Флейта Узкий переулок, Дом двухэтажный. Внизу, за решеткой — окно, Двери — прямо на улицу, Стены в мутных подтеках, Обветшалые и облупленные. Над дверью пришпилен ярлык Покровителя всех начинаний. В этой комнате я живу и плачу за нее. Здесь же ящерица обитает, От меня отличаясь лишь тем, Что всегда обеспечена пищей. Я — младший клерк в конторе. Двадцать пять рупий — жалованье. Столуюсь я в доме Дотто — Даю уроки их сыну. А вечера коротаю На вокзале — и мне Не надо платить за свет. Шипенье паровика, Рев гудка, Толкотня пассажиров, Клики кули… Но бьют часы — Десять тридцать. Домой… Тьма. Тишина. Одиночество.. На берегу Дхалешвари, в деревне, тетка живет. У ее деверя — дочка. Была назначена свадьба, Благоприятный час Был избран — но я сбежал Именно в этот час, Спас девушку — и себя… Она не вошла в мой дом, Но в душу мою вошла. Даккское сари на ней, На лбу, у пробора, — киноварь… Дожди, дожди… Надо Тратиться на трамвай. А тут еще вычеты, вычеты… В переулке гниют Манго объедки, рыбьи жабры, Дохлая кошка и прочая дрянь. Дырявый мой зонтик похож На жалованье, изрешеченное Вычетами. Одежда моя конторская — Словно душа вишнуита [73], Открыта для всех впечатлений. Темная тень ненастья, Как зверь в западню, попадает В мою угрюмую комнату. Кажется, небытием По рукам и ногам я скован. Канто-бабу живет на углу. Тщательная прическа, Выразительные глаза. Он прихотлив и нежен. Обожает игру на флейте. И в мерзости переулка нашего Иногда — средь ночи поникшей, Иногда — во мгле предрассветной Возникают внезапные звуки… А то — на закате, вечером, Небеса обнимая, Вековая печаль разлуки Вдруг запоет протяжно. И начинает казаться Нелепостью, бредом пьяного Переулок этот зловонный. И кажется — разницы нет Меж мною, клерком Хориподом, И падишахом Акбаром. И в струях грустящей флейты Влекутся к единому раю Мой зонтик — и зонт царя [74]… Но это — мираж. А там, Где эта песня — действительность, Там, В бесконечных мгновениях вечера, Тамал [75] расстилает тени На берегу Дхалешвари. Во дворе — она. Даккское сари [76] на ней. На лбу, у пробора, — киноварь. Чистый Рамананда [77] сан высокий носит, Молится, весь день постится строго, Вечером тхакуру [78] носит яства, И тогда лишь пост его закончен И в душе его — тхакура милость. Был когда-то в храме пышный праздник. Прибыл сам раджа с своею рани [79], Пандиты [80] пришли из стран далеких, Разных сект служители явились, Разные их украшали знаки. Вечером, закончив омовенье, Рамананда дар поднес тхакуру. Но не сходит божество к святому, И в тот день он не вкушает пищи. Так два вечера случалось в храме, И совсем иссохло сердце гуру [81]. И сказал он, лбом земли коснувшись: «Чем, тхакур, перед тобой я грешен?» Тот сказал: «В раю мой дом единый Или в тех, пред кем мой храм закрыли? Вот на ком мое благословенье. С той водой, которой я коснулся,— В жилах их течет вода святая. Униженье их меня задело, Все, что ты принес сюда, — нечисто». «Но ведь нужно сохранять обычай», — Поглядел на бога Рамананда. Грозно очи божества сверкнули, И сказал он: «В мир, что мною создан, Во дворе, где все на свете — гости, Хочешь ты теперь забор поставить И мои владенья ограничить,— Ну и дерзок!» И воскликнул гуру: «Завтра утром Стану я таким же, как другие». И уже давно настала полночь, Звезды в небе млели в созерцанье, Вдруг проснулся гуру и услышал: «Час настал, вставай, исполни клятву». Приложив ладонь к ладони, гуру Отвечал: «Еще ведь ночь повсюду, Даль темна, в безмолвье дремлют птицы. Я хочу еще дождаться утра». Бог сказал: «За ночью ль идет утро? Как душа проснулась и услышал Слово божье ты — тогда и утро. Поскорее свой обет исполни». Рамананда вышел на дорогу, В небесах над ним сияла Дхрува [82]. Город он прошел, прошел деревню, У реки посередине поля Тело мертвое чандал [83] сжигает. И чандала обнял Рамананда. Тот испуганно сказал: «Не надо, Господин, мое занятье низко, Ты меня преступником не делай». Гуру отвечал: «Я мертв душою И поэтому тебя не видел, И поэтому лишь ты мне нужен, А иначе мертвых не хоронят». И отправился опять в дорогу. Щебетали утренние птицы. В блеске утреннем звезда исчезла. Гуру видит: мусульманин сидя Ткани ткет и песнь поет чуть слышно. Рамананда рядом опустился И его за плечи нежно обнял. Тот ему промолвил, потрясенный: «Господин, я — веры мусульманской, Я же ткач, мое занятье низко». Гуру отвечал: «Тебя не знал я, И душа моя была нагая, И была она грязна от пыли. Ты подай мне чистую одежду, Я оденусь, и уйдет позор мой». Тут ученики догнали гуру И сказали: «Что вы натворили?» Он в ответ им: «Отыскал я бога В месте, где он мною был потерян». На небе уже всходило солнце И лицо святого озаряло. вернуться Ганеша — слоноголовый бог, покровитель искусств, наук и ремесел, устра-нитель препятствий. Сын Шивы и Парвати. По преданию, именно он записал великий индийский эпос «Махабхарата». вернуться Словно душа вишнуита… — Вишнуиты — последователи бога Вишну, одним из атрибутов которого является всеобщность; подобно ему и душа вишнуита обладает всеобщностью, способностью воспринимать весь мир. вернуться Мой зонтик и зонт царя… — Зонт — символ царской власти; здесь — ироническое уравнивание клерка и царя. вернуться Тамал расстилает тени… — Тамал — пальма с темным цветом коры. вернуться Даккское сари — Дакка — ныне столица Народной Республики Бангладеш — издавна славится тончайшими хлопчатобумажными тканями. вернуться Рамананд (XIV в.) — выдающийся индийский мыслитель и религиозный реформатор; среди его учеников был великий индийский поэт-ткач Кабир (XIV–XV вв.). вернуться Тхакур — господин; также обращение к богу. вернуться Прибыл сам раджа с своею рани… — раджа — царь, рани — царица. вернуться Гуру — учитель, наставник, часто — религиозный наставник. вернуться Дхрува — Полярная звезда; по индийским преданиям Дхрува, сын царя Уттанапады, еще мальчиком проявил такую решительность, что по милости бога Вишну был помещен среди звезд, в созвездие Семь мудрецов (Большая Медведица). вернуться Чандал — человек, родившийся от родителей из разных сословий; потомки таких браков занимали самое низкое положение в обществе, считались неприкасаемыми, находились вне системы каст (см. также прим, к новелле «Карточное королевство»). |