— Почему?
— Я не думаю, что ты уже готов к долговременным обязательствам. А я не хочу снова быть отвергнутой, да еще тем, кто мне небезразличен.
— Ты и не станешь отвергнутой. Я готов связать свою судьбу с тем, кто мне так дорог, как ты.
— О, Заступница, ты такой милый, — вздохнула она. — Нет, Эдеард. Я не могу соперничать с идеалом Салраны. Ты крепче к ней привязан, чем сам это сознаешь или согласен признать. Да и как иначе — после всего, что вам пришлось пережить. Я не ревнива, совсем не ревнива. Но она всегда будет стоять между нами, пока ты не разберешься в своих чувствах.
— Она же просто девчонка из той же деревни, что и я, вот и все.
— Открой мне свои чувства, покажи все свои мысли и поклянись, что ты не хочешь с ней переспать, что не хочешь испытать ее близость.
— Я… Нет, это глупости. Ты обвиняешь меня в… Ну, не знаю, в моих мечтаниях. В мире множество возможностей. Одними мы пользуемся, другие проходят мимо. Ведь это не я опасаюсь того, что может быть. Лучше загляни в свои собственные чувства.
Они стояли друг против друга, и голоса, хоть и не громкие, звучали твердо.
— Мои чувства мне известны, — сказала она. — И я бы хотела, чтобы твои с ними совпадали. То есть я могу подождать. Ты этого стоишь, Эдеард, сколько бы ни пришлось ждать. Ты слишком дорог мне.
— Ну, тогда это самый неподходящий способ, чтобы их проявить, — сказал Эдеард, стараясь не допустить оттенок обиды в своем голосе.
Его мысленный барьер укрепился, чтобы никакие эмоции не проникли наружу, хотя из–за охватившего его смятения это было очень нелегко.
— Скажи ей, — спокойно сказала Кансин. Ее рука поднялась, чтобы погладить его по щеке, но Эдеард отпрянул. — Будь честен с собой, Эдеард. Скажи, что хочешь только ее.
— Спокойной ночи, — холодно попрощался он.
Кансин кивнула и отвернулась. Эдеард мог поклясться, что увидел слезу на ее щеке. Но не решился убедиться в этом при помощи про–взгляда. Он ушел в свою комнату и бросился ничком на слишком высокую кровать. В его голове смешались злость и разочарование. Он представил себе, что Салрана и Кансин борются между собой, и этот образ быстро вышел из–под контроля и начал стремительно развиваться. Эдеард ударил кулаком в подушку. Перевернулся. Послал про–взгляд странствовать по городу, наблюдая за колоссальным вихрем чужих мыслей, боровшихся с собственными демонами. Страдать в одиночестве было бы еще тяжелее.
Он долго не мог заснуть.
— Ходят слухи, что Пифия использует свою способность маскироваться, чтобы изменять внешность. В конце концов, ей уже больше полутора сотен лет; она даст сто очков форы даже миссис Флорелл. В том, как она сейчас выглядит, определенно есть какая–то чертовщина.
— А ты так можешь? — изумленно спросил Эдеард.
— Не знаю. — Бойд понизил голос. — Говорят, что каждый Грандмастер может сделаться совершенно невидимым для окружающих. Я такого никогда не наблюдал.
Эдеард отметил некоторое логическое несоответствие в его заявлении, но ничего не стал говорить. Отделение патрулировало территорию Дживона вдоль Братского канала, ограничивающего район с южного края. На другом берегу канала располагался Тайхо — не то чтобы район, а просто широкая полоса луга, протянувшаяся вплоть до хрустальной стены. На траве стояли только деревянные конюшни милиции — единственные разрешенные на общинной земле постройки. Эдеард видел конюшенных мальчишек, гонявших по круговым песчаным дорожкам лошадей и ген–лошадей; эту утреннюю разминку они и их предшественники проводили ежедневно на протяжении нескольких веков. Рядом с некоторыми лошадьми бежали и ген–волки.
Это было их шестое дежурство со дня выпуска. Шесть дней, на протяжении которых он и Кансин перебросились не более чем десятком слов. Они относились друг к другу с безукоризненной вежливостью, но и только. Эдеарду это не нравилось; он хотел бы вернуться по крайней мере к отношениям, установившимся до испорченного праздничного вечера. Но даже не представлял, как возвратить дружескую легкость. И уж тем более, не хотел советоваться по этому вопросу с друзьями. Хотя наверняка они и так о чем–то догадывались и оживленно обсуждали, что же произошло.
По какой–то неведомой ему самому причине Эдеард ничего не стал рассказывать и Салране. Хоть и неохотно, но он отчасти признал правоту Кансин. Ему действительно предстояло разрешить ситуацию «друзья или возлюбленные», складывающуюся между ним и Салраной. Он был к ней несправедлив. Салрана взрослела и превращалась в красивую девушку, превосходившую живостью и энергией всех горожанок, с которыми ему приходилось сталкиваться. Ему давно пора было пересмотреть свое понятие о покровительстве. Это уже казалось глупым. Салрана сейчас достаточно взрослая, чтобы самой о себе позаботиться, чтобы сделать свой выбор. Его ведь никто не назначал опекуном, он сам возложил на себя это обязательство, просто из дружеского участия. А изменить их отношения, особенно сейчас, значило бы воспользоваться преимуществом.
«Часто надо сделать что–то неправильно, чтобы потом выйти на верный путь».
И он не сомневался, что в физическом плане им будет хорошо вместе. «Это тело, а какие ноги…» И так в последнее время он слишком часто представлял, как ее ноги обхватят его торс, и сильные мускулы будут неустанно двигаться. Оба они одновременно закричат от восторга, когда все закончится. «Мы бы целый год могли не вылезать из кровати».
И помимо физической страсти общество друг друга приносило бы им только радость. Салрана была единственным человеком, с кем он мог спокойно поговорить. Они понимали друг друга. Два провинциальных подростка против всего города. Будущий мэр. Будущая Пифия.
Его губы дрогнули в сердечной улыбке.
— …Конечно, я бы мог просто поговорить с самим собой, — уловил он раздраженный голос Максена.
— Извини. Что ты сказал? — спросил Эдеард, прогоняя улыбку.
Максен оглянулся. Кансин и Динлей смотрели вниз на гондолу, загруженную ящиками, и что–то кричали гондольеру.
— Парень, она что, дала тебе отставку?
— Кто? Нет же. У нас с Кансин все в порядке.
— Не хотел бы я увидеть, когда у тебя не «все в порядке».
— Нет, правда, все нормально. Что ты хотел?
— Лавочники с улицы Болтан говорят, что у них бродят какие–то незнакомцы и прощупывают здания сильным про–взглядом. Похоже, что это разведчики из банды грабителей. Если мы заявимся туда в своих мундирах, мы только спугнем их, и они вернутся через неделю или через месяц — когда мы будем на другом конце района. Хорошо бы погулять вокруг них в обычной одежде, тогда мы могли бы поймать их с поличным.
— Не знаю. Всем известно, как Ронарк настаивает на дежурстве в форме.
Перед началом их третьего дежурства капитан неожиданно устроил им тщательную проверку, и тогда Эдеарда чуть не разжаловали за «недостойное пренебрежение стандартами». С тех пор Эдеард внимательно следил за внешним видом своих товарищей по отделению.
— Точно, — кивнул Максен. — Если ты констебль в Дживоне, ты должен носить форму, это всем известно. Они и не подумают, что мы можем быть без мундиров.
— Гм, не знаю. Дайте–ка я сначала поговорю с Чаэ, послушаем, что он скажет.
— Он скажет «нет», — вмешался Бойд. — Все знают, что говорится в инструкции. Если намечается преступление, ведите наблюдение при помощи ген–орлов, а отделение должно ждать вне пределов про–взгляда.
— Мы же не знаем, сколько придется ждать, — сказал Максен. — И у Эдеарда только один ген–орел.
— А ты мог бы сформировать еще орлов? — спросил Бойд. — Ты же говорил, что был подмастерьем в гильдии эгг–шейперов.
— Он не может никого формировать без лицензии гильдии, особенно в Маккатране, — возразил Максен. — Таков закон, иначе нам же придется его арестовать. Вы же знаете, как они охраняют свою монополию. В любом случае, у нас на это нет времени. Значит, надо патрулировать в камуфляже.
— Обычная одежда — не камуфляж, — поправил его Бойд.
— Не важно, во что мы будем одеты, лишь бы не в форму, — начал горячиться Максен. — Одевайся, как тебе хочется, хоть древней старухой.