— Все верно. Сидни собирался оставить ее из-за Бэннона.

— Да ну? Выходит, узнал? Он мне нравился. А ты уверен, что ему все стало известно?

— Абсолютно.

— Я спрашиваю, потому что сам-то разговаривал с ней только однажды, уже после смерти мужа. Она не хотела, чтобы газета сообщала о смерти ребенка. Помнишь, он умер через несколько дней после Сидни? Она была сильно подавлена. Ничего удивительного, женщина теряет мужа, а через пару дней и сына. В общем, у меня сложилось впечатление, что она убита горем, по-настоящему. Сейчас у нее есть кто-нибудь?

— А что? Хочешь попытать счастья?

— Даже если бы и хотел, тебе-то уж точно бы не сказал, — ухмыльнулся Холлистер. — Да нет, просто пытаюсь понять, каково тридцатилетней вдове и все еще привлекательной и уважаемой в обществе женщине вроде Грейс Тейт? Куда податься, если припрет?

— Ну, Грейс-то и не надо было ждать, пока она овдовеет.

— Ну да, а тут еще и Бэннон вернулся. Наверное, опять получил свое. — Холлистер немного помолчал. — Это плохо. То есть я хочу сказать, она слишком хороша для него. Кто он такой? Так, десятник на стройке. Но наверное, у него есть то, что ей нужно. Впрочем, зачем катить на нее бочку. Она платит мне жалованье, город у нас маленький, и все равно я и двух раз в год ее не вижу и только однажды разговаривал, да и то по телефону.

— Знаешь, что я сделаю? — перебил его Чарли. — Попрошу у нее денег, а между делом, в качестве благодарности за твою идею, скажу, какой у нас классный редактор «Часового».

— Лучше не пытайся. Ты ведь не хочешь разбить мою семейную жизнь, а, своячок?

— Нет, но я также не хочу, чтобы такая рыбка проплыла мимо тебя.

— Ну, ты и сукин сын, Чарли, тебе и впрямь место в политике.

— А ты помогаешь мне войти в эту дверь.

Через несколько дней Чарли попросил Грейс о встрече по одному политическому делу, и она пригласила его к себе домой. В своем новом двойном качестве героя-ветерана войны и кандидата в мэры Чарли возбуждал интерес или хотя бы любопытство со стороны многих приятелей своей ранней молодости, которые в последние годы могли перекинуться с ним парой слов, хотя и жили своей, весьма далекой от него жизнью. Чарли почувствовал эту перемену в отношении к себе и быстро усвоил соответствующий стиль поведения, в котором появилось больше уверенности.

Экономка провела его в библиотеку, где навстречу ему поднялась Грейс. Чарли думал, что она все еще носит траур, но нет, на Грейс было темно-коричневое платье с открытым белым воротником.

— Привет, Чарли, тысячу лет не виделись. Поздравляю.

— Спасибо, Грейс. Ты совершенно не изменилась, разве что еще больше похорошела. Потрясающе выглядишь.

— Ты тоже. Как Луиза? Дети?

— О, все… все отлично. А твои?

— Альфред в Лоренсвилле, Анна все еще у мисс Холбрук, но скоро оканчивает школу. Кстати, Брока сегодня не будет. Он на весь день уехал в Филадельфию. Но ведь, насколько я поняла, ты со мной хотел поговорить? Здорово, что тебя выдвинули в мэры. Очень рада. Чарли Джей, мэр города Форт-Пенна.

— Еще не совсем мэр, но надеюсь… словом, об этом я и пришел поговорить, Грейс. Да и предлог повидаться с тобой хороший.

— А зачем тебе какой-то предлог? В конце концов, мы с Луизой… мы часто виделись во время войны в Красном Кресте.

— Да? Первый раз слышу.

— Почти каждую неделю, хотя и почти все время на ходу. Среди нас немногие умели водить машину, ну меня и посадили в небольшой грузовичок, и все равно с Луизой мы встречались почти каждую неделю. Она славная.

— Спасибо, Грейс. Она и думать не думала о всех этих выборных делах, честно говоря, и я тоже, но ко мне пришли люди, сделали такое предложение, я подумал-подумал и решил, а почему бы и нет? Только если уж избираться, сказал я себе, нужно, чтобы все делалось правильно. Одна беда — нужны деньги.

— Само собой. Плакаты и все прочее.

— Вот именно, — подтвердил Чарли. — В общем-то кампанию ведет, конечно, партийная организация, именно она находит источники финансирования, тратит деньги, и меня это почти не касается. Моя работа — речи, если это можно так назвать, и разговоры с отдельными избирателями. Вот и все. Но на днях я встретился с одним приятелем, собственно, это мой свояк, он работает в «Часовом». Джек Холлистер.

— A-а, мистер Холлистер. Как-то я разговаривала с ним по телефону. Он произвел на меня очень хорошее впечатление.

— Да, весьма неглупый человек. И очень привлекательный.

— Твой свояк, говоришь?

— Да, мы женаты на сестрах.

— Понятно.

— Словом, мы встретились, и у него появилась идея, как заполучить побольше голосов. Идея, по-моему, очень хорошая. Почему бы, говорит, тебе не обратиться к своим друзьям из тех, что… э-э… посостоятельнее, чем большинство наших земляков, может, они проявят интерес к выборам и внесут свой вклад. Образуются фонды. Для большинства из них, конечно, это дело рутинное, но Джек заметил, что я единственный из нашей старой компании, кто избирается в мэры, и… словом, ему кажется, что старые друзья, как бы это сказать, собьются в стаю.

— Ясно, ясно. Что ж, лично я готова. Что… э-э… сколько, ты считаешь, я должна дать? Мы с Броком обычно вносим одинаковые суммы, ну и Сидни… он был республиканцем, я как бы и за него плачу, словно он жив. Столько, сколько заплатил бы он. Но ради тебя можно и побольше.

— Ну-у… неплохо бы получить сотен пять.

— Понятно. Брок столько тебе дал?

— С Броком я вообще пока не разговаривал, но, если ты дашь пятьсот, уверен, и он не отстанет, и многие другие тоже. Видишь ли, твой взнос — вроде как планка для остальных. Ну, да ты сама все понимаешь.

— Идет, — кивнула Грейс. — Хочешь, чтобы я прямо сейчас выписала чек?

— Было бы прекрасно.

— На кого? На комитет? Или прямо на твое имя?

— Лучше на мое, потому что эта часть кампании как бы моя личная, отдельная. И счет я открою отдельный, а ты всегда будешь знать, на что пошли деньги.

Грейс встала и подошла к столу. Неожиданно громкий шелест ее юбки, скрип пера, склонившаяся над столом фигура — все это как будто вновь сделало ее живой, осязаемой, для него — живой, а не просто частью обстановки, каковой она казалась на протяжении всего разговора. Джей вспомнил, что на ее теле нет ни единого места, которого бы не касались его пальцы, и от этих воспоминаний ему стало хорошо. Грейс повернулась, спросила, какое сегодня число, и от Чарли не укрылось ее смущение, и он понял, что она читает его мысли. Он назвал дату, Грейс порвала чек и отвернулась от него.

— Хорошо мы когда-то проводили время в этом доме, — сказал Чарли.

— Пожалуй, — согласилась она. — Только мне он никогда не нравился.

— Что так?

— Я всегда предпочитала жить на ферме. — Грейс выписала чек заново и тщательно промокнула подпись. На свое место она не вернулась, остался стоять и Чарли.

— Спасибо, — сказал он.

— Не за что. О Господи, я совсем забыла предложить тебе выпить. Что предпочитаешь? Не помню уж, когда у меня здесь в последний раз был мужчина. Для чая рановато, верно?

— Нет-нет, ничего не надо, Грейс, спасибо. Мне пора. — Он понимал, что с ним прощаются, и понимал почему, а также почему Грейс говорит, что на ферме ей всегда было лучше, и почему она не захотела разделить его воспоминаний об этом доме, тоже понимал.

— Грейс, тебе надо бы снова выйти замуж, — сказал Чарли.

— Чушь, — бросила она. — Замуж я больше не выйду, в этом ты можешь быть уверен.

— Жаль, потому что ты молодая и красивая женщина.

— Ты не хуже моего знаешь, сколько мне лет, а красивой я никогда не была.

— Я мужчина и сказал то, что думаю.

— Ах, Чарли, Чарли, ты совершенно не изменился, — скромно улыбнулась Грейс. — Ни одной юбки не пропустишь.

— Да, и задрать бы неплохо.

— Ладно, тебе и впрямь пора, а то как бы мы слишком не углубились в воспоминания. Это скучно.

— Мне нет.

— А мне да. А новый мэр Форт-Пенна не должен быть скучным. Пока, Чарли, и передай от меня привет Луизе.