получше рассмотреть, но я не стала. Не до того сейчас. Раз уж собралась на палубу, то пора бы двигаться дальше. И я медленно и осторожно двинулась вдоль стены, касаясь пальцами шершавых, плохо подогнанных досок.

Каморка оказалась совсем крошечной. Шага через три я нащупала угол, а за ним еще одну дверь, из щелей которой явственно тянуло соленым сквозняком. Я распахнула эту дверь, впуская в каморку ветер и с наслаждением вдохнула прохладный и свежий морской воздух. После душного трюма он показался таким вкусным, что какое-то время я никак не могла надышаться, даже голова слегка закружилась. Шатаясь, будто пьяная, дошла до какой-то веревки, натянутой вместо перил, и вцепилась в нее до боли в пальцах. "Леер" - тут же подсунула память. Это называется леер. Предки, да зачем я помню столько ненужной ерунды?

Тут порыв ветра ударил мне в спину, сбивая с ног, и я повисла на этом самом леере всем весом. Длинная молния, похожая на ядовитую сколопендру, расчертила небо и на мгновение стало светло, как днем. В этом свете я разглядела, что стою на невысокой надстройке, и прямо подо мной на палубе столпилось человек двадцать.