Софи игнорировала его.

– Извини, но меня ждут дела. Эви, я буду тут в зале, а ты займись посудой, пожалуйста!

Эвалинн виновато кивнула и удалилась.

Гаррет стоял как побитый. Он с тоской взирал на красивую женщину, которая завладела его сердцем. С тех пор прошел год. Но он тоже владел ее сердцем, держал его в руках, словно сокровище, а потом, когда она меньше всего того ожидала, бросил его и растоптал.

– Что ж, раз я тут, – проговорил он со вздохом, – могу я купить у тебя шоколада?

Софи быстро прикинула, не кроется ли в его словах какой-то подвох.

– Ладно. Глупо пренебрегать платежеспособным клиентом.

Он уткнулся глазами в витрину.

– Есть что-нибудь новое с тех пор, как я был здесь в последний раз?

В уголках губ Софи появилась озорная усмешка, но она постаралась упрятать ее побыстрей.

– Разумеется. Ничто не стоит на месте. Вот моя козырная продукция, – с гордостью сообщила она, вытаскивая из-за прилавка корзинку с печеньем, глазированным шоколадом. – Это печенье с предсказаниями. Веришь или нет, но ты отчасти вдохновил меня на эту затею.

– В самом деле? – Он был явно польщен, но все-таки не очень верил ее словам. – Вид у них восхитительный. Сколько стоят?

– Три доллара.

– Отлично, одну штучку. Плюс полдюжины трюфелей на дорогу. Разных.

Софи выбрала трюфели и уложила в коробку, но «печенье неудач» оставила на салфетке. Она понимала, что это жестоко, однако надеялась, что он съест его до того, как уйти, и она посмотрит на его реакцию. Гаррет не разочаровал ее. Он достал бумажник, протянул ей деньги, потом схватил печенье и вонзил в него свои безупречные белые зубы. Софи ждала, ее ироничная усмешка расплылась шире.

Поначалу Гаррет неторопливо прожевал кусочек, чтобы его вкусовые луковицы оценили новый, странный вкус. Но вскоре глаза его округлились, он скривил губы.

– Софи, это… – пробормотал он, – это голое тертое какао…

Софи выпятила губы и изобразила на лице огорчение.

– Ой, тебе не понравилось. Я огорчена, можно сказать, раздавлена…

Он вытер горькую массу с губ и несколько раз сплюнул в салфетку.

– И что – есть покупатели на это… тьфу, тьфу… печенье? Неужели за него кто-то готов заплатить?

Впервые после того, как он вошел в магазин, она искренне улыбнулась.

– Разве оно не замечательное? Я назвала его «печенье неудач». Только самые жадные доедают его до конца. Многие покупают только лишь для того, чтобы прочесть предсказание.

Гаррет разломил печенье и без труда достал бумажную полоску. Его глаза пробежали написанное. И он прочел вслух, выделяя голосом каждое слово:

– «Ты уверен, что у тебя все в порядке с работой. Потерпи. Ничто не вечно!» И что же это значит?

Софи пожала плечами.

– Откуда я знаю, доктор Блэк? Я просто пишу…

– Это самое депрессивное предсказание, какое мне доводилось читать.

– Ну, купи еще печенья, – ответила она с лукавой искрой в глазах. – Найдешь что-нибудь и похуже…

На лице Гаррета застыло недоумение.

– Ты говоришь, люди приходят сюда ради этого вот печенья, чтобы прочесть предсказание? Но я не понимаю… Что в этом такого приятного?

Сияя, Софи выдала Гаррету сдачу.

– На первый вопрос отвечаю – да, а вот насчет второго мнения расходятся. Эви считает, что клиенты любят их за уникальность, потому что других таких нет. Но моя гипотеза – люди хотят иногда получить дозу реальности. Ведь жизнь – штука горькая, как этот вот шоколад, так зачем делать вид, что это не так?

Гаррет смотрел на нее и не знал, что сказать.

– Ох, – вздохнул он наконец, – пожалуй, Эвалинн права. Ты вправду несчастна, да?

Ее улыбка померкла. Она оглянулась через плечо, но Эви была за перегородкой.

– Она так сказала?

Он кивнул.

– Что ж, возможно… – Софи пожала плечами. – То есть я не грущу, и уж депрессии у меня точно нет. Но я не могу похвастаться тем, что я счастлива.

– Хм-м. И давно ты так себя чувствуешь?

– Только не пытайся ставить диагноз, доктор. Вспомни, ты ортопед, не психиатр. Да и вообще, что такое счастье? Скорее всего люди, считающие себя счастливыми, не могут ответить на этот вопрос. А те, которые думают, что знают, что такое счастье, вероятно, просто придумали его ради того, чтобы лучше себя чувствовать.

Гаррет нахмурился и сунул руки в карманы.

– Значит, ты не веришь в него?

Она заправила за ухо светлую волнистую прядь.

– Почему бы и нет? Погляди на мир. Вещи, с которыми люди связывают счастье, весьма мимолетны. Возьми, к примеру, наши с тобой отношения. Ты, я, мы… все было так быстротечно. Как написано в твоей бумажке – ничто не вечно.

– По-моему, ты ошибаешься.

Софи посмотрела на него, посмотрела в упор. Гаррет стоял по другую сторону прилавка. Как давно она не видела близко его лицо. В глубине души она не могла отрицать, что по-прежнему смотрит на него с наслаждением. А когда-то у нее трепетало все внутри, потому что он умел смотреть на нее так, словно она единственная женщина на планете.

– Тогда скажи мне, Гаррет, что такое счастье?

Он потеребил мочку уха, обдумывая вопрос.

– Для меня? Хм-м. Прямо сейчас я бы сказал, что счастье – когда ты абсолютно честен с людьми, которые тебе близки.

Ответ озадачил Софи. Она разгладила на себе передник.

– Что это означает?

– То, что последние одиннадцать месяцев я жил с секретом, и он убивал меня. Я не могу быть счастливым, пока ты не узнаешь обо мне правду.

От удивления Софи отступила на шаг.

– Час от часу не легче! О тебе есть какая-то «правда»? Что за правда? Нет, постой! Я хочу сама догадаться. – Она растерялась. После того как он безжалостно бросил ее, Софи бесконечно долго размышляла, что она такого сделала, чем его оттолкнула. Впрочем, она допускала и то, что он не хочет, чтобы она знала какие-то вещи, и что единственный способ избежать этого – уйти. Теперь к ней снова вернулись те мысли. – Ты лгал мне, да? – Ей хотелось плакать.

– Нет, я не мог никогда…

– Тогда что же? Ты не доктор на самом деле? Или ты платишь большую сумму своей бывшей жене, о которой никогда мне не рассказывал? Ты заразился дурной болезнью? – Она ахнула и прикрыла ладонью рот. – Ох. Не говори мне, что я была твоей любовницей. Ты женат, да?

– Софи! – закричал он, пытаясь добиться, чтобы она его услышала. – Нет! Ничего подобного! Мне не верится, что ты можешь даже подумать обо мне такое!

– Тогда что?

Более мягким тоном он ей сказал:

– Повторяю, я не могу говорить здесь. Давай уединимся. Вопрос сложный и заслуживает твоего полного внимания. Одна встреча – все, о чем я прошу. Место выбери сама.

Звякнул колокольчик, и вошла молодая мама с двумя детьми. Гаррет отошел от прилавка и сел на табурет возле окна, чтобы не мешать детям рассматривать в витрине сладости. Он надеялся, что они не выберут «печенье неудач».

Пока мама помогала детям выбирать лакомство, Софи обдумывала слова, сказанные Гарретом. «Он жестокий, – думала она. – Украл у меня счастье, а теперь появился неизвестно откуда и винит меня в том, что я несчастна». Но, подумав еще, Софи поняла, что Гаррет был не первым, кто неожиданно отнял у нее счастье и любовь. «Такова история моей жизни. Как я могу винить его за то, что он добавил к ней еще одну главу?»

Она снова перевела взгляд на витрину и сначала увидела за стеклами лица детей. Малыши стояли по другую от нее сторону и, облизывая губы, оценивали каждую шоколадку. Приглядевшись, она различила в стекле и собственное отражение. Словно забытая подруга, там улыбалась ей маленькая девочка; она сидела на коленях у папы, хихикала, когда мама щекотала ей пятки. На глаза Софи навернулись слезы и смыли эту картинку. Ее сменила другая, где Софи была на несколько лет старше. Не настолько взрослая, чтобы осознать свое везение, что она осталась живой-здоровой и не калекой, но достаточно большая, чтобы запомнить все подробности случившегося несчастья. Она замерзла. Замерзла и промокла до нитки, и ничто в этом мире не казалось реальным. Все шло неправильно, потому что она знала, что все случилось по ее вине. Софи моргнула, и картинка пропала. Теперь на нее глядело из витрины знакомое лицо почти тридцатилетней женщины. Счастье так мимолетно, снова напомнило оно ей.