- Я всё равно не могу понять, - сказал я после нескольких минут тишины. – Почему ты ушёл?

- Я же это и пытаюсь сказать… Всё время.

- Я не смог защитить тебя, но я бы постарался исправиться.

- Брось, Витя! Ты не должен был меня защищать. Ты всем сказал, что мы вместе, как я и хотел. О большем я не просил. Просто… я не мог смотреть тебе в глаза. После всего.

- Да что же в моих глазах-то такого…

- Не в твоих! В моих… Как ты не можешь понять.

- Не могу. Может потому, что то, что ты придумал, есть только у тебя в голове?

- Витя, мне было стыдно!

Слова прозвучали неожиданно оглушительно в тишине ночной улицы, и Макс торопливо огляделся по сторонам. Я тоже огляделся, но больше обеспокоенный его испугом, чем словами. Чуть развернул и прижал к себе уже лицом.

- Макс, прекрати, а?

- Что прекратить, я не конфетку украл…

- Ты спас меня. Стыдно должно быть мне. Стоп. Не пытайся меня переубедить. Если ты простил – всё остальное не важно.

- А ты – простил?

- Конечно.

Макс обмяк и замолк. Мы сидели так какое-то время, пока не стали замерзать, а потом я предложил:

- Пошли домой.

- В Ритц?

- Пошли ко мне, но у меня не слишком уютно. Я только что снял квартиру.

- А твой…

- Я расстался с ним после того, как ты…

- Чёрт. Я не хотел.

- Для меня это серьёзно, Макс. Для меня это не может быть на одну ночь. Ты – не можешь быть.

- Прости.

- Не извиняйся. Просто пошли куда-нибудь. Обещаю, я ничего не буду от тебя требовать. Просто погреемся и ляжем спать.

Макс кивнул.

- Ко мне, - сказал он твёрдо и, высвободившись из моих рук, сам потянул меня вверх.

Уже у дверей его дома я остановился, вспомнив кое что.

- Макс… Я тебе так ничего и не подарил.

Макс повернулся и растерянно посмотрел на меня.

- Забей.

Я порылся в кармане и извлёк оттуда ключи без брелка.

- Это конечно не Додж, - сказал я, вкладывая их в холодную ладонь Максима, - но я старался.

- Вить, не надо.

- Надо. Я с самого начала хотел, чтобы она понравилась тебе.

========== Глава 35 ==========

У меня было странное чувство, когда я проснулся в одиночестве.

Нет, не удивление. И душ проверять я не стал. В конце концов, это была его квартира, и то, что он оставил меня одного, уже было неким знаком доверия. По большому счёту даже то, что он привёл меня сюда, уже было большим шагом вперёд, потому что теперь ему негде было спрятаться от меня.

Я спокойно перевернулся на другой бок и повалялся ещё, зная, что дома меня теперь никто не ждёт. Впервые от этой мысли было легко, а не тоскливо.

Потом встал и побрёл в коридор, попутно оглядываясь по сторонам и пытаясь соотнести то, что я вижу, с тем Максом, которого я знал.

Здесь не было знакомых мне по старому жилищу Макса плакатов с автомобилями. Вместо них по стенам были развешены какие-то сувенирчики из экзотических стран – африканские маски, китайские идолы, мексиканские сумочки. Почему-то я сразу понял, что это не подарки.

Письменный стол от остальной части комнаты отгораживало некое подобие ширмы – у Макса был полноценный компьютер, а не входившие тогда в моду ноутбуки. Зачем ему такая здоровенная башня, я понял сразу же, пошевелив мышкой – на рабочем столе по самому центру красовалась иконка «Need for Speed» в окружении ещё десятка клонов поменьше. Лезть в закладки я не стал, решив, что доверие, оказанное мне, наверняка не безгранично.

Поразглядывал немного стоявшие на полке статуэтки – странно, но ни одной машинки там не было. Только какие-то божки и домики со всего мира.

Переместился к стоявшему рядом книжному шкафу. Макс читал и, видимо, много, – я всегда это подозревал, но в школе особо не задумывался, потому что сам мало понимал значение книг. Но Ян как раз мог валяться с книгами днями напролёт, и мне пришлось кое-как привыкать к обилию этих бесполезных предметов в своём доме, – а постепенно я и сам начал втягиваться. В ассортименте Яна были в основном детективчики и юмористическое фэнтези. Как говорил он сам, реальности ему по уши хватало на работе.

Макс читал классику – и, по всей видимости, вдумчиво, потому что, взяв в руки первый же томик, я обнаружил, что корешок изрядно замучен, а многие страницы загнуты уголком.

Я наугад взял ещё несколько книг, посмотрел закладки. Некоторые фразы были подчёркнуты карандашом, и я прочитал одну из них:

«При каждом таком потрясении моей жизни я в итоге что-то приобретал, этого нельзя отрицать, становился свободнее, духовнее, глубже, но и делался более одинок, более непонятен, более холоден»*.

Пролистал книгу и открыл ещё на одной закладке:

«…уничтожить личность, подавить волю в данном случае не удалось, ученик был для этого слишком силен и тверд, слишком горд и умен. Вместо того, чтобы уничтожить его личность, удалось лишь научить его ненавидеть себя самого»*.

От этой фразы меня пробрало холодом и, захлопнув книгу, я торопливо убрал её на место.

Взял ещё одну и снова открыл там, где страница была загнута.

«Ибо прошлое разрушалось бесконечно, поглощая само себя, готовое каждое мгновение кончиться совсем, но так никогда и не кончая кончаться»**.

Я запомнил эти цитаты на всю жизнь, потому что, даже когда я закрыл книги, холод по-прежнему оставался со мной. Холод и странный страх, будто предчувствие понимания чего-то, чего я не хотел бы знать.

Я скользнул пальцами по корешкам и остановился там, где они оборвались. Здесь на пустой полке лежала папка, перетянутая выцветшей лентой.

Поколебавшись секунду, я расплёл завязки и заглянул внутрь. Ощущение усилилось. На рисунке было моё лицо. Не из тех, что Макс рисовал с натуры. Здесь линии были резкими, будто Макс рисовал в попыхах или даже в ярости. Рисунок был закончен лишь наполовину и перечёркнут, а сама страница выглядела измятой до такой степени, будто её долго комкали в кулаке – а затем тщательно разглаживали, но так и не разгладили до конца.

Я подковырнул её пальцем. Было бы наивно ожидать, что там снова окажется моё лицо – но оно там было. И ещё одно, и ещё. Все рисунки были незакончены, оборваны на середине и исчерчены множеством острых линий. И всё же они лежали там, хотя могли быть выброшены в мусоропровод.

Каждый следующий рисунок был контрастнее, резче предыдущего, и теперь самый первый казался мне вполне мирным. А когда они подошли к концу, я увидел пейзаж куда более мрачный, чем всё, что было до этого. Ночной лес, аллея, уходящая вдаль между двух фонарей, и два человечка, держащиеся за руки. Эта картина тоже повторялась раз за разом, и здесь уже страницы не были измяты, зато многие из них хранили следы влаги.

Я не выдержал и убрал папку обратно. Мне нужен был таймаут. Я понимал это, но вместо того, чтобы отправиться на кухню и сделать кофе, подошёл к следующему шкафу.

Здесь стояли диски. В один ряд собственные записи, подписанные аккуратным Максовым подчерком, а под ними – фильмы и музыка.

Собственных записей было меньше – всего несколько штук. Там нашлись три диска со скаченным откуда-то или купленным на Горбушке сорока серийным «Гран-При», а вот ещё два я узнал. И подписывал их не Макс. Первый подписывал я. Тогда, в далёком 11-м классе, когда у меня совсем не было денег на подарок. На втором, ещё более аккуратными, чем у Макса, буквами, Ольга Муравьёва вывела «Последний звонок. Кем бы в жизни ты ни будь, родную школу не забудь». Стихи она писать не умела.

Я отложил диск в сторону. Никак не ожидал от Макса ностальгии по школе. Даже я не хранил эту хрень.

Я открыл коробочку и вспомнил вдруг, что там, на этом диске, Макс. Наверное, первое его видео. Хотя сейчас он наверняка снялся в куче каких-нибудь рекламных роликов.

Этот диск я просто не мог поставить на место. Спрятал в задний карман джинсов и стал смотреть дальше.

С фильмами всё было довольно ожидаемо. Первые два Форсажа мы с ним смотрели у него дома вместе, и на некоторое время я подвис, разглядывая знакомые коробочки. Затем всё-таки поставил их туда, откуда взял, и провёл пальцем ещё по десятку фильмов о гонках. Дальше шла музыка, и хотя она тоже была расставлена по хронологии, я удивился, увидев первым диском A-Ha «Lifelines». Я не видел у него этого диска в школе. Вообще он не очень-то слушал музыку, когда мы общались, и все его записи я помнил наперечёт.