Она так и не нашла следов, оставленных дикарями. Будто их и не было тут вовсе. Либо замели все следы, растворились среди грязи и зелени, которой обмазывались перед нападением. Дети леса позаботились о том, чтобы сбить со следа гостей из Ктесифона.

Мишель помнила, что найти татар сможет в центре леса. Только вот чаща казалась бесконечной. И однообразной. Все те же гигантские деревья, под ними деревца поменьше, лианы, кустарники, мох, россыпи грибов, каких-то ягод, густые заросли травы, а порой — и камыша. Тропинка изредка уходила в кусты, но общее направление Мишель запомнила. А уж на холме-то разглядит дальнейший путь.

Только чем дальше она углублялась в лес, тем мрачнее и темнее он становился. Еще пугало полное отсутствие звуков. Птицы не щебетали, звери не бегали, с треском ломая веточки, не переговаривались меж собой и даже не рычали. Лес казался мертвым, будто обитатели покинули его чертоги.

Мишель стало по-настоящему страшно. Она не хотела оказаться единственным живым существом в лесу. В голове мелькнула паническая мысль: «А вдруг, это ловушка, и в лесу никого отродясь не было? Заманили меня сюда, чтобы избавиться…»

Но Мишель уняла панику. Она подумала, что городских жителей тут боятся и опасаются не меньше, чем в Ктесифоне — татар. Возможно, своим появлением она спугнула всю живность, ныне наблюдавшую за ней издалека, проверяя, несет ли девушка угрозу лесу.

Она себя тоже боялась. Ведь бандитов наказывать легко, даже мародеров. Но дикари, жившие в лесу, отправили в Ктесифон только самых сильных и выносливых представителей. Дети и старики остались в поселениях, и как поступать с ними, Мишель не знала. Зато ее возмущало до глубины души, что дикари увели в плен и женщин, и детей, и немощных стариков.

С холма открывался неплохой вид. Слева расположились топи, вязкие и дремучие. Туда Мишель решила не соваться. Если попадет в зыбучие пески, то выбраться будет сложно. И никакая сверхсила не поможет. А вытягивать-то некому. Справа дорожки разбивались на несколько троп. Легко запутаться и ходить по кругу. По центру же… дорога была одна, но хорошо просматриваемая с двух сторон. Можно стать легкой мишенью для лучников. Параллельно дороге расположилась жижа невнятного цвета, тонкая и наверняка плохо пахнущая. Приток речушки.

Мишель решила идти вдоль него. И дорогу не потеряет, и запах замаскирует, а почувствует слежку — сунет ноги в воду и продолжит путешествие, не оставляя следов.

Выбрано — сделано. Мишель стала искать удобного случая, чтобы свернуть чуть левее, но колючий кустарник не давал пробраться за заслонку. Девушка, впрочем, не действовала сгоряча, а потому после десятка шагов останавливалась и осматривалась. В кустах не было шевеления, зато неприятный запашок достиг ее носа.

Вскоре девушка заметила зазор в плотном ряду кустов. И шмыгнула, несмотря на усилившуюся вонь.

Приток реки вонял просто ужасно. Мишель зажала нос, но помогало слабо. Если бы она выросла среди одногруппников, в богатеньких семьях, точно бы потеряла сознание. Но она не была такой слабохарактерной чистюлей. Как-то раз проходила по Авалону мимо мусорных баков, там воняло не менее ужасно. Только там мусор не выкидывали неделю. А тут, казалось, целую вечность.

Возможно, эта речушка была не притоком, а обмелевшим ответвлением, связанным с подземными водами. Иначе и не поймешь, почему сброс промышленных отходов оказался так далеко от города. Если только река не начиналась возле заводов, в промышленной зоне.

Бурным потоком несло и контейнеры, и осколки, и даже какие-то металлические конструкции. Порой встречались рваные штаны или рубахи, а один раз даже попался на глаза сапог с оторвавшейся наполовину подошвой.

Вскоре Мишель потеряла тропу. Она встрепенулась, перепугавшись, и кинулась прочь от реки. Одурманили ее запахи реки, затуманили взор.

С треском продираясь сквозь кустарник, Мишель вышла на тропу и лишь тогда отдышалась. Вдали от реки воздух казался чистым, и девушка жадно глотала его, словно рыба, выброшенная на берег. Она даже упала и перевернулась на спину, раскинула руки, прикрыла глаза. Поход сильно утомил ее, но до центра леса было все так же далеко.

Раскрыв глаза, Мишель захотела посмотреть на лучи солнца, прорывавшиеся сквозь кроны деревьев. Но вместо них наткнулась на полную темноту, ибо ветви переплелись самым жутким образом. Многие деревья казались не одиночками, а частями единого организма, вросшего корнями в землю и упиравшегося в небо кроной.

Но даже в темноте Мишель разглядела домики, расположившиеся на ветвях на высоте шести-девяти метров от земли. Вот она и нашла поселение дикарей.

*****

Эллисон мчалась, не разбирая дороги. Трещали ветки под ногами, сердце гулко билось, а голос разума твердил, что она могла попасть в западню. Но Эллисон знала, что ее неудавшийся убийца переживал куда сильнее. Он нашел в себе силы отказаться от кровопролития. Значит, дикари еще не потеряны для общества.

Автогонщица надеялась, что лысый парнишка либо приведет ее к лидеру дикарей, либо поможет освободить людей, попавших в плен. Конечно, она могла развернуться и вернуться в привычный город. Вот только смогла бы она почувствовать себя в безопасности? Вряд ли. Тем более, убегать в столь ответственный момент она не имела права. Эллисон знала, что и Мишель не сбежала бы. Возможно, она тоже рыщет по лесу, примчавшись по следам бандитов.

В боку начало колоть. Раньше Эллисон не устраивала такие забеги. Ее всегда выручал верный паромобиль. Теперь же она понимала, как далеко продвинулись дикари, обратившись к опыту предков. Не надеясь ни на кого, они стали выносливыми и крепкими физически. Находясь в хорошей форме, они с легкостью одерживали верх над разнеженными жителями городов.

Еще и камуфляж… Дикарь сливался с деревьями, и если бы не блестящая лысина, Эллисон потеряла бы его из виду.

Наконец, у парня тоже закончились силы. Он остановился, опершись о дерево, и тяжело задышал. Переведя взгляд на спешившую к нему на всех парах девушку, дикарь выставил перед собой кулаки, готовясь к драке.

— Эй, — тяжело дыша, Эллисон согнулась в две погибели. — Не гони так быстро. Нужно поговорить.

Дикарь нахмурился. Кулаки не разжал, но и не предпринимал попыток к бегству.

— Почему ты не убил меня, хотя мог? — спросила Эллисон, переводя дух.

Дикарь не ответил. Немигающим взором он смотрел на нее и тяжело дышал, словно загнанный зверь.

— И нож сейчас не держишь в руках, — заметила Эллис. — Так в чем же дело?

— Грабить — это одно, убивать — другое, — поморщился парень. — Я не убийца. Не собираюсь никого убивать. Но не все так думают, поэтому тебе лучше бежать.

— Без своих людей я не уйду. И моя… подруга отправилась их выручать.

— Глупая у тебя подруга. Из леса еще никто не возвращался.

— Ну это мы посмотрим.

Эллисон была готова бросить вызов даже силам природы. Дикари возомнили себя непобедимыми? Да они же простые мародеры, изображающие из себя жертву. С такими и переговоры не стоит вести.

Но Эллисон знала, как обуздать свои эмоции. Она не собиралась разрезать хрупкую нить доверия, которая могла превратиться в канат. Парень был нужен ей, а она могла о многом рассказать ему. Например, о том, что никто не собирался причинять им вред.

— Только мне интересно, почему вы ведете войну с Ктесифоном? — Эллисон решила сменить тему. О лесе она может узнать и позже. Тем более, что путь назад сама не отыщет, значит, пришло время двигаться вперед и только вперед.

— Русы сами виноваты, — хмуро произнес парень.

— С чего ты это взял?

— Так нам говорят.

Вот она, жертва пропаганды. Разубедить будет сложно, ибо дикари привыкли в рот смотреть авторитетам, жадно ловя каждое слово. А уж если их лидер — великолепный оратор, то дело принимает совсем скверный оборот. Не переубедишь ведь упрямца, упрется рогом, и на этом разговор будет закончен.

— Я — Эллисон, — представилась девушка, протягивая руку.