Шерлок распахивает глаза и видит жестяной скат крыши дома по Бейкер-стрит. Он стоит на четвереньках и тяжело дышит, не рискуя подняться во весь рост и посмотреть вперед. Где-то совсем рядом слышится громкое сопение Гарри, шаги и шлепки босых ног. И нет никаких грачей, а пахнет исключительно нагретым металлом и особенным запахом Лондонского лета. Шерлока обнимает бархат звездной ночи, и теперь эти объятия не удушающие. В душЕ больше нет места иррациональному страху, порожденному падением отца в глубоком детстве и собственным падением с крыши Бартса, есть только конкретный страх за Джона, до холода в пальцах и противного дрожания в коленях, до сумасшедшего сердцебиения и липкого пота на лбу. Шерлок поднимается во весь рост плавным движением дикой кошки, стягивает пояс халата и скручивает его концы так, чтобы получилась отличная удавка, попадись под нее шея Гарриет Ватсон. Когда под рукой нет ничего подходящего, оружием может стать все что угодно, и пояс от халата Джона еще не самый плохой вариант. Шерлок настороженно оглядывается, давая глазам привыкнуть к обступившей тьме. Ущербная луна на усыпанном звездами бескрайнем и уже не пугающем небе обманчиво усмехается, выглядывая из-за туч на короткое мгновение, позволяя Шерлоку сориентироваться в окружающем пространстве, и вновь прячется, погружая все во тьму. Но Шерлоку достаточно этой небольшой передышки, он успевает увидеть Гарри на краю крыши с приставленным к голове Джона пистолетом, заметить их расположение, да и глаза, привыкшие к темноте, начинают различать силуэты. Он благодарит бога за то, что остался босиком, не надел носки или ботинки, и хотя бегать по крыше в халате немного глупо, зато бегать босиком по крыше удобно. И Шерлок неслышно ступает по наклонной плоскости, мягко приближаясь к Гарри. Предательская луна снова выглядывает из-за тучи, освещая крышу, и Гарри, краем глаза уловив белую тень, разворачивается вполоборота, наводя на Шерлока пистолет.
- Отойди, или я столкну его! – кричит она. – Тебя пристрелю, как собаку! – последняя угроза кажется Шерлоку смешной – он жизнь готов отдать за Джона, вот только обязательным условием должна быть гарантия того, что сам Джон останется жить, а этого сумасшедшая Гарри Ватсон пообещать не может, значит, Шерлок будет жить. – Брось веревку, - требует она, и Шерлок неохотно повинуется, расставаясь с поясом от халата.
- Тебе некуда бежать, - произносит он, стараясь быть максимально убедительным и спокойным, - с незрячим Джоном по крышам далеко не убежишь.
- Кто сказал, что я собираюсь бежать, - усмехается Гарри. – Я уже все решила, и уйду не одна, а с братом. Ты же не откажешься меня сопровождать на тот свет, Джонни? Заодно и Мэри твою там повидаем, ты же так скучал без нее, правда? И твоя дочь заждалась своего папочку, и подруга, и пациентка. И твой любовничек ждет не дождется встречи. Ну же, Джон, решайся, ты со мной? – нашептывает Гарри на ухо Джону свои гнусные искусительные речи, и Шерлок не может видеть искаженное мукой лицо любимого.
Чего она добивается? Чтобы Джон добровольно шагнул вниз? Но он не похож на суицидника. Или Шерлок чего-то не знает о нем.
- Отпусти его, - просит он Гарри, зная, что просить ее бесполезно – нужен план, четкий, действенный и как можно скорее.
- Да ни за что, - опять кричит она. – Что ты к нам прицепился? Мы с Джонни – семья. А ты ему кто? Джон - слепой, не очень молодой эмоционально искалеченный мужчина. Зачем он тебе? Какой тебе в нем интерес?
Шерлок опускает взгляд вниз и видит ступни Джона с поджатыми пальцами. Ему наверное больно так стоять, прошлой ночью он поранился куда сильнее Шерлока, порезы еще свежи и даже не начали подживать. Сердце Шерлока заходится от жалости и нежности. Шерлок сглатывает, пряча воспоминание в Чертоги, чтобы не мешало, не путало, не сбивало, и тихо произносит:
- Личный интерес, Гарри, у меня к Джону личный интерес.
Шерлок делает маленький шажок вперед, и Гарри кричит:
- Отойди, или мы прыгнем!
И тут Джон, до этого застывший в какой-то мраморной прострации, произносит:
- А как же твое воспитание, Гарри? Ты забыла, чему учил нас отец? Самоубийство – страшный грех!
- Отец? – Гарри начинает истерично хохотать, размахивая пистолетом, и Шерлок терпеливо ждет, когда луна вновь спрячется за тучи, чтобы совершить бросок и выбить из рук этой ненормальной чертов зигзауер, а заодно и саму Гарри подальше от Джона оттолкнуть. – Этот лживый лицемерный ублюдок? – тем временем вопрошает Гарри, продолжая захлебываться сумасшедшим хохотом. – Что ты о нем знаешь, Джонни? Ты думаешь, он набожный и примерный семьянин? Заблуждение, братишка! Наш папаша на самом деле мерзкий грязный прелюбодей! Он заставлял нашу маму сидеть дома, запрещал ей краситься, носить красивые платья и короткие юбки. Он сделал из нее старуху в тридцать лет, а ведь она была красавицей, Джонни. Видел бы ты ее фотографии до замужества. Она блистала, она порхала, а не ходила, у ее ног лежал весь мир… Но наш папаша запер ее в доме. Кухня, дети, церковь – вот что он уготовил ей, а ведь мама могла стать моделью или певицей. Помнишь, какие колыбельные она нам пела? – Гарри начинает плакать, и Джон пытается успокоить ее, за что получает тычок пистолетом под ребра. Шерлок готов убить Гарри за это. – Не смей жалеть меня! – кричит Гарри. – Себя пожалей! Я все это знала. Знала, как он залезал своим студенткам под юбки. Он был тот еще любитель молоденьких девушек. Помнишь мисс Манчини, нашу соседку? Такую смуглую тетку с большой грудью? У нее еще была дочка, Франческа, на два года меня младше, ты еще слюни на нее пускал? – Джон неуверенно кивает, а Шерлок бросает быстрый взгляд на небо, выискивая ту самую долгожданную тучу. Пожалуйста, Гарри, вспоминай, вспоминай подольше, потяни время. – Она была любовницей нашего папаши, эта мисс Манчини. Помнишь, папочкину вечернюю работу? Так это он к ней по ночам бегал, а мама все знала и отпускала, не смела слова поперек сказать. Он растоптал ее личность, лишил желания жить! – кричит Гарри. – Но она сама это заслужила, когда позволила мужчине распоряжаться собственной жизнью. Она это заслужила… - повторяет Гарри, и слезы опять текут из глаз. Эти перепады настроения пугают Шерлока. Он боится за Джона. - А эта глупая Франческа, кстати, была нашей сестрой. Ты не знал, Джонни? Да, у папочки была любимая дочка, и это не я. Знаешь, что я сделала, Джонни? Я как-то вернулась туда, к родителям, навестила их. У них все по-прежнему. Отец так же унижает мать и трахается на стороне, старый сатир. Собственно, иного я и не ожидала. Но самое интересное – я сама трахнулась с Франческой, этой глупой курицей. И она смотрела мне в рот и просила еще, и еще, и еще… А когда я сказала, что не люблю ее, что она чумазая замарашка, она рыдала, ползала на коленях, целовала мне ноги и умоляла не бросать ее. И знаешь, я получила удовлетворение, я поняла, что месть прекрасна. Точно также я наслаждалась, когда резала твою Мэри. Она лежала оглушенная, с этим ужасным пузом. Какой радостью было перерезать ей горло, воткнуть нож в то, что она носила в себе. Кстати, наверняка, это не твой ребенок, Джонни, у нее было одновременно с тобой еще три связи с мужчинами. Она была такая неосмотрительная, наша Мэри… Когда я убила ее, испытала нечто вроде оргазма. О, это сладостное чувство – месть прекрасна и восхитительна… - Гарри все говорит и говорит, а по щекам Джона текут слезы, и Шерлок готов наплевать на свой план и броситься на сумасшедшую, чтобы, наконец, заткнуть ее поганый рот, но в это время луна заходит за тучу. Представившимся шансом Шерлок пользуется, не раздумывая.
Одним длинным прыжком он бросается на Гарри и начинает ее душить. Гарри сопротивляется, словно дикий зверь. Где-то рядом сдавленно охает Джон. Слышится звук падающего тела, а затем раздаются два выстрела. В коротких слепящих вспышках Шерлок успевает увидеть скорчившегося у края крыши Джона и сосредоточенное в своей ярости лицо Гарри, вцепившейся в Шерлока мертвой хваткой.
