Брайана раздражали его заискивающие взгляды и вечно виноватая улыбка, тем более неуместные, что Тед был одним из лучших учеников курса. Умный, начитанный, симпатичный, с сильным чутьем — и этот парень ухитрялся вести себя, словно последний лузер. Как? При таких данных? Брайан не мог этого понять и не хотел размышлять о том, что должно твориться у человека в голове, чтобы он сам этого противоречия не видел. А когда на Родительском дне в колледже он увидел мать Теда, размышлять о чем-то стало просто незачем — та же просительная присогнутость и заискивающе-доверчивый взгляд. Казалось, сейчас она ещё сумочку прижмет к груди, и поза станет откровенно гротескной. Когда они стояли рядом, мать и сын, на это смотреть было больно. Хотелось треснуть его по напряженной спине и сказать — да расслабься ты наконец! Посмотри на себя со стороны, зачем ты ведешь себя, как она? У неё жизнь заканчивается, а у тебя только начинается! И надо учиться преподносить себя, пока не поздно, а то однажды очнешься, а тебе сутулые сорок лет, ты развалина и неудачник! Жизнь кончилась, а ты и не жил! Но Брайан молчал. Что-то ему подсказывало, что лучше не станет, а вот хуже — может.

Он не хотел относиться к Теду так же ласково-одобрительно, как Майкл и Эммет, и постепенно у них сложились свои особые отношения. Брайан раскопал в Теде золотую жилу — остроумие. Однажды расслышал, что там Тед бормочет себе под нос, явно не считая свои слова достойными внимания широкой аудитории, и ответил ему. Тед, запинаясь, продолжил пикировку и держался, наверное, минуты три, чего в их компании никто никогда не делал — Майкл после пары фраз закатывал глаза и менял тему, а Эммет был непредсказуем: мог обидеться и надуться, мог начать рассказывать Историю минут на 20, мог начисто игнорировать Брайана, а мог и снизойти до ответной колкости. Тед же перебрасывался словами, будто мячиком, так и норовя попасть в лоб, и что самое забавное, почти не поднимал при этом глаз.

Он вообще не слишком любил взгляды в глаза, ещё одна совершенно непостижимая для Брайана черта характера. Он же гей! Как можно кого-то раскрутить, сосредоточенно пялясь в пол?

Никого он и не раскручивал, конечно. Не потому, что как Майкл мечтал о настоящей любви — безусловное влияние Дебби, вот уж кто невыносимо сентиментален. Хотя следовало признать, что Эммет сентиментален тоже, все эти старые фильмы, но у него проблем со съемом никогда не было. И уж тем более, их не было у Брайана.

А Тед просто не умел смотреть в глаза и совершенно не выносил, когда смотрели на него, что делало миссию абсолютно невыполнимой. Зато он смешно шутил про высокие шансы на секс.

У Брайана с Эмметом, кроме роста и успехов в деле съема, было ещё кое-что общее.

Они оба любили плавать.

Автобус довез пассажиров до автовокзала, они один за другим покидали салон — девушка в шапке, мужчина с коробкой, рабочие. Тетка-соседка поправила кофту, ухватила за ручки объемистую сумку и обернулась на оставшегося сидеть Джастина.

— У тебя все в порядке?

Утреннее солнце сделало её рыжую шевелюру ослепительной, и Джастин только сейчас заметил, что на висках у тетки заколки-бабочки с крылышками из розовых бусин, нелепо, конфетно детские.

— Конечно, — он широко улыбнулся. Такая улыбка всегда срабатывала, как транспарант: не бродяжка, благополучный мальчик, проходите мимо. Но этой тетке улыбаться было легко и приятно, было в ней что-то располагающее. — Классные заколочки.

— А то! — тетка качнула головой, бабочки затрепыхались. — Пойдем кофе попьем? А то я до родной Либерти без топлива не дотяну.

— Меня должны встретить… — пролепетал растерявшийся Джастин.

— Меня тоже должны были, да отменилось. Позвони, скажи, что ты кофе пьешь. Сядем вон у окна, оттуда всю стоянку видно, не пропустишь.

— Вы тут часто бываете, что ли?

— Это мой город, милый, — тетка подмигнула.

— Вы странная, — признался Джастин, но встал.

— Не видал ты странных. Я Дебби.

— Я Джейкоб.

— Вот и славно. Возьми-ка у меня сумочку, милый, я что-то и без неё еле иду.

За полчаса, проведенные с Дебби в кафе, Джастин получил ударную дозу разнопестрой информации. Он знал теперь, что Дебби официантка, что существует Либерти-авеню, где он непременно станет звездой, как только там появится, что у её сына скоро свадьба, что помидоры очень вкусно есть со свежемолотым перцем и что ему, Джастину, надо сменить прическу, есть чудесный мальчик, он частенько заходит в кафе...

Джастин видел, что тетка не так проста и болтовней своей маскирует попытки выведать о нем побольше, но держал ухо востро, отделывался шутками и общими фразами.

Не известно, сколько продолжалась бы эта невидимая миру борьба, выпиты были по три чашечки кофе, под шумок ушлая тетка накормила его пончиками, и сосредоточившийся на пикировке Джастин забыл уже, что наврал про встречающих, но тут Дебби начала рассказывать о своем сыне, который оказался одним из старших офицеров Стражи.

Джастин продолжал улыбаться, но голова тут же стала ясной и холодной. Он вспомнил свою легенду, сделал вид, что кому-то звонит, после чего душевнейше распрощался с Дебби, даже обнял её и с рюкзаком и массой добрых напутствий отправился с вокзала.

Ощущение было, что он в последние секунды вырвался из капкана.

А ещё было чуточку жаль, что в очередной раз хорошее, встретившееся ему в жизни, оказалось кратковременной обманкой.

Джастин никогда не слышал, правда, чтобы стражи использовали агентов в штатском, но почему бы нет. На войне все средства хороши.

А может, эта тетка просто энтузиаст и помогает сыну по своей воле. Хотя минутку. Как она может узнавать, кто человек, а кто нет? Ведь и стражи, и жандармы всегда мужчины. По какой-то причине люди с чутьем не бывают женщинами, таких случаев просто не знала история.

Впрочем, говорят, некоторые сенсы умеют распознавать “своих”. Сам Джастин слишком мало этих “своих” видел, чтобы понять, может он их чувствовать или нет.

И ему трудно было поверить, неужели и правда есть сенсы, одобряющие унизительное положение собратьев и готовые защищать систему, в которой каждый десятый ущемляется в гражданских правах? Регистрация и учет, ограничения на профессии, предрассудки… Это все равно что геи-гомофобы. Хотя, говорят, и такие бывают.

Джастин ушел с вокзальной площади в переулок, сел на первую попавшуюся скамейку. Идти ему было совершенно некуда, никакого плана он не успел составить. От автобусного получасового сна он больше устал, чем отдохнул, и теперь, сытый, совсем не мог думать ни о чем серьезном, хотелось спать, спать и ни о чем не помнить.

Но засыпать на скамейке было нельзя. Джастин знал способы получше, более безопасные. Пошарил в карманах в поисках телефона, под руку попался жесткий рифленый картон визитки. Брайан Кинни, Центральное управление Стражи города Питтсбург Слава Двуединому, не написано, что он Страж округа. Скромность? Или это визитка для простачков вроде Джастина, которые могут и не догадываться, с кем имеют дело?

Рабочий телефон. Домашний адрес. Домашний телефон.

Это он всем такие визитки раздает?

Хотя чего ему бояться. Он тут главный.

Как Дебби сказала? Это мой город? Нет, Дебби, он не твой. А вот его.

Строго говоря, конечно, Стража – не орган власти и никому, кроме Двуединого, не подчиняется. Она существует параллельно с государством — городской совет, полиция, армия, суды, в общем, те, кто руководит нормальной жизнью и нормальными людьми. Забота Стражи — перерожденные. А значит, все сенсы. Вся децима.

Точно так же жандармерия – структура отдельная и от государства, и от Стражи. Насколько Джастин знал, это, скорее, было братство, чем организация.

В некоторых странах в разное время государство пыталось подмять под себя Стражу и Жандармерию, слить их в одну организацию, ничего хорошего из этого не выходило. Хотя Джастин никогда не задавался вопросом — почему. Ему хватало проблем с вопросами более насущными. Рука, которой он держал визитку, начала чесаться, и Джастин с изумлением уставился на покрасневшую кожу. Вот же напасть… Он торопливо затолкал кусочек картона между планками деревянной скамьи, обтер руку об одежду.