— Ничего удивительного, что она тебя невзлюбила, Эдеард, — поддразнил его Максен. — Ты ведь даже не уроженец города. Наверное, она почуяла твой деревенский запах.

— Но ведь не все члены Совета думают так же, как она? — спросил Эдеард, имея в виду Финитана.

Ее племянника, как тот сам сказал.

— Надеюсь, что нет. И сегодня там найдутся вполне достойные люди. Мастера гильдий имеют значительное влияние на глав районов. Да и Нижний Совет до сих пор избирается прямым голосованием, хотя жители некоторых районов даже не знают об этом. Так что на заседаниях разгораются яростные споры. Рах знал, что делал, когда создавал нашу конституцию.

— Но ваши песни все же пользуются популярностью.

— Верно. Большинство всегда недовольно теми, кто держит в руках власть; это свойство люди принесли с собой на кораблях, упавших на Кверенцию. Для нашей расы оно так же привычно, как дыхание. И такому старику, как я, вспоминающему о лучших временах, ничего не изменить.

— Хочешь сказать, что ты подстрекатель, — ласково произнесла Бижули, проводя рукой по его растрепанным волосам.

— И горжусь этим. — Дибал поднял свой бокал. — За то, чтобы наши правители жили в нищете.

Все сидящие за столом поддержали его тост.

— Так что же происходит между тобой и Салраной? — спросила Кансин.

Уже наступил поздний вечер. Праздничный обед растянулся на всю вторую половину дня. Эдеарду хотелось, чтобы он никогда не кончался. Вкусное пузырящееся вино, дружеское общение, прекрасная пища и разумные разговоры привели его в приятное расслабленное состояние. Нет, если бы Заступница проявила милость, этот день длился бы бесконечно.

Но, как случается всегда, последняя бутылка вина опустела, был съеден последний ломтик сыра, и настало время прощаться. При виде счета Дибал изобразил комичное негодование. Солнце уже село, и за стенами ресторана город окутало холодное оранжевое сияние и мерцающий свет небесных созвездий. Эдеард вызвался проводить Салрану в район Лиллилайт к «Дому Миллицал», а поскольку это место располагалось между Абадом и Дживоном, Кансин пошла вместе с ними.

Детский приют оказался отличным местом на берегу канала Виктория, с собственным садом и игровой площадкой. Но Эдеард не мог не отметить, что это здание было на улице самым маленьким. Салрана легонько поцеловала Эдеарда в щеку и ускользнула через внушительные ворота, перекрывающие входную арку.

Эдеард и Кансин отправились дальше по мосту через канал Кастофф в район Друп, где вдоль канала Великого Мэра высились великолепные дворцы. На узких улочках и просторных площадях стояла тишина. У железных ворот дворцов с воинственным видом застыли охранники. Эдеард старался не задерживать взгляд на их неподвижных фигурах в темной униформе; он не сомневался, что работа констебля намного интереснее таких вот монотонных ночных дежурств. Его недовольство, похоже, пробилось сквозь защиту.

«Это совсем не то, чем я буду заниматься. — Эхо шагов на узкой улочке почти заглушало ее голос. Высокие дома заслоняли большую часть небосклона, оставив лишь узкую фиолетовую полоску хвоста Булуку. — Никто из них никогда не был констеблем. Это уволившиеся работники из поместий и ферм, пришедшие в город в поисках лучшей жизни. Через пару лет им все надоест, и они вернутся домой. Или переберутся в Сампалок».

«Такое могло случиться и со мной», — сказал Эдеард.

«Я почему–то в этом сомневаюсь».

Они миновали третий мост, через Мраморный канал, и оказались на знакомой территории Дживона. Внизу сновали гондолы с маленькими белыми фонариками на носу. Их пассажиры, уютно устроившись под тентами, наслаждались романтической прогулкой. Эдеард уже отчетливо различал морской влажный ветерок. В небе появились облака, постепенно закрывающие звезды. Сегодня ночью будет дождь. Уже через час, решил он, принюхавшись к ночному воздуху.

Общежитие констеблей стояло в двух кварталах от участка. Это было большое, уродливое снаружи здание, зато оно окружало овальный внутренний двор с бассейном тепловатой воды, достаточно большим, чтобы в нем можно было поплавать. Над бассейном нависали четыре уровня галерей. Все квартирки в доме предназначались для констеблей. Семьи занимали один конец здания, а холостяки размещались в другом, но это разделение было весьма условным. Эдеард и его товарищи поселились здесь всего пару дней назад, и каждое утро их будили крики детей, разыгрывавших за дверями какие–то увлекательные погони.

В этот час дети давно спали. Эдеард и Кансин поднялись по неудобным ступеням на третий этаж, где были их квартирки.

— Ничего не происходит, — ответил Эдеард. — Ты же знаешь, что мы с Салраной долгое время путешествовали вместе. Я ей вроде старшего брата.

— Она любит тебя.

— Что?

— Я сегодня наблюдала за ней. Это очевидно для каждого, у кого есть хоть капля мозгов. Даже Максен все понял. Разве ты не заметил, что он перестал с ней флиртовать еще до подачи рыбного блюда? Это было бы бессмысленно. Ее интересуешь только ты.

— Салрана достаточно умна, чтобы понять, что он собой представляет. Вот и все. Если девчонки не падают к его ногам в течение первых пяти минут, он выбирает следующую цель. Ты же его прекрасно знаешь.

— Никогда бы не подумала, что ты будешь уклоняться от темы.

— Я и не уклоняюсь. Ты задала вопрос, и я ответил.

Они остановились на галерее и посмотрели на просторный двор. Тонкий светящийся ободок бассейна подсвечивал воду оранжевым сиянием, словно приглашая искупаться. Эдеард уже не раз видел, как многие констебли выходят из своих комнат, чтобы окунуться перед сном. Но он слишком набил живот сегодня за ужином и решил не плавать.

— Нет, на самом деле ты не ответил, — настаивала Кансин. — Ты только признал, что давно ее знаешь, но это не проливает света на ваши отношения.

— Спаси меня, Заступница, ты слишком хорошо усвоила лекции мастера Соларина.

— Да, мои оценки были не намного ниже твоих. Скажи, ты спал с ней во время этого долгого путешествия по горам и лесам, кишащим чудовищами?

— Нет!

— Почему? Она красивая. И стройная. Я же вижу, что притягивает твои взгляды во время патрулирования.

— Начнем с того, что она еще слишком молода. И еще только становится красивой. В Маккатране можно найти притирания получше, чем были в караване.

— Эдеард! — Кансин в притворном негодовании закатила глаза. — Кажется, это с твоей стороны самый злобный выпад в чей–либо адрес, не говоря уж о твоей младшей сестренке.

— О, Заступница, ты меня замучила. Я отвечаю на твой вопрос не так, как тебе хочется, и ты говоришь, что я уклоняюсь; а когда слышишь честный ответ, называешь меня злюкой.

Она с покаянным видом прикусила нижнюю губу.

— Извини. Но ты и сам все понимаешь.

— Нет, не понимаю.

Эдеард смотрел на ее профиль, выделявшийся в золотисто–медном мерцании воды. В этом ракурсе ее сильный подбородок и тонкий нос придавали лицу изысканное изящество, а кожа соблазнительно потемнела. Кансин повернулась к нему и слегка наклонила голову набок, что ему особенно нравилось.

Он наклонился вперед и поцеловал ее. Кансин тесно прижалась к его груди, ее руки скользнули по спине. Он убрал мысленную защиту и показал, как приятна ему ее близость, ее прикосновения… Поцелуй завершился не скоро. Затем она потерлась носом о его щеку и дала понять, как важен для нее этот поступок.

— Пойдем ко мне, — прошептал он.

Кончик его языка обвел мочку уха. Кансин задрожала от его ласки. В ее мыслях вспыхнули жаркие разводы наслаждения. Он ощутил прикосновение ее груди и теснее привлек к себе. «Это будет лучше всего, что было».

— Нет, — ответила Кансин. Ее плечи опустились, руки уперлись в плечи и оттолкнули, размыкая объятие. — Прости, Эдеард. Мое чувство к тебе слишком сильно, ты и сам это знаешь. В том–то и проблема.

— О чем ты?

— Мы могли бы сойтись с тобой, я уверена. Стать любовниками, затем пожениться, завести детей. Я этого не боюсь. Все дело в выборе времени. Неподходящий момент.