Перед глазами мелькали лица, одно за другим, испуганные, умоляющие, яростные, пытающиеся защищаться. Сочные звуки ломающихся костей вливались в уши, принося радостное удовлетворение. Боль. Ярость. Предвкушение чужой смерти.
— Да, вот так, Джастин! — продолжал шептать голос. — Прими это. Позволь вести себя. Мы с тобой должны положить конец каждой никчемной жизни в этом городе. Мы избраны для этого…
Чем громче звучал голос в его голове, тем сильнее становился Джастин. Из тела уходила слабость. Голова прояснялась. Алое марево перед глазами переставало дрожать, становясь статичным фоном удовлетворения, полного покоя и холода.
Боль уходила. Каждое лицо, которое Джастин видел, было искажено страхом и залито кровью. Но этого было мало. Он не мог понять, почему не добивал… Почему оставлял их дышать… Они все должны были сдохнуть. Таков был план. Так почему он останавливался? Всегда останавливался у этой последней черты. Слабак…
Джастин зарычал в бессилии. Руки сжались в кулаки.
Теперь все изменится. Все будет по-другому. Пора сбросить ненужный балласт вины.
Они должны умереть.
Все.
До единого.
Первый глубокий вдох принес облегчение и покой.
— Вот так, — удовлетворённый Голос поощрительно мурлыкнул. — Я знал, что ты справишься. Мы с тобой — одно целое.
Джастин кивнул.
Время остановилось.
***
— Черт, мы его теряем! — голос Абрахамса перекрыл тревожный писк приборов.
— Давление сто восемьдесят. Пульс сто сорок, — сообщила медсестра.
— Мы должны стабилизировать его! Вводите пять кубиков эпинефрина.
Доктор Абрахамс понимал, что пациента привезли слишком поздно. Аневризма выросла до огромных размеров. Кровообращение в пораженной области было минимальным. Они всеми силами старались закончить процедуру быстрее, но что-то пошло не так. Хирургам удалось почти полностью купировать поврежденный участок, не нарушив целостность сосуда, но вдруг состояние пациента стало меняться. Пульс и давление поползли вверх так, словно он испытывал страх. Под общим наркозом это было маловероятно, и Абрахамс все чаще с тревогой поглядывал на мониторы.
Приборы оглушительно пищали. Доктор отдавал резкие приказы, пытаясь привести пациента в норму, но безрезультатно. Джастину становилось хуже.
— Давление падает, — вдруг радостно выкрикнула медсестра, не сводя глаз с монитора. — Сто сорок!
— Пульс восемьдесят! — с улыбкой добавила другая.
— Отлично, — выдохнул Абрахамс, вглядываясь в спокойное лицо лежащего на операционном столе. — Держись, парень, мы почти закончили…
Вернувшись к операции, доктор был предельно сосредоточен. Все привлеченные к процедуре отлично выполняли свою работу. Они должны вытащить его. Джастин сильный, он справится.
Спустя немного времени, когда почти все было завершено, синусоиды приборов снова пришли в хаотичное движение.
— Пульс тридцать пять, — сообщила медсестра, — и продолжает падать.
— Давление шестьдесят пять!
— Черт! — выругался Абрахамс. — Мы снова теряем его! Ну же, Джастин! Держись! Черт!
Несколько секунд, и на мониторе застыла ровная линия.
Оглушительный ровный писк заставил всех в ужасе содрогнуться.
— Асистолия! — крикнул Абрахамс, освобождая грудь пациента. — Пять кубиков адреналина! Готовьте реанимацию.
— Джастин! Не смей этого делать, слышишь? Не смей сдаваться! — шептал Абрахамс на ухо своему пациенту, пока персонал готовил диоды.
— Заряжайте на двести! Разряд!
Тело Джастина судорожно дернулось. Абрахамс посмотрел на монитор.
— Пульса нет!
— Черт! Заряжайте на триста! Разряд!
— Без реакции!
***
Джастин был предельно собран. Впервые за длительное время он знал, что ему нужно. Все мысли были на месте. Ему было хорошо. Он чувствовал себя, наконец, достаточно сильным, чтобы перестать бояться. Перестать жить в постоянном страхе.
Теперь у него не было проблем.
Была лишь сила.
Был выбор, и была решимость.
— Ты молодец, малыш, — Голос не умолкал ни на минуту, раззадоривая, распаляя, внушая еще больше уверенности. — Теперь — только ты и я. Больше никого… Посмотри на их лица, хорошо посмотри, запомни… Без них все будет лучше… Мир будет чище…
========== Часть 15 ==========
Сила нарастала. Уверенность крепла. Черная тень уходила все дальше, а алый цвет становился ярче. Пальцы Джастина горели от желания схватиться за оружие. Ощутить в руках сталь. Почувствовать живительную ярость…
Когда-то он уже чувствовал нечто подобное. Во времена Розовой Бригады, когда они с Коди и другими ребятами заставляли этих чертовых натуралов проглотить каждое оскорбительное слово, брошенное в их адрес. В адрес любого гея. Ублюдки сто раз пожалели о том, что попались на их пути. Джастин до сих пор помнил тот азарт и неимоверное чувство силы и свободы, когда в глазах, смотревших раньше с таким презрением, вдруг появлялся страх. Настоящий, искренний, парализующий. Страх, который испытывал он сам, просыпаясь от кошмаров, где ему в голову раз за разом летела бейсбольная бита. От мерзкой улыбки Хоббса, от беспомощной ярости, одолевающей все существо, когда приходилось признать — они сильнее. Их больше. От вечной безнаказанности. От того, что они могут отобрать все, отделавшись лишь предупреждением. Перед глазами у Джастина стоял труп хастлера в мусорном баке, куда его выбросили, словно кусок испорченного мяса, испуганное лицо Дарена после нападения, его страх, из-за которого он смирился с произошедшим. Напавших на него так и не нашли. А еще вспомнился животный ужас в глазах того юного парнишки из Нью-Йорка. Все эти твари вроде Хоббса, Стоквела и прочих — на свободе, тогда как им самое место если не за решеткой, то на том свете точно.
Да, с Розовой Бригадой Джастин испытывал только ярость. Но сейчас в его душе горело нечто большее. Ему удалось отомстить. Хоть и не всем, но часть мерзких тварей поплатилась за свои поступки.
Его недавние жертвы.
Их было восемь. Восемь ублюдков, недостойных топтать землю. Восемь тварей. Отбросов. Жаль, что не умерли…
— Это они виноваты, Джастин, — продолжал шептать безликий голос. — Они тянули тебя назад… Не давали исполнить предназначение… Теперь все неважно… Теперь ты мой… Мы заставим их заплатить… Они тоже умрут… Особенно Брайан. Он должен умереть…
Брайан!
Имя взорвалось в голове Джастина, словно граната. Зазвучало в каждой клетке, отдаваясь эхом в каждом уголке.
Брайан… Брайан…
Черт! Вместе с именем вернулась боль. Яркая, настоящая, та самая, которая привязывала его к этому миру. К привычному миру, где были друзья, семья, любимая работа, любимый человек. Самый дорогой в мире человек. Человек, который всегда верил в него…
Брайан!
Стены рушились. Стремительно и неотвратимо.
Брайан!
Красивое лицо… Улыбка… Искаженные страстью черты… Насмешливый взгляд, прикушенная губа…. Обеспокоенность в глазах… Теплые руки, прижимающие к себе, пальцы в волосах…
«Я люблю тебя!»
Боль от разлуки, постоянное стремление быть рядом. Десятки картин, изображающих единственного в мире человека, заставляющего Джастина жить и испытывать эмоции.
Брайан!
Любовь, страсть, боль, страх, ощущение счастья…
Брайан!
«Останься, Джастин!»
Невесомое касание теплых пальцев.
«Я верю в тебя!»
Брайан!
Ужас в его глазах, когда Джастин поднимал над ним обрубок железной трубы. Попытка помочь. Струйка крови, сбегающая от виска к скуле.
«Вернись ко мне!»
Невыносимая боль!
Нет! — ненавистный, полный злобы Голос. — НЕТ! Не смей!
«Ты нужен мне, Джастин!»
Небольшой луч света и агония… Алая пелена, безумный страх больше никогда не увидеть самого дорогого в жизни человека.
Брайан!
— Джастин, ты — слабак! — алое марево перед глазами вдруг стало обретать форму. Оно дрожало, клубилось, постепенно обрисовывая силуэт… Знакомый силуэт.
— Не смей поддаваться! Забудь его! Убей его! Он — слабость! Покончи с ним раз и навсегда!
