- Я поеду с ним, - заявляет он тоном, не терпящем возражения, - а еще предупредите в архиве, чтобы мне нашли дело Мэри Морстен. Совмещу приятное с полезным.
Лестрейд дико смотрит на Шерлока:
- Боюсь спросить, что в данном случае является приятным, а что полезным, - бормочет он. – Алло, Джон, приветствую еще раз!..
Шерлок подсаживается в машину Джона около полицейского участка. Труп в черном мешке лежит позади, в крытом кузове пикапа, зафиксированный ремнями. Вид у Джона не выспавшийся, всклокоченный и какой-то хмурый. Он лишь мельком смотрит на Шерлока, выруливая с парковки, а затем угрюмо молчит вплоть до выезда из города. Лишь оказавшись на трассе, косится на Шерлока и просит:
- Пожалуйста, достань из сумки термос. Если не попью кофе, засну.
Шерлок находит сумку, небольшой термос, раскручивает крышку и наливает в нее горячий крепкий кофе. Джон осторожно принимает пластмассовую кружку, втягивая носом аромат, благодарно кивает и делает первый глоток.
- Там, в бардачке, есть пластиковые стаканчики, хочешь, налей себе, - предлагает чуть погодя, и Шерлок с удовольствием пользуется предоставленной возможностью покопаться в бардачке Джона.
Ничего компрометирующего, вроде презервативов или смазки, только нужный и привычный хлам. Шерлок наливает кофе для себя и некоторое время просто наслаждается, блаженно закрыв глаза.
- Медсестра готовила? – как бы между прочим интересуется он. – Аманда, кажется? – Шерлок открывает глаза и остро смотрит на Джона.
Тот удивленно моргает:
- Нет, миссис Хадсон заходила. Там еще булочки в пакете должны быть.
Шерлок удовлетворенно улыбается и лезет за булочками – по крайней мере, отношения между Джоном и Амандой не перешли грань дружеских. Шерлоку очень хочется закурить, а еще о многом спросить Джона, но он боится, что может испортить такой мирный и уютный момент, поэтому просто молчит.
- Значит, Лестрейд разрешил тебе заняться этим делом, да? – первым нарушает тишину Джон.
Шерлок кивает, все же вытаскивает пачку сигарет и с молчаливого неодобрения Джона, закуривает, открывая окно и принимается выкладывать свои умозаключения, в финале с трепетом в сердце наблюдая восхищенный взгляд и почти забытые восторженные реплики – как же легко вернуться в прошлое.
- Потрясающе, ведь так просто, - качает головой Джон. – Как все же странно. Зачем кому-то убивать отца Мэри? - он качает головой. – И как это связано с ее убийством?
Шерлока так и подмывает спросить: «А ты? Тебе она была дорога? Ты смог бы за нее убить?», но, конечно же, он проглатывает колкость, потому что не верит, что Джон способен на убийство. Хотя, он воевал. Афганистан – не рай. Наверняка и оружие есть незарегистрированное, и стреляет он метко. Лучше об этом не думать – настроение портится. Шерлок привык к одиночеству, привык подозревать всех без исключения, и теперь Джон нарушает установленный порядок расследования одним своим существованием. Некоторое время они едут молча. Джон следит за дорогой, жует булочку и о чем-то напряженно думает. А Шерлок, докурив, выбрасывает окурок в окно и просто смотрит на него, удивляясь, отчего глупое сердце заходится от восторга, ведь Джон довольно простой самый обыкновенный ничем не примечательный мужчина. Что в нем такого, отчего в груди поют птицы и порхают бабочки, когда он рядом, и тьма накрывает с головой, когда его нет. Все эти семнадцать лет прошли в какой-то серой беспросветности. Стоило увидеть его снова, чтобы это понять. Откуда в нем этот внутренний свет, озаряющий существование Шерлока? Ответа нет, чувства – не поддаются рациональному анализу, и Шерлок это ненавидит, и конечно же, первым не выдерживает напряженного молчания.
- Не хочешь поговорить? – спрашивает Джона довольно миролюбиво.
- О чем? – заметно, что Джон изо всех сил изображает равнодушие.
- О прошлом, о будущем, - предлагает на выбор Шерлок. – О настоящем, в конце концов…
- Мое настоящее, равно как и мое будущее, тебя не касается, - сердито отвечает Джон, которому этот разговор явно не нравится. – А о прошлом мы и так все знаем.
- Ну почему же, - закипает Шерлок, - вот, к примеру, я до сих пор не знаю, за что ты меня предал.
- Я предал? – искренне возмущается Джон. – А мне казалось, что это ты меня предал. Устроил дикую истерику, закатил сцену ревности, а потом просто свалил из города, ничего не сказав. Ты, блядь, знаешь, что я три дня думал, что ты в тюрьме? Спасибо Лестрейду, пожалел деточку… - Джон пыхтит, как еж, даже волосы на голове топорщатся словно иголки, и не смотрит на Шерлока.
- По-твоему, твои показания не предательство? – изумляется Шерлок.
- Да они тебя из тюрьмы вытащили, - возмущается Джон.
- Мы живем с тобой в каких-то параллельных реальностях, - наконец заключает Шерлок не менее возмущенно.
- Да, в моей реальности ты явно не отличаешь добра от зла, - соглашается Джон.
- Послушай, - пробует Шерлок по-иному построить разговор, но Джон взрывается.
- Нет, это ты послушай. Хватит ворошить прошлое. Я его пережил. Сделал выводы. Постарался забыть тебя и все, что с тобой было связано. Фактически, выполнил твою просьбу. Так что не смей лезть ко мне в душу. Что было, то было. Теперь уже ничего не исправить. Ты сделал свой выбор, пошел своей дорогой, я пошел своей. Все в прошлом! Отвали! – от злости Джон вдавливает педаль газа, и машина ускоряется.
- В прошлом? – бесится Шерлок. – Все в прошлом? – сердце стучит в груди, как отбойный молоток, в голове хаос перепутанных мыслей и чувств, злость сочится из каждой поры. – Останови машину немедленно, - рявкает он, и Джон подчиняется.
Резко остановив больничный пикап, он выключает мотор и ставит машину на ручник.
- Чего тебе еще надо? – возмущается он, поворачиваясь к Шерлоку.
- Все в прошлом? – повторяет Шерлок его слова. – Ты говоришь, все в прошлом, ничего не исправить. А как же быть вот с этим?
Шерлок мгновенно приближает свое лицо к растерянному лицу Джона и жестко целует его сухие тонкие губы.
Время останавливается, стремительно возвращая их в прошлое. Первый поцелуй, сладкий, предвкушающий, многообещающий и боязливый, как далек он от этого поцелуя, жесткого, злого, отчаянного, страдательного. Шерлок сминает безучастные губы Джона, врывается в слабый, подающийся рот, выплескивая всю свою страсть и любовь, всю свою дикую зависимость, страх потери и доверия. Шерлок боится смотреть на Джона, он целует с закрытыми глазами, руки сами по себе, помимо воли хозяина, блуждают по телу, сминают воротник куртки, притягивают ближе, еще ближе. Шерлок с упоением дышит дыханием Джона: свежестью мяты, сладостью ванили и горечью кофе, с наслаждением впитывает забытый и такой любимый аромат Джона, прибавивший в мускусе, ослабевший в невинности, усиленный запахом антисептика и войны, он чувствует под ладонью крепость мускулов, твердость характера, внутренний стержень борца. Что бы ни подвигло Джона на тот поступок, он до сих пор уверен, что поступил правильно. И Шерлок сдается, просто потому, что не может ненавидеть того, кого любит, он стонет в рот Джону, открыто, призывно, жарко, капитулируя, вывешивая белый флаг, сдаваясь на милость победителю. Одно долгое мгновение Шерлоку кажется, что Джон отвечает в поцелуе, принимая жертву, всасывая стон, позволяя раствориться всей страсти Шерлока в своей невозмутимости, поглощая, как океан поглощает торнадо, впуская, сливаясь, срастаясь. Глубокий длинный сладкий, как жизнь, поцелуй, прерывающийся внезапно резким вскриком Джона, который прикусывает губу Шерлока и отталкивает от себя. Шерлок тяжело дышит, открывая глаза, ощущая, как капелька крови стекает по подбородку. Он смотрит на перепуганного Джона, такого же, как он сам, взбудораженного и возбужденного, со сжатыми кулаками и ходящим вверх вниз кадыком, и не может произнести ничего, кроме имени.
- Джон, Джон… - шепчет Шерлок, не смея пошевелиться.
И вечность спустя Джон выдавливает из себя еле слышное: