- Дурак, - говорит Джон, следя за мечущимися руками Шерлока, - ты гениальный дурак, Шерлок. И я дурак, никогда себе не прощу. Я, знаешь ли, люблю тебя, и мне плевать, как ты сам относишься ко мне. Можешь меня ненавидеть, но я больше не позволю тебе совершать глупости. Мне не плевать, как ты относишься к себе. Больше никаких наркотиков. Будешь у меня питаться три раза в день и по вечерам гулять на свежем воздухе, я тебе обещаю… - Джон не договаривает, потому что чувствует, что может сорваться в позорнейший плач, поспешно вытирает все же выступившие слезы, пока Шерлок не смотрит на него, и осторожно закрывает коробочку со шприцом, размышляя, куда бы ее спровадить навсегда.
Шерлок не реагирует на поползновения Джона в отношении коробочки, заканчивает расставлять на столе склянки и мази и поворачивается к нему. Он осторожно усаживает Джона в кресло, двумя руками поворачивает его лицо из стороны в сторону, рассматривая увечья, полученные от скинхедов.
- Ты обязательно расскажешь, во что опять вляпался без меня, - сердито говорит он и, не ожидая согласия Джона, начинает аккуратно стирать мягкой губкой с лица кровь и грязь.
Пальцы Шерлока тонкие и нервные, а еще заботливые и прохладные, он едва касается ран Джона, обрабатывая их дезинфицирующей жидкостью, нанося заживляющую мазь, наклеивая пластырь. Иногда он дует на обрабатываемую поверхность, чтобы не щипало, и тогда Джон выпадает из реальности, вспоминая их первую ссору, после которой вот точно так же он сам оказывал Шерлоку медицинскую помощь. В эти моменты Джон дуреет от близости Шерлока, украдкой вдыхая его запах, стараясь удержать его в памяти и заставить сердце не биться в таком сумасшедшем темпе. Шерлок заканчивает с лицом Джона и с коротким смешком тихо произносит:
- Отомри.
Джон смущается и громко дышит. Шерлок деловито складывает обратно аптечку, а Джон понимает, что наступила та самая неловкая пауза, когда надо уходить. Джону ужасно не хочется оставлять Шерлока и эту уютную, несмотря на погром, гостиную. Второе кресло у камина выглядит исключительно привлекательно, но кто такой Джон Ватсон, чтобы навязываться. У него не осталось ни одного повода, чтобы задержаться на Бейкер-стрит еще хоть на мгновение. Даже ребра ведут себя прилично, давая понять, что не сломаны. Джон заставляет себя подняться и с фальшивой улыбкой произносит, глядя в глаза Шерлока, который перестает возиться с аптечкой и опять непонятно смотрит на него:
- Ну что ж, мне пора.
Шерлок молчит, и Джон делает первый, самый трудный шаг в сторону выхода. Сердце разрывается, но второй шаг дается гораздо легче. Он поплачет потом, когда останется один, снег скроет слезы и остудит пылающие щеки.
Джон протягивает руку к грязной куртке, бесформенной кучей уродующей угол, и неожиданно чувствует на плечах сильные руки Шерлока. Они удерживают его на месте, а потом разворачивают на сто восемьдесят градусов. Их лица оказываются в непозволительной близости друг от друга, и Джон вдруг замечает, что на самом деле глаза Шерлока цвета морской воды. Шерлок смотрит на Джона и широко улыбается, напоминая озорного мальчишку. Он никогда еще не улыбался Джону так открыто, и Джон сомневается, что он вообще хоть кому-то так улыбался. Джон удивленно смотрит на него, ничего не понимая, а Шерлок притягивает его к себе, крепко обнимает и, не отпуская, шепчет в макушку:
- Ты идиот, Джон! Ты идиот! Господи, да я тоже люблю тебя! Люблю с того самого мгновения, как увидел в окно вашего кафе, когда проходил мимо. Я не смог уйти и стоял, наверное, с полчаса, пока не решился зайти внутрь. Я наблюдал за тобой, следил, любовался, наслаждался – боже, да я помешался на тебе! Как ты мог подумать, что я тебя ненавижу… Бред какой! Просто я… - Шерлок судорожно вздыхает, сжимает Джона еще сильнее, отчего у Джона от счастья едва сердце из груди не выпрыгивает, так хорошо ему слышать то, что говорит Шерлок. А Шерлок и не думает затыкаться, он продолжает шептать свой монолог в макушку Джона: - Я, наверное, просто неправильный. Не имею ни малейшего понятия о том, как показать человеку свою в нем заинтересованность. Эмоции, отношения – я теряюсь в этих сферах. Кроме того, у меня уже был неприятный опыт, - Шерлок говорит торопливо, словно боится что-то забыть сказать. - Я был увлечен и думал, что это взаимно, но моя глухота… Тот человек… Он ушел. Я понял, что ущербный, никому не нужен, и поэтому я боялся показать тебе, как ты мне нравишься. Я не хотел, чтобы ты тоже оттолкнул меня. Мне казалось, что даже дружбы хватит для счастья. Я такой идиот, - признается Шерлок. - Прости. И за ревность тоже. Я правда люблю тебя, Джон. Тоже люблю.
Шерлок замолкает, а Джон, краснея от смущения, шепчет ему в грудь, не пытаясь выбраться из уютных и теплых объятий:
- Так ты все же слышишь, да? Ведь ты не смотрел на меня, когда я признавался в любви, - он не пытается выяснить отношения или вывести Шерлока на чистую воду, просто уточняет, чтобы не осталось между ними недомолвок и непоняток.
Шерлок хмыкает в макушку, невесомо целуя Джона:
- Я, правда, не слышу без аппаратов. Но когда собрался за дозой, я их надел. Извини, - Джон тихо смеется, расслабляясь и обнимая, наконец, Шерлока в ответ.
- А в кафе? – спрашивает он, улыбаясь. – Ты тоже был в аппаратах? Та история с толстяком. И с таблеткой Виктора. Ты надевал их, да?
- Нет, - усмехается Шерлок, - я не люблю аппараты. Я отлично читаю по губам, а кроме того мне не обязательно слышать, чтобы понять, что происходит. Дедукция возникла на моем нежелании носить аппараты.
- Дедукция, - восторженно повторяет Джон, - но ты же не мог знать про двадцатку. Когда толстяк говорил, он смотрел на меня, а ты сидел за его спиной. Как?
Шерлок на мгновение отрывается от Джона и заглядывает ему в глаза своим смеющимся взглядом:
- За твоей спиной висит огромное зеркало, Джон, - говорит он, тепло улыбаясь, - ты потрясающе ненаблюдателен, - и пока Джон переваривает это, произносит: – Можно и я кое-что спрошу, раз уж мы сейчас ликвидируем белые пятна в наших отношениях? - Джон кивает, все еще переживая маленькое потрясение, и тот расценивает это как согласие: - На что ты обиделся тогда, когда не стал варить мне кофе? Я ведь правильно понял, что ты обиделся, да?
Джон вспоминает их первую ссору, на мгновение каменеет, а потом принимается выпутываться из объятий Шерлока. Шерлок не удерживает, но смотрит так, словно от ответа зависит если не судьба мира, то, как минимум, судьба Великобритании. Джону стыдно признаваться в своих комплексах, но он понимает, что это нужно сделать:
- Да, я обиделся тогда, прости, - бубнит он, не глядя на Шерлока. – Просто я видел тебя на работе, на месте преступления. Случайно гулял мимо. Остановился рядом поговорить, но ты даже не обернулся, - Джон вздыхает, заново переживая давнее унижение, и поспешно добавляет: - Теперь-то я знаю, что ты просто не слышал меня, но тогда мне было жутко обидно. Извини.
- Ты все же был там, в парке, - восклицает Шерлок, хлопая себя по лбу, - ты все же там был, мне не показалось, - Джон удивленно смотрит на него. - Я почувствовал твой запах, - объясняет Шерлок, - и решил, что это галлюцинация, потому что я слишком много о тебе думаю. Я даже поискал тебя вокруг, но никого не увидел. Черт, черт, черт… Прости, Джон! – Шерлок выглядит расстроенным, и Джон корит себя за это.
- Нет, Шерлок, ты не виноват, - спешит он успокоить его, - это просто случайность.
- Случайность, - эхом повторяет Шерлок, - случайность. Боже, Джон, мне становится страшно, когда я понимаю, что ты мог бы не прийти, а я мог бы сорваться, - он выглядит потрясенным и испуганным.
Эта мысль внезапно пугает и Джона.
- Я бы пришел, - говорит он. – Спасибо тому типу с зонтом - ты давал его визитку, когда Гарри попала в аварию. Это он сказал адрес, - признается Джон и опускает глаза, стараясь удержать внутри себя рвущийся вопрос.
- Мы обязательно скажем брату спасибо, - заверяет Шерлок, - он та еще задница, но иногда и на него находит делать добрые дела.
