- Давно проснулся? - весело спросила она.

- У меня кружится голова, - ответил я хрипло, немного помедлив.

- Ничего. Это пройдет. Тебе нужно окрепнуть. Ты еще слаб, - она села ко мне на кровать.

Я долго смотрел ей в глаза. Потом без эмоций, не отрывая взгляда, промычал:

- Угу.

- Меня зовут Кларисса. Я буду за тобой ухаживать, - улыбаясь и испуская все тот же лучезарный поток какой-то положительной энергии, ласково произнесла она.

Я продолжал без эмоций смотреть ей в глаза. Через несколько секунд, все так же, не отрывая взгляда, я снова промычал:

- Угу.

И продолжил без эмоций тупо смотреть ей в глаза.

Через несколько дней я все-таки встал с кровати и начал периодически прогуливаться по дому, медленно обходя этаж и иногда выходя на улицу.

Кларисса действительно ухаживала за мной, одаривая своей лаской и заботой.

Постепенно в дом стали съезжаться и другие люди. Их было немного, всего несколько человек и они приезжали по очереди. Но их было достаточно, чтобы обеспечить мне небольшой социальный круг и общение, без которого человек деградирует.

Существовало одно важное правило - индьюзеры никогда не пересекались между собой. И в лаборатории делали все возможное, чтобы исключить их контакты друг с другом. При прохождении реабилитации индьюзер должен был общаться с обычными людьми - чтобы при желании вернуться в обычный мир и не остаться социально отчужденным.

Я действительно чувствовал, как реабилитация расслабляет меня, приводит в порядок нервы и успокаивает. Я замечал, что мое сознание постепенно начинало проясняться, и я больше стал доверять восприятию окружающей меня действительности, возвращаясь в реальность.

Однако я не видел того полного восстановления, которое мне было необходимо. Я по-прежнему словно находился в каком-то тумане. У меня сильно кружилась голова. Я страдал от постоянных мигреней. Частые приступы страха и сильного беспокойства загоняли меня в какой-нибудь угол в доме и заставляли трястись всем телом, вжавшись в стены. Меня все время тошнило. И еще меня повсюду сопровождал этот навязчивый противный сладковатый запах. Мое тело было ослабшим, и я не мог в полной мере двигаться так, как хотел. Физическое здоровье, как, впрочем, и психическое было подорвано. Я словно разваливался на части, осыпаясь и оставляя после себя песчаную дорожку. Я уже забыл, когда в последний раз чувствовал себя так, как в моем понимании было хотя бы приемлемо. Я пребывал в каком-то помутнении, и мир казался каким-то затуманенным и неясным. Его очертания были нечеткими. Все было как в каком-то бреду. Я как будто сидел в невидимой клетке - клетке даже не из прутьев, а из некой тяжелой, зыбучей, давящей своей огромной массой, материи. Я никак не мог прорваться сквозь эту толщу страха, дезориентации и непонимания, невозможности осознания своего собственного бытия. Я не мог осознать, что реально происходит с моим телом, моим разумом, моей душой. Казалось, я уже ничего не мог контролировать. Я утопал в пучине отчаяния, погружаясь на дно, не имея сил сопротивляться огромному весу этой беззвучной, неощутимой, но невероятно плотной и не проглядываемой пустоте, под давлением которой я начинал задыхаться и исчезать.

Я плохо спал. Мне постоянно снились кошмары. Я просыпался по ночам от собственных криков, и потом подолгу не мог отличить реальность от сновидений. Иногда в комнату вбегала Кларисса или кто-нибудь другой, и ему приходилось приводить меня в чувства, тряся за плечи и шлепая по щекам. От того, что я не высыпался ночью, мне приходилось спать днем - из-за этого я часто терялся во времени и путал вечер с утром, не в состоянии проанализировать, в какой части суток я нахожусь.

Однажды мне приснился маленький человек, точнее даже не человек, а его обрубок. У него не было головы, руки были только по локти, а ноги - до колен. Все его конечности, включая шею, постоянно кровоточили и были видны свежие следы рассеченной, но уже немного ссохшейся плоти. Он не был похож на человека - скорее он ассоциировался с какой-то тушей, как с тушей животного, например. Это был обрубок, который не мог в принципе существовать. Именно это и приводило в ужас. Я не знаю, как он держал равновесие и стоял на кровоточащих коленях. Он не мог говорить, так как у него не было головы, но он все понимал, все слышал и видел. Он хотел обнять меня, но мне стало мерзко и противно. Я проснулся в холодном поту и с криком, и потом меня пришлось приводить в нормальное состояние сразу нескольким людям с включенным светом в моей спальне.

Иногда у меня случались резкие приступы невыносимой головной боли. В одном из таких случаев я помню, как шел по дому, приближаясь к входной двери. Меня неожиданно охватила сильная слабость, и череп словно сжали тисками. Я расплылся по стене и, тяжело повалившись на пол, начал кричать от боли. Меня заметила Кларисса и побежала звать врачей. Они всегда присутствовали в доме, но оставались незамеченными мной, существуя в каком-то своем мире, и появляясь только в крайнем случае.

Я понимал, что второе восхождение окончательно сорвало мне нервную систему и надломило психику. Оно словно высосало из меня последние остатки сил, какие только были. Оно истощило меня, оставив лишь пустоту и озадачив осознанием этой пустоты.

Я уже проходил курс реабилитации, но тогда мне показалось, что я восстановился и у меня появилось достаточно энергии, чтобы жить и работать дальше. Сейчас же - я не видел конца и края своей реабилитации. Я не мог вернуться в нормальное состояние. Я уже не мог стать прежним - тем, кем когда-то являлся. Я уже не мог снова стать тем индьюзером, который способен был повлиять на человеческое сознание и изменить жизни многих людей. Я превратился в какого-то калеку, инвалида, у которого не получалось вести даже самый простой образ жизни, и который был обречен остатки своих дней доживать в постоянных головокружениях, мигренях, слабости и нервных срывах.

Доктор Клокс не жил в доме. Я это знал точно. Он лишь приезжал периодически, чтобы проведать меня и зафиксировать мое состояние, пронаблюдав за ходом лечения. Он пытался мне помочь. Он давал установки врачам. Прописывал новые лекарства. Применял новые методы.

Но мне почему-то казалось, что все это было уже бесполезно. У меня не было сил бороться за свое выздоровление. Тем более что я все равно не видел в этом особого смысла. У меня не было уже никаких перспектив. Я не мог ни остаться индьюзером, ни вернуться к нормальной жизни в социуме. Меня тошнило и от того, и от другого. И то, и другое было для меня слишком сложно и непреодолимо.

- Ты поправишься, Дир. Не паникуй. Реабилитация проходит не быстро, она бывает долгой, - убеждал меня доктор Клокс. - Но ты все равно восстановишься. Нужно только время.

- Док. Док, - улыбался я, - Прошел уже почти год. И я до сих пор не могу придти в себя. У меня по-прежнему кружится голова. У меня по-прежнему слабость. Меня постоянно трясет. Меня постоянно тошнит. Я хожу как в тумане. Как в каком-то аду. И постоянно этот ужасный сладкий невыносимый запах.

- Дир, тебе просто нужно время. Это все постепенно пройдет. Восстановление иногда проходит годами...

- Я не могу по-нормальному общаться с людьми, - продолжал я.

- Ты же общаешься со своими друзьями - с теми, кто живет с тобой здесь, в доме.

Я усмехнулся.

- Док! - воскликнул я, - Причем тут это! Это другое! Вы прекрасно понимаете, что я не могу сейчас, например, выйти в город и начать жить там среди незнакомых мне людей. Снимать квартиру, устраиваться на работу, ходить по магазинам...

- Дир, - перебил меня доктор Клокс, - Но ведь это уже было раньше с тобой. Ты ведь уже однажды прошел через это. Все было то же самое. Ты помнишь? Мы проходили реабилитацию в городе. Ты прошел тогда - пройдешь это и сейчас. Ты ведь тогда смог адаптироваться.

Я посмотрел в глаза доктору Клоксу, улыбнулся и, выдержав паузу, медленно покачал головой.