Сколько себя помнил, Шерлок всегда завидовал бетам: их свободе, контролю над собственным телом, независимости от инстинктов и возможности не загонять себя в рамки условностей. Конечно, все это изначально было всего лишь отголоском обычной мальчишеской зависти без определений и ярлыков. Практически все слуги в доме Холмсов были бетами, и это были те единственные люди, с которыми маленький Шерлок с легкостью находил общий язык. Зашкаливающее количество родственников-альф действовало раздражающе, выводя из себя и заставляя проявлять альфа-сущность, чтобы доминировать. Омега Питер Блэквуд, с которым не посчастливилось расти Шерлоку, изводил его своей плаксивостью и паскудством. Это была нелюбовь с первого взгляда, с первого крика еще в пеленках, когда двух сопливых малышей познакомили, оставив в одном манеже. Слуги же: матушкина горничная Кейси, дворецкий Бишоп, лакей Джонс, кухарка Эбигейл, да даже домоправительница мисс Нельсон, все они были ровными и спокойными людьми. Они не вынуждали Шерлока становиться кем-то, кем он не был, не требовали невозможного, а просто относились к нему как к ребенку, несчастному, нервному, замкнутому самому обычному ребенку, которого можно баловать, и которого нужно любить. Не за что-то, а просто так. Время до пансиона, в который Шерлока отдали в десять лет, было, возможно, самым счастливым в его жизни. В пансионе все изменилось. Там появились одноклассники, которые даже родственниками не являлись, чтобы их терпеть, и с ними воскресли прежние проблемы. С альфами нужно было бороться за превосходство в стае, с омегами, в том числе преследующим его Питером, держаться настороже. Среди обслуживающего персонала было мало бет – школа считалась элитной. Наблюдая за гормональным бунтом сверстников, который начал настигать их немного раньше, нежели его, понял одно – он не хочет быть таким же жалким, истекающим слюнями на похотливых омежек, готовых раздвинуть ноги перед каждым встречным. Среда, в которой рос Шерлок, отличалась вседозволенностью и развращенностью. Неудивительно, что половой вопрос показался ему отвратительным. И лишь беты по-прежнему стояли на недосягаемой высоте безмятежности. Что поделать – детский идеалистический взгляд так и остался в сознании доминирующим, в чем, безусловно, была виновата выхолощенная, почти стерильная окружающая среда, далекая от реальности так же, как Санта Клаус от играющего его актера. Шерлок был умным мальчиком. Излишне умным, он довольно быстро и четко вычленил, в чем именно завидует бетам, классифицировал, вывел свои постоянные и переменные. Не имея привычки сдаваться на милость судьбе и выяснив главный недостаток собственного тела – зависимость от омежьих запахов, Шерлок сделал все, чтобы устранить помеху. Поначалу пользовался общедоступными супрессантами, подавляющими реакцию альф на близость омег, позднее, увлекшись химией, вывел успешно опробованную на себе формулу усовершенствованного подавителя, с помощью которого удачно хранил невозмутимость в присутствии даже течной омеги. Главный секрет – регулярность применения препаратов. Шерлок не пропускал ни одного дня с тех пор, как решил для себя раз и навсегда не связываться с омегами. Шерлок оберегал свое сердце и свою независимость тщательно, сторонился омег, как черт ладана, и совершил один единственный просчет, когда посчитал бету безопасной для проживания под одной крышей. Устранив с горизонта инстинкты, Шерлок не учел реакции своего сердца. Так и получилось, что любовь в жизнь Шерлока вползла коварным лазутчиком, тайком, маскируясь под дружескую привязанность и заботу отставного военного доктора. Когда Шерлока закрутило в водоворот чувств и желаний, причем взаимных чувств и желаний, он оказался не готов противостоять той мощи, которая обрушилась на него в виде того, что он так яростно отрицал. Без омежьих феромонов секс с Джоном все равно оказался чем-то невероятным, фантастическим, сшибающим с ног до потери воли. Шерлок с энтузиазмом девственника бросился покорять неприступную вершину по имени Джон Ватсон, и преуспел в этом настолько, что каждый следующий раз был лучше предыдущего. Чем больше они узнавали друг друга, тем совершенней становилось их взаимодействие. Чем больше Шерлок любил Джона, тем больше его хотел. В итоге эта неутихающая страсть вылилась в совсем уж невероятное событие – узел. Альфа так реагировал только на омегу, реализуя инстинкт размножения, но в данном случае либидо Шерлока, долго пребывавшее в латентном состоянии, так среагировало на Джона. Возможно, дело было еще и в том, что Шерлок поставил на Джона свою метку – еще один инстинкт – на сей раз собственнический, чтобы показать всем и каждому, что этот человек – его пара. И в результате Шерлок едва не покалечил Джона, в последний момент догадавшись вытащить из него стремительно набухающий член. Он здорово напугал Джона, и напугался сам, но остановиться уже не мог, как бы ни хотел – Джон оказался его парой, и отпускать его только лишь из-за того, что рядом с Шерлоком может быть опасно, не собирался. Да черт возьми, Джон и сам прекрасно это знал, и чувство опасности будоражило его кровь точно так же, как оно будоражило кровь самого Шерлока. Они совпали даже в этом.
Шерлок спит беспокойно, периодически выплывая из вязкого сна, чтобы снова провалиться в него через несколько минут. Под утро, так и не отдохнувший, Шерлок встает, и, чтобы отвлечься, берется за нудный химический опыт. Время тянется медленно, Джон все не едет и не шлет больше смс, кроме пожелания доброго утра, а сердце Шерлока изнывает от тоски и плохого предчувствия. Страх, что любимый все же не вернется к нему, заставляет Шерлока нервно ежиться, будто от холода, и кутаться в шелковый халат, хотя батареи работают исправно. Часов в десять утра звонит бодрый и жизнерадостный Майкрофт. Шерлоку есть что сказать брату, и только поэтому он соглашается встретиться в ресторане недалеко от Бейкер-стрит. То, что почти Британское правительство не желает подняться в квартиру – понятно, после демарша с бристольскими родственниками для Майкрофта это небезопасно. Встреча в публичном месте удержит обоих альф от рукоприкладства. Шерлок в ресторан опаздывает. Опыт еще не закончен, да к тому же хочется позлить брата долгим ожиданием. Будучи прекрасно осведомленным о великолепной выпечке в этом заведении, Шерлок звонит администратору ресторана, просит извиниться перед ожидающим его джентльменом и подать в качестве компенсации миндальные пирожные, перед которыми Майкрофт не сможет устоять – уж это Шерлок знает наверняка. Шерлок просит принести пять штук, как раз хватит, чтобы скоротать время до его прихода, и заранее предвкушает выражение лица брата, сидящего на строгой диете последние лет десять. Закончив опыт, Шерлок неторопливо одевается, периодически поглядывая на телефон – Джон не пишет, принимает супрессант, и выходит из дома. С неба падает вялый январский снежок, мороз приятно холодит щеки, а яркое солнце, редкий гость в Лондоне, радует глаз. Он думает о том, что сейчас делает Джон, возможно, пьет чай с родителями, или гуляет по Бристолю в их компании, а может быть покупает себе билет на автобус. Как всегда при мысли о Джоне, в груди становится тесно и жарко – Шерлок просто хочет, чтобы он вернулся, и все пошло своим чередом. Он волнуется, когда не видит Джона и не знает, что с ним. Через пару недель им предстоит заключить брак, и, вероятно, только тогда Шерлок сможет сбросить с себя эту нервозность, страх того, что все может сорваться каким-нибудь мистическим образом. Но страх за жизнь Джона уже въелся навсегда, и чтобы не чувствовать его постоянно, нужно просто чувствовать рядом Джона. Слишком много эмоций, а это не его сфера – Шерлок страдальчески вздыхает, поднимая воротник пальто.
В ресторане жарко, и потому Шерлок избавляется от пальто, прежде чем пройти в зал. Издалека он уже видит Майкрофта, с мрачным видом дожевывающего последнее пирожное.
- Надеюсь, тебе понравилось, - язвит Шерлок, изящно опускаясь в мягкое бархатное кресло. – Приятного аппетита, - оглядывает цепким взглядом две чашки чая и тирамису на своей стороне. – Спасибо, что побеспокоился, но я воздержусь от сладкого, - он пододвигает блюдце с десертом брату. – Ты заказал, тебе и есть, - Майкрофт тяжело вздыхает, нервно постукивая ложечкой по чашке. – Я так понимаю, это твое извинение за Бристоль?
