Литмир - Электронная Библиотека

О ней Джону сообщает Микки в осторожном дружеском послании, и Джон, не веря ни слову великого князя, мчится в свой единственный выходной в библиотеку Ланса, где есть доступ к батрейнскому сегменту интернета (в это время Джон еще учится в медицинском и работает фельдшером в госпитале). Приходится покопаться, прежде чем удается выйти на сайты Батрейна, а запрос в поисковике о Шерлоке Холмсе выдает целую серию разоблачительных статей, в которых рассказывается о детективе-фальшивке, подстроившем ряд громких преступлений, чтобы создать себе имя, начавшем травлю несчастного актера и покончившим, после разоблачения, жизнь самоубийством. На этом слове Джон запинается и перечитывает несколько раз. Шерлок не мог покончить жизнь самоубийством. Он не мог ТАК поступить с ним. Джон с удвоенным рвением читает одну за другой все статьи, которые может найти, чтобы понять, что же, собственно, происходит. Он читает интервью, взятое у того инспектора, Лестрейда, и его помощницы, Донован, и еще у многих, кто взаимодействовал с Шерлоком и участвовал в расследованиях. Джон читает и до конца не верит, что Шерлока больше нет. Он убежден, что это какая-то ошибка, трюк, но вот он видит фото с места падения Шерлока и то, что от него осталось. Джон не может сдержать слез, но все равно читает все, что находит. Сердце болит, и конечно он не верит в то, о чем говорят все эти журналисты и полицейские. Джон просто знает Шерлока, он видел его в деле, он понимает, на что тот способен… Был способен… Говорить о Шерлоке в прошедшем времени Джон не может. Поначалу Джоном владеет злость на полицейских (уж они-то знали, что Шерлок – не фальшивка), на журналистов, начавших эту травлю (не ведающий, что творил, вдвойне виновен). Джон возмущен, почему правительство, на которое работал Шерлок, молчало, позволило случиться этому кошмару. Джон долго отторгает от себя мысль о смерти Шерлока, не верит, не хочет верить. Потом постепенно приходит осознание случившегося и отчаяние, в результате которого Джон дважды едва не кончает жизнь самоубийством, чтобы отправиться вслед за любимым. Но они разные биологические типы. Души сфинксов после смерти уходят в небо, а души сирен превращаются в пену морскую. У них нет общего будущего даже в загробной жизни. Без Шерлока Джону так больно, что он хочет уйти из жизни просто для того, чтобы больше не чувствовать эту боль, вообще ничего не чувствовать, но, уже приняв решение, вспоминает об обещании, данном на два года жизни. И тут Джона шибает понимание, что Шерлок предчувствовал свою смерть, потому что иначе эти два года жизни, которые Шерлок выманил у него, объяснить невозможно. Отчаянно скучая по Шерлоку, отрицая саму его смерть и смиряясь с ней одновременно, Джон честно ждет истечения двух обещанных лет. За это время он старательно делает вид, что с ним все в порядке, чтобы не расстраивать друзей и семью. Он учится в медицинском, эвакуированном из столицы в Ланс, что на Триконе, самой близкой к фронту планете центрального мира, принадлежащей империи, где сосредоточены госпитали и лагеря беженцев из внутреннего и внешнего миров. Он работает фельдшером в госпитале, изнуряя себя дежурствами, а когда получает диплом врача, его тут же забирают младшим ординатором в хирургическое отделение. У Джона усилилась хромота и по-прежнему ноет плечо, но все это не мешает становиться врачом. Несколько раз Джон выезжает в командировки за линию фронта, вызываясь добровольцем, но, к сожалению, он словно заговоренный возвращается целым и невредимым назад. Печальная история. Джон каждый вечер подолгу размышляет, каково бы это было, жить вместе с Шерлоком. На самом деле они никогда не жили вместе, и Джон даже не знает, какой чай предпочитает Шерлок, те несколько дней в Хоноре в квартире Шерлока они пили кофе из кофемашины и питались в кафе. Они никогда не жили вместе. Иногда Джон забывается и ловит себя на том, что рассказывает Шерлоку о прошедшем дежурстве или тяжелом бесконечном дне. Он обрывает себя на полуслове, с горечью осознавая, что Шерлока больше нет. Джон старательно бежит от этого осознания на работу, туда, где в нем нуждаются, где нет свободной минутки, чтобы предаться горю и отчаянию, но ночью от правды убежать не удается, холодная и пустая постель вымораживает душу.

Профессор Нежинский благодарит Джона и младший медперсонал за операцию, и отпускает величественным кивком. Джон с облегчением стягивает с себя операционную одежду и заляпанные кровью перчатки, а потом просто стоит под душем, наслаждаясь ничегонеделаньем. Теплая вода заканчивается, и приходится из душа выбираться. Он долго вытирается колючим полотенцем, одевается, причесывается, недовольно трогает щетину на лице, разглядывает мешки под глазами и равнодушно отворачивается. В Лансе ранняя осень, деревья теряют невинную чистоту зелени, постепенно смешиваясь с желтыми и красными оттенками, на пожухлую траву ложатся первые вестники зимы – кленовые листья с бурыми разводами, напоминающими растопыренную ладошку. Джон застегивает куртку, замирая на крыльце и вдыхая запах умирания и тлена, с которым неизбежно ассоциируется сезон дождей, и, посмотрев на густеющие над городом сумерки, делает первый шаг домой.

- Джон, можно с тобой? – окликает Мэри Морстен, медсестра из их отделения. – Не проводишь меня? А то одной что-то страшновато, - она кокетливо и ребячески мило улыбается.

Мэри живет через два дома от Джона, и они довольно часто ходят с работы вместе, когда совпадают смены. Мэри нравится Джону, с ней легко и весело, она общительна и непосредственна, у нее все просто и понятно, кто плохой, а кто хороший, что можно делать, а чего нельзя. Джону нравится эта определенность, он тоже хотел бы смотреть на жизнь так же легко, вот только упростить жизнь до черно-белого немого кино не получается.

- Да, конечно, - кивает он, доброжелательно улыбаясь.

Мэри смотрит на небо и выставляет руку, чтобы проверить, идет ли дождь.

- Накрапывает, - подтверждает Джон, - до дома не растаешь.

- Мы оба не растаем, - она победно раскрывает маленький зонтик и сбегает с крыльца, стуча каблучками.

Удивительно, как женщинам в войну удается следить за модой и кокетничать. Она по-свойски подхватывает Джона под руку, увлекая прочь от госпиталя.

- Пока профессор не поймал тебя и не уволок в операционную, - шутит она. – Он не говорил, когда доверит тебе самостоятельно оперировать?

Джон пожимает плечами:

- Когда сочтет, что я готов.

Его опутывает такая лень, что неохота лишний раз даже рот открыть. Некоторое время они идут молча, обходя лужи и прижимаясь друг к другу, чтобы не выпасть за радиус действия зонтика.

- Чем планируешь завтра заниматься? – спрашивает Мэри. – Это я к тому, что у меня два билета в кино есть. Должна была идти с подружкой, но она отказалась. Жалко, если пропадет. Компанию не составишь?

Джону не хочется обижать Мэри отказом, все же они друзья, и она иногда заполняет за него карточки пациентов, когда сам Джон не успевает.

- Хорошо, - кивает он, - почему бы не сходить в кино? Во сколько сеанс?

- В одиннадцать, - улыбается Мэри, - я зайду за тобой, если ты не против.

- Ладно, - на самом деле Джону все равно.

Они прощаются около дома Мэри, и дальше уже Джон идет один.

Он поднимается на свой второй этаж, открывает квартиру и сообщает в пустоту, пока снимает ботинки:

- Я дома.

Проходит на кухню, выливает не допитый утром чай в раковину, включает чайник. Джон моет руки и заглядывает в холодильник. Некоторое время хмурится, разглядывая пустую тарелку с налипшими крошками. Определенно, еще вчера здесь был кусок творожной запеканки. Или не был? Джон с усилием трет лоб, будто это простое действие может помочь вспомнить вчерашний день.

- Да ладно, - усмехается он сам себе, захлопывая дверцу холодильника, - просто по рассеяности поставил пустую тарелку в холодильник. Конечно же, я съел запеканку еще вчера, - собственный голос в тишине квартиры звучит нервно и испугано.

58
{"b":"569134","o":1}