— Ладно, эту маленькую любезность я тебе окажу. И большое спасибо за взнос.

— Всегда к твоим услугам.

Возвращаясь в центр города, Чарли с приятностью думал о том, что она была готова заплатить куда больше пятисот долларов за то, чтобы сделать их бывшие отношения не бывшими, а выкупить их, так сказать, но это не в ее силах, а у него в кармане пятьсот долларов. Он договорился увидеться ненадолго с Холлистером после того, как последний выпуск газеты уйдет в типографию. Они встретились в той же кабинке «Погребка».

— Кажется, у меня есть сюжет для материала в газету. — Чарли бросил на стол чек.

— Сюжеты всегда приветствуются, — сказал Джек.

— Отчего бы тебе не напечатать очерк, такой немного сентиментальный, о том, как уроженцы Форт-Пенна организуют клуб Чарли Джея?

— Здорово, — согласился Холлистер. — Вижу, ты раздумал становиться мэром. Полагаю, для города это только плюс.

— О чем это ты? — вскинулся Чарли. — Хороший ведь сюжет.

— Сюжет, может, и хороший, только все итальянцы и сельский люд и те, кто родился не в Форт-Пенне, а где-нибудь еще, скажут: «Отлично, вот местные уроженцы пусть за него и голосуют, а мы не будем».

— Ничего подобного, надо только правильно подать материал. Почему бы тебе самому не написать?

— Мне не за это платят.

— Пусть так, зато у тебя появится предлог встретиться с миссис Тейт.

— Об этом я как-то не подумал. Уже горячее, — протянул Холлистер. — А где она, на ферме?

— То там, то тут.

— Жаль, что у меня нет своей машины.

— А на черта тебе своя машина? Если пообещаешь быть повнимательнее к сюжетам, связанным со мной, машина будет у тебя завтра же, и, пока я мэр, можешь пользоваться ею по собственному усмотрению.

— Чарли, старый приятель, дай пять.

Телефонный разговор Джека Холлистера с Грейс Тейт

Холлистер. Миссис Тейт?

Грейс. Да, мистер Холлистер, извините, что заставила ждать. Я была в саду… Горничная сказала, что у вас ко мне какое-то бухгалтерское дело, касаемое газеты.

Холлистер. Не бухгалтерское, миссис Тейт. Скорее редакционное.

Грейс. То есть вы хотите прочитать мне какую-то статью? В таком случае вам лучше дождаться возвращения брата. Я знаю, что вы с ним иногда согласовываете такие вещи по телефону, но на себя ответственность мне брать не хочется.

Холлистер. Нет-нет, миссис Тейт, ничего читать я не собираюсь. Тут другое. Видите ли, насколько я понимаю, некоторые из старых друзей мистера Джея формируют, как бы это сказать, сопутствующую, параллельную официальной, организацию в поддержку его кандидатуры на выборах мэра. Ну вот, я и подумал, что неплохо бы напечатать об этом интервью с вами и еще кое с кем. Вы ведь вроде уже сделали свой взнос?

Грейс. Да. И не только я, но и брат, но интервью по этому поводу давать не собираюсь. Полагаю, что от него не будет никакой пользы.

Холлистер. Ах вот как? Могу я поинтересоваться, почему вы так думаете?

Грейс. Видите ли, старые друзья мистера Джея, так или иначе, проголосуют за него. И я бы проголосовала — если бы у женщин было право голоса. Но думаю, чем меньше мы — я как раз говорю о старых друзьях — будем высовываться, тем для него лучше.

Холлистер. По правде говоря, миссис Тейт, я склонен с вами согласиться. Но ведь материал можно подать так, что он не оттолкнет рядового избирателя, обычных людей.

Грейс. Наверное, можно. Мне трудно судить, я ведь не журналист.

Холлистер. В таком случае, может, было бы удобно, если бы я подъехал и записал беседу с вами?

Грейс. Вы спросили, когда удобно?

Холлистер. Нет, я спросил, было ли удобно. Я сказал: «В таком случае было бы…»

Грейс. А, да, поняла. Боюсь, мистер Холлистер, ответ будет отрицательный. Позвольте быть с вами совершенно откровенной. Дело не только в том, что я боюсь навредить мистеру Джею. Не только. Главное, наверное, — я просто не хочу давать никаких интервью. Я не хочу, чтобы мое имя появлялось в газете, даже на полосе, где печатается светская хроника.

Холлистер. Да много ли она стоит без вашего имени?

Грейс. Ничего, обойдетесь и без меня. Конечно, на принцип, что называется, я идти не собираюсь. Если я окажусь на каком-нибудь большом приеме, и вы напечатаете о нем информацию, и там промелькнет и мое имя, — пожалуйста. Но коль скоро зашла речь, зачем сообщать подписчикам, что такого-то числа я ездила за покупками в Филадельфию или возила туда детей? Вообще, мне кажется, что детям будет лучше, если их имена не появляются в газете, так что позвольте воспользоваться случаем и попросить вас положить конец этой практике. Раз в месяц я езжу с дочерью в Филадельфию. Если угодно знать зачем, пожалуйста, — чтобы заменить скобы на зубах. Для нее это не развлекательные поездки, так почему же всякий раз по возвращении мы должны читать в вечернем выпуске «Часового»: «Миссис Сидни Тейт и ее дочь мисс Анна Тейт провели сегодняшний день в Филадельфии»? Не знаю уж, откуда вы черпаете свою информацию, но знайте, что мне это не нравится.

Холлистер. Понятно, миссис Тейт, но ведь это светская хроника.

Грейс. Мне кажется, что это будет не по вкусу и бизнесменам, людям, которые размещают у вас рекламу. Что подумают владельцы магазинов, прочитав в газете, что мы с дочерью провели день в Филадельфии? Скорее всего что мы ездили туда за покупками, и если бы я была хозяйкой какого-нибудь магазина в Форт-Пенне и размещала рекламу в «Часовом», мне бы совершенно не понравилось постоянно читать, что одна из его владелиц тратит свои деньги где-то на стороне.

Холлистер. Метко сказано, миссис Тейт, я непременно укажу на это сотрудникам отдела рекламы.

Грейс. Слава Богу, и я на что-то сгодилась.

Холлистер. Вы — да, а я — нет.

Грейс. О, мистер Холлистер, мне очень жаль, что все так получилось. Нелегко со мной иметь дело, верно? Кстати, я давно собираюсь черкнуть вам пару слов, с тех самых пор, как умер мой сын и мы с вами говорили по телефону. Но ведь, если не ошибаюсь, вы тогда сразу отправились на фронт?

Холлистер. Да, в морскую пехоту.

Грейс. Знаю. Я видела ваше имя на доске почета.

Холлистер. Здесь, в редакции?

Грейс. Да, я как-то заходила туда.

Холлистер. Надеюсь, когда соберетесь в следующий раз, дадите мне знать заранее.

Грейс. Договорились. Что-нибудь еще?

Холлистер. Да нет, пожалуй, все, кладу трубку, пока вы чего-нибудь еще не запретили печатать.

Грейс. Ну что вы, мистер Холлистер, все не так страшно. Вообще-то газета мне очень нравится.

Холлистер. Большое спасибо. Всего доброго.

Грейс. Всего доброго.

Грейс не сочла нужным рассказать всю правду о своих поездках в Филадельфию. Не всегда ее сопровождала Анна (которую легко было принять за младшую сестру Грейс), да и не раз в месяц она туда наведывалась, а приблизительно раз в две недели, и продолжались эти визиты уже два квартала, начиная с зимы 1918–1919 годов. После того как эпидемия гриппа (когда Грейс исправнейшим образом работала водителем грузовичка, который время от времени использовали как карету «скорой помощи») собрала свою страшную жатву, она отправилась с детьми в Филадельфию на ежегодные закупки в центральные универмаги города — Вайнмейкер, Стробридж и Шонхут. Альфред уже дорос до того, чтобы иметь в гостинице отдельный номер, а Анна делила с матерью двойную постель в соседней комнате. После раннего обеда их с братом можно было спокойно оставить в гостинице, пока Грейс преломляла хлеб со своими родичами с улицы Саранчи. В тот вечер она во второй раз встретилась с Оскаром Стриблингом, жена которого, кузина ее кузины, умерла несколько недель назад, став жертвой той же самой эпидемии дифтерии. Грейс, познакомившуюся некогда со Стриблингом в Кейп-Мэе, попросили даже не заикаться о недавней потере Оскара; это был его первый с тех пор выход в свет, и он согласился прийти, только узнав, что будет и она. Оскар был немного знаком с Сидни.