- Приносим свои извинения, по техническим причинам показ фильма прерывается, - сообщает по громкой связи администрация кинотеатра, и зрители с легким ворчанием поднимаются со своих мест и направляются к выходу.

Джон искренне благодарен администрации кинотеатра.

Они выходят с Мэри на улицу, щурясь на яркий свет Зарго, режущий глаза после мрака кинозала. Мэри опять берет его под руку, и Джон, вздохнув, терпит, опираясь другой на палку. Они идут по улице в сторону парка. Направление выбрала Мэри, и Джон не возражает. В парке людно, звучит музыка, по дорожкам носятся малыши, а на скамейках сидят бабушки. Такое мирное довоенное дежавю посещает Джона, что сердце щемит от утраченных иллюзий безопасности и прошлой жизни.

- Как мило, - щебечет Мэри, - ой, Джон, смотри, танцы…

Она тащит Джона в сторону маленькой танцплощадки, где небольшой духовой военный оркестр играет вальс. Несколько пар кружатся в танце, и Мэри тут же начинает приплясывать.

- Джон, ну пожалуйста, давай потанцуем, ну пожалуйста… - начинает она канючить, словно маленькая капризная девочка.

Джон в шоке смотрит на нее:

- Ничего, что у меня палка? Затруднительно как-то танцевать хромому…

Но Мэри не слушает, вытаскивая его на танцпол, и, вцепившись неожиданно сильными руками, заставляет топтаться на месте, делая танцевальные па. Она мило улыбается:

- Правда, здорово? – и ждет от страдающего Джона аналогичного ответа.

Джон готов ее прибить. Палкой. Но он слишком хорошо воспитан, чтобы даже просто высказать женщине все, что о ней думает. Единственное, чего хочется в данный момент, это не упасть, надеясь, что нога не подведет, и он не растянется на танцплощадке как какой-нибудь немощный инвалид. И тут второй раз за этот день небеса помогают Джону, потому что некий милый сгорбленный старичок, бормоча под нос ругательства, проходя мимо вальсирующей Мэри, совершенно ненамеренно, а скажем, по возрастной рассеянности наступает ей на ногу сапогом. Взвизгнув, Мэри выпускает из своей хватки Джона и хватается за ногу, принимаясь скакать на не пострадавшей ноге.

- Что ж ты, милка, скачешь как коза-то? – бормочет дедуля. – На людей налетаешь…

- Идите вы, дедушка, своей дорогой, - пыхтит Мэри, и дедушка поспешно ретируется под ее злобным взглядом.

- Может, присядем? – облегченно выдыхает Джон, подхватывая Мэри под руку и подводя ее к скамейке. – Отдохни. Принести тебе чего-нибудь выпить? – и пока Мэри не закидала его просьбами, отходит к продавцу мороженого.

Джон покупает стаканчик сладкой воды и пирожок, разумно рассудив, что, перенервничав, Мэри захочет подкрепиться. Однако его расчеты оказываются полностью несостоятельны. Воду Мэри спаивает самому Джону, а оценив пирожок по количеству калорий, выцепляет взглядом пруд и с воодушевлением волочет туда Джона, задорно прихрамывая.

- Как мило, что ты купил булочку, люблю кормить уток, - заявляет она, принимаясь крошить несчастный пирожок в пруд.

Тут же к ним подплывает целая вереница уток, начинающих битву за сладкие крошки. Джон стоит с кислым видом, не понимая, почему эта драка за кусок хлеба среди разжиревших пернатых может кому-то нравиться.

- Какие они забавные, - Мэри поворачивается к Джону, - спасибо, дорогой, ты такой заботливый, - и, ловко повиснув на шее не ожидавшего столь вероломного нападения Джона, впивается в него крепким поцелуем.

Джон мычит, стараясь спихнуть с себя Мэри, но Мэри держится крепко, намереваясь осуществить наконец-то поцелуй с языком. И в этот момент благосклонное нынче к Джону небо в третий раз спасает его. В них врезается велосипедист, отчего Джон плюхается на попу, выронив из рук палку, а Мэри летит в пруд. Перепуганный велосипедист улепетывает, а Джон и не думает его догонять, ну разве что только ради того, чтобы пожать руку. В пруду не глубоко, Мэри где-то по пояс, и она, поднявшись, в голос ругается, отгоняя от себя взбесившихся уток. Ребятишки, сбившись в стайку, громко хохочут над ней, а люди повзрослее сдержанно улыбаются и прячут глаза. Джон протягивает Мэри руку, помогая выбраться из воды, и снимает свой свитер, оставаясь в футболке.

- Вот, надень, согрейся, - произносит он. – Парень просто не справился с управлением, не сердись, я сейчас вызову такси…

Мэри злобно косится на него, натягивая свитер, и дрожит от холода до приезда такси. Ни о каком продолжении прогулки речи больше не идет. Джон приносит стаканчик горячего кофе, и на сей раз Мэри выпивает безропотно. Наконец приходит такси, и Мэри уезжает домой, а Джон, облегченно вздохнув и поеживаясь на осеннем ветерке, направляется домой.

Когда он добирается до квартирки, то все, о чем мечтает, это горячий чай, но когда заходит на кухню и обнаруживает отсутствующий тост с сыром на тарелке, ноги подкашиваются, и он без сил опускается на стул. Джон долго сидит, тупо разглядывая крошки, оставшиеся на белом фарфоре, а потом подскакивает и вновь обыскивает всю квартиру. Только перевернув все вверх дном, он вспоминает, что не обратил внимания на коврик под ногами и положение ручки, и впадает в полное отчаяние. Весь день он не может найти места, постоянно выглядывает в окно, разглядывая окна напротив, вглядываясь в лица людей, проходящих по улице, прислушивается к шагам на лестнице. Это напоминает паранойю, но Джон ничего не может с собой поделать. Этот день выматывает до такой степени своей напряженностью и непонятным ожиданием, из-за которых невозможно ни книжку почитать, ни визор посмотреть, что он вырубается на кровати совершенно незаметно для самого себя. Еще минуту назад лежал, изображая спящего и прислушиваясь к звукам квартиры, и вот уже Зарго бьет по векам, а чье-то горячее дыхание согревает замерзшее за ночь ухо.

Джон безотчетно тянется к теплу рядом, и его тут же заключают в объятия, прижимая к груди и поглаживая позвоночник между лопатками. Чьи-то губы целуют Джона в макушку, а длинные ноги обвивают, словно щупальца. Джон сонно улыбается, по-детски причмокивая, и бормочет:

- Шерлок… - а потом резко открывает глаза, чтобы наткнуться на нежный взгляд прозрачно-серых глаз.

- Привет, малечек, как же я соскучился, - шепчет Шерлок, живой и вполне осязаемый, еще более костлявый и осунувшийся, но все так же невыносимый и самый лучший.

Он целует Джона целую вечность, и Джон, боясь поверить своему счастью, целует в ответ, вцепившись руками так, словно боится, что если разожмет пальцы, Шерлок исчезнет. Когда поцелуй заканчивается, Джон лихорадочно ощупывает его всего, от пальцев босых ног до взлохмаченных волос на макушке, а потом снова сгребает в объятия, утыкаясь носом куда-то в шею.

- Шерлок, - шепчет он потрясенно, - живой…

- Куда я денусь от тебя, малечек? – горячо шепчет в ответ Шерлок.

И тут до Джона доходит. Он медленно разжимает руки, отпуская сам и выпутываясь из объятий, отстраняется, отодвигаясь на самый край кровати, и нехорошо прищуривается.

- Что? – удивляется Шерлок. – Что не так, рыбка моя?

- Сирены не рыбы, - устало повторяет Джон. – Лучше скажи, почему ты позволил мне считать тебя два года мертвым? – голос дрожит от едва сдерживаемой злости.

- Производственная необходимость, прости, - виновато улыбается Шерлок, разводя руками, и это еще больше злит Джона. – Помнишь новую преступную группировку в Хоноре? Ну, дело мантиды… Видишь ли, мне удалось вычислить ее лидера, этого Мориарти, я рассказывал тебе, и даже ликвидировать его, скорее, конечно, он самоликвидировался, но это уже детали, ну а сеть никуда не делась. Я должен был стать мертвым, чтобы эффективно с ней расправиться. Пришлось разыграть этот спектакль. И вот, с сетью покончено, а я здесь.

- Шерлок, - в душе у Джона закипает гнев, - мне плевать на твои мотивы, ТЫ ПОЗВОЛИЛ МНЕ СЧИТАТЬ ТЕБЯ МЕРТВЫМ!

- Да что такого, - начинает злиться и Шерлок, - я должен был это сделать. Помнишь, я же рассказывал о шантаже, когда прилетел к тебе в Ласс. Мой работодатель поставил такие условия, и я не мог отказаться.