© ЭИ «@элита» 2016

– Да, как-то у нас невесело, – рассуждал Толстый, ковыряя вилкой варёную брюкву.

– Невесело, говорю! – крикнул он в пустоту комнаты. Изо рта вылетели жёлтые кусочки. – Сколько можно есть эту гадость!

Он хотел выплюнуть пережёванную брюкву на пол, но никто бы этого не увидел. Поэтому Толстый проглотил всё, что складывал за щёками.

За окном что-то мелькнуло. Мелькнувший объект старался падать тихо, поэтому вместо подобающего происходящему «А-А-А!» послышалось сдавленное «м-м-м». Раздался грохот. Похоже, рассыпалась поленница.

– А ещё этот Малыш падает и падает!

Толстый с размаху стукнул кулаком по столешнице. Упала вилка. Он с кряхтеньем её поднял.

– Вот, кто-то придёт.

Толстый вытер вилку о штанину и воткнул в половину брюквины, оставшуюся на тарелке.

– Неужели Белочка? Какой сюрприз! Как я догадался! Да я же просто гений!

Толстый хлопнул себя ладонью по лбу, и, с силой прижимая, провёл вниз по лицу.

– О-о-о! – простонал он. – Ну почему осталась только брюква? Как бы я хотел съесть кусочек репки. Маленький такой кусочек. Или редьки. Да хоть турнепса! Они ведь так сильно отличаются от этой буэ!

Толстый ещё раз размахнулся, но увидел какую-то гадость, прилипшую к рукаву, и бить рукой по столу не стал. На вкус гадость оказалась той же брюквой.

– Что ж мы, как коровы, силос этот жрём? Ну да, коров же нет, а силос есть. Кто-то должен его есть.

Он снова сгорбился над тарелкой.

Со скрипом открылась дверь. Вошла Белочка, поддерживая Малыша. Малыш хромал и стонал.

– О, как я угадал. Привет. И ты, орёл нелетучий, тоже заходи, располагайся. Если можешь, конечно. Белка, брось его на пол. Да бросай, говорю, он привык, что ему сделается. Он пять раз в день с крыши грохается, ему на пол упасть, как на перину лечь. Малыш, вот скажи мне, – Толстый развернулся на лавке, сел лицом к Малышу, уперев руки в колени, – как можно не попасть по земле? А? Двор, – Толстый обвёл руками комнату, – двор большой, пустой, снегом заспанный. Мягоньким. Малыш, ты любишь мягонькое? – Малыш застонал. – Вижу, что любишь. Нет, не надо мне свои синяки показывать. Мягонькое это для тебя вопрос жизни и смерти. С такой жизнью, какую ты сейчас ведёшь. Снег, например, мягонький. Как ты мог промахнуться мимо снега? Малыш, ты, прыгая с крыши во двор, не смог попасть во двор. У тебя мишень – земной шар. И ты попадаешь в поленницу. Снайпер недобитый. Если ты на охоту пойдёшь, все звери возле тебя соберутся. Это самое безопасное. Давай, садись, хватит валяться. Ложкой в рот попасть ещё можешь? Давай-давай, вон, в окно целься, тогда в рот попадёшь. Возможно, даже в свой.

Малыш застонал. Не от боли. Вернее, боль у него вызывал вид тарелки с варёной брюквой.

– Всё сказал? – Белочка с грохотом подвинула к себе тарелку. Брюкву варила она, сегодня была её очередь варить брюкву. И ненавидела её так же, как и остальные гномы. Но выбирать им было не из чего. Всё, что удалось найти в погребах, обычно забитых припасами, это два мешка брюквы. Да ещё замороженной. Печь никто не топил, брюква замёрзла. Остальные продукты, а гномы, сами понимаете, существа запасливые, исчезли.

Вместе с гномами.

Две недели назад Белочка, Профессор, Малыш и Толстый вернулись в гномью деревню. Ту самую, которую в конце лета растоптал великан. Нет, не всю, только половину. Великан пришёл в деревню не просто так, а по делу: у него разошлись с гномами взгляды на еду. Не со всеми, а с тем, которого зовут Толстый. И Толстый очень не любит рассказывать, как так вышло, что в результате гастрономических разногласий – полдеревни в щепки.

Половина гномов – те, чьи дома в щепки – ушла подальше и построила Новую деревню. Малыш и Белочка жили в ней, вместе с родителями. Профессор и Толстый остались в Старой деревне.

Ненадолго остались.

После нового года все четверо встретились в лесу. Да, опять без спроса. Кто бы им разрешил зимой уходить в лес, сами подумайте. И всё сложилось самым чудесным образом. Их никто не съел, хотя кто только ни пытался. Они познакомились с великаном. Нет, не с тем, с другим. Хорошим, только диким. Ещё они познакомились со снежными гномами, как они их называли, хотя гномами те не были. А вот снежными – были. Потому что были из снега. Особая форма существования сугробов. Снежные гномы забрели в эти края в поисках спасения от снежных барсов, львов, медведей и прочих бескровных тварей.

И всё кончилось хорошо. Снежные гномы слепились в снежного великана и ушли на очень дальний север, жить рядом с великанами обыкновенными. Да, есть места, где великаны – это что-то обыкновенное.

Возвращаясь, гномы надеялись, что по случаю победы пороть их будут умеренно. Может быть, даже формально. Без энтузиазма. Но их вообще не пороли. Двери в Старой деревне оказались выбиты, окна распахнуты, погреба пустые, печки холодные.

И ни одного гнома.

Некому пороть.

– Ну что, у нас всё как всегда? – Толстый отодвинул тарелку, он решил, что с него хватит. – Малыш учится летать. Сиди, сиди, птенец неоперившийся, жуй. Профессор неизвестно где шляется. Кто ещё как у нас развлекается, пока я тут, – Толстый потыкал пальцем в тарелку с брюквой, – пользу приношу? Где Профессор? Кто за него есть будет?

Толстому хотелось, чтобы брюква испортила настроение всем равномерно: как Профессор смел увиливать от пытки едой?

– Где он ходит? Не знает, что обедать пора?

– Толстый, перестань тарахтеть.

Белочка наколола на вилку кусочек брюквы и рассматривала его с большим подозрением.

– Он ходит, ищет.

– Что он ищет? Все дома мы проверили. Ничего съедобного. Никого из гномов нету. Вокруг всё снегом завалено, никаких следов. Пока наш орёл, воспитанный кротами, – Толстый похлопал Малыша по голове, Малыш застонал, – не научится летать вверх, а не только вниз, головой на дрова, мы ничего нового не увидим.

– А мне кажется, Профессор что-нибудь придумает.

Белочка верила в его способности.

– Что придумает? Как из старых половичков компот сварить?

– Не знаю. Малыш, ешь, давай! – прикрикнула она.

Порцию гадкой брюквы должны получить все, в этом Белочка с Толстым была солидарна.

– Да ничего он не найдёт. Вот это доедим. Малыш, ешь, давай! – прикрикнул Толстый. – Кончится этот ужас в тарелке, и будем с голоду помирать. Скорей бы уже, что ли…

Заскрипела дверь. В полумраке комнаты, освещённой одним свечным огарком, Профессор показался Белочке бледным. И без шапки. Что без шапки – это всем показалось. Значит, шапку он потерял.

– Вот, нашёл.

Профессор протянул руку, в которой…

– Э-э-э, что это? – спросил Толстый. – Ты это поймал? Убил, и будешь есть?

– Белка, сунь Толстому брюкву в рот, если можно, сырую. Он вообще ни о чём, кроме еды, думать не может.

Профессор, не глядя, повесил куртку на гвоздь возле двери, промазал, она упала на пол. Не заметив, подошёл к столу и выложил свою находку.

– Это же… Это же Маша!

Белочка схватила куклу младшей сестры Профессора.

– Ну да. Как зовут, не помню, но это Глашкина кукла. Видишь, рука пришита? – показал Профессор правой рукой, левой разматывая шарф. – Это я оторвал. Привет, Малыш. Получается?

– М-м-м, – простонал Малыш в ответ.

– Ясно. Но ты старайся. Мы в тебя верим.

– Ты чего его подзуживаешь? – взвился Толстый, – ты чему ребёнка учишь? И так на улицу невозможно выйти, чтобы тебе мешок с идиотизмом на голову не свалился.

– А ты чего митингуешь? Острое отравление брюквой? Вы же вместе с ним начинали?

Профессор сел, подвинул свою тарелку и начал есть жадно, не замечая надоевшего вкуса; думал он о другом.