Почему-то хотелось плакать, но помешала волна предрассветной дремоты, окутавшей мою каморку аж до половины восьмого. Хорошее дежурство.

Утром дома было тихо. Катька, понятное дело, находится у матери. А почему тихо? А все по простой причине: Первомай же, праздник на дворе! Никого. В квартире никого не было. Выглянула в окно – на стоянке красовалось наше (точнее, бывшее свекровино) авто. Я села около проводного телефона, и тут меня передернуло. Что я сейчас буду делать? Что делать, что делать… Все как обычно: попытка номер один – Вовкин мобильник (выключен), следующая попытка – вытрезвон, потом милиция, потом морг, а потом… (зажмурившись и изменив голос), потом наш приемник. Да, я же целых двадцать минут шла домой, за двадцать минут можно многое успеть. Слава богу, Сорокиных не привозили. Мне стало страшно.

Я – чудовище. Мне легче обнаружить его в морге, чем опозориться на работе. Когда же это произошло? Между прочим, мы все те же люди, что и десять лет назад: я – это я, а он – это он, Вовка. Вот так финал, черт подери. Ну что, доктор, на кого теперь обижаться-то? А если честно, просто ущербная женщина. Где плохо двигается шея, там не работает голова. Вот так. Полезно вообще-то вспоминать иногда, как вы спешили замуж, мадам Сорокина. Кто кого любил, а кто нет.

Сил ждать в одиночестве не было никаких, праздник в ближайшей перспективе работал против меня, и варианты возвращения могли оказаться очень разнообразными. Быстро накинув плащ, я рванула вниз по лестнице. Плана никакого не было, но лучше быть где угодно, но не дома и не одной. До обеда я промаялась у родителей: в полудреме валялась с Катькой на диване, смотрела мультики про Али-Бабу. Наконец к обеду собралась с духом и позвонила домой на городской номер. Никого. Сотовый тоже продолжал молчать. Ну да ладно, пойдем по друзьям и подругам. Катьку засунула в легкое пальтишко и на углу у подъезда поймала такси. Вариант, как всегда, один – Асрян. У Ирки пахло салатом с красной рыбой, на кухонном столе стояла бутылка мартини. Катька попыталась прямо с порога рвануть в заветную комнату к Стасику и его новым игрушкам. Я уже гипнотизировала кухонный стол.

– Эх, Ирка, вот это все просто кстати.

– Ну че, заходите, девочки. Вы сегодня одиноки? Мы тоже. Папа наш отчалил на три месяца почти.

Я плюхнулась на маленький кухонный диванчик.

– Как всегда, сценарий тот же… по наезженному кругу. Путь мой бабский непрост и откровенно ущербен. Праздники, Асрян, гребаные праздники. Утром пришла – дома никого. Мать сообщила, что Катьку сдал накануне вечером около восьми. Сотовый не отвечает. Не надо было около него сидеть. И себе, и ему жизнь сломала. Вот и пьет.

– Занимательно! Это что-то прямо новенькое. Мать милосердия! Ты че, переработала совсем, что ли, Ленка?! Еще пойди колокольчик на шею себе повесь. Знаешь, дорогая, хорошей картой хорошо играть.

Ирка быстро сходила в коридор и закрыла дверь в детскую, потом предусмотрительно прикрыла и кухонную дверь. Готовка была уже завершена, и Асрян села со мной за стол, с удовольствием налила два бокала и достала парочку сигарет. Я уже месяц не позволяла себе никотиновое расслабление.

– Фу, Асрянша! Приходи ко мне в приемник. Сколько раз звала. Посмотришь, как деды-беломорщики раковые легкие выкашливают.

– Был бы у тебя хоть сколько-нибудь трезвый взгляд на жизнь и медицину, то поняла бы, что нет никакого смысла жить по правилам. Есть один только смысл – существовать в гармонии с собой и получать удовольствие. Понимаешь или нет? Хватит уже, какой-то сплошной дешевый сериал «Скорая помощь». Ты что думаешь, великое дело делаешь, жизни спасаешь? Глупое ты животное, Сокольникова. Так вот, чем быстрее ты поймешь, что каждому свой срок и своя судьба, тем лучше. Мы все там будем. И еще неизвестно, где это там. И есть ли это оно. Ты вспомни-ка подвалы на анатомии. Как мы бомжиков потрошили, а? Ничего такого: ручки, ножки, артериа медиана, нервус френикус – и все, больше ничего! Зубрить много, и пахнет неприятно. Ты в башке своей и в жизни порядок наведи сначала, дорогая. А то, я смотрю, уже совсем загоняешься.

Каждое слово резало, потому что было правдой.

– А к текущему вопросу еще раз напоминаю: учебничек любой в библиотеке возьми по алкоголизму и почитай про причины и последствия.

– Господи, да я что, разве спорю с тобой? Нет, конечно. Но все равно я во всем виновата. Было бы мужику дома хорошо, не шлялся бы. И не пил. Был бы стимул к жизни.

– Дура ты еще раз. Вот ты представь себе: сидят два человека, один напротив другого. Один взял и ударил соседа по лицу. Вот что ты думаешь, человек, которого ударили, как он поступит?

– Ну откуда же я знаю? Это совершенно непредсказуемо.

– Хотя бы возможные варианты, напрягись.

– Да все возможно… Например, ударит в ответ.

– Может, и ударит. А может, заплачет. А может, встанет и уйдет, или начнет выяснять спокойно, что случилось, или наорет матом. Так вот ответь теперь: тот, кто ударил, отвечает за то, что сделает другой в ответ?

– Конечно, отвечает! Ведь можно так просто пощечину дать, а можно и череп проломить, и знаете ли, доктор, реакция будет разная.

– Нет, дорогая, не так. Потому что даже если была лишь пощечина, то один тебе врежет в ответ, а другой заплачет. Так вот именно поэтому ты никак, слышишь: никак за Вовкин алкоголизм не отвечаешь, даже в том случае, если считаешь, что ты его причина. Это все полная дурь, и чем скорее ты это поймешь, тем лучше для тебя.

После такой тирады я даже притихла и не сразу нашлась что ответить. Ирка настойчиво пользовалась моим замешательством и продолжала:

– Вот ты представь себе моего тихоню. Представь, что он неожиданно вернулся из рейса, ну и там, скажем, с любовником меня застукал или я просто взяла и обозвала его конченым импотентом, неудачником и свалила. Он что, сопьется?

– Ирка, ну что ты мелешь! Конечно, нет.

– Вот именно! Так почему ты думаешь, что твой Вовка пьет из-за тебя?

– Ира, да я все понимаю. Все совершенно очевидно. Только вот дальше что, непонятно.

– А что дальше? Так я тебя опять расстрою, только не обижайся. В данном случае перспектива ясна однозначно: Вовка твой – просто алкаш. Понимаешь, вот так просто, и все. Диагноз у него, как инсульт или инфаркт, трудностей не представляет: хронический алкоголизм. Хочешь спасай, хочешь нет. Можешь попробовать подшить еще раз, но не мне тебе объяснять, что это хроническое заболевание. От рецидива никто не застрахован.

– Да ты пойми, Ирка! Ведь в девятнадцать лет замуж вышла, а до сих пор не пойму: по любви хоть тогда или нет. Как теперь создать что-то настоящее?

– Господи, я ей про Фому, она мне про Ерему. Да говорю же тебе: не ты, так другой раздражитель будет, только повод нужен, а выпивка всегда найдется.

Я совсем потеряла силы спорить под потоком четко обоснованного негатива.

– Да-а-а, Асрян… как же ты души лечишь? Просто не понимаю… Ты же конченый циник.

– А никто у меня этого и не просит, души лечить, дорогая. Ты что думаешь, если все мои олигархши правду-матку узнают о себе, о жизни своей, давно закончившейся – как раз тогда, когда они столь удачно вышли замуж, станут они после этого ко мне ходить? Не-е-е, никто не хочет правды, никто. Все хотят как-нибудь так… чтобы не очень напрягаться, чтобы не очень больно, а главное, чтобы ничего не надо было делать. Это, пожалуй, самое важное. Иногда начну всякие наводящие вопросики задавать, и такое вижу между строк про их милые скелетики, что жуть. Ты не представляешь просто.

Отчего же, очень даже представляю. Сильно представляю. Особенно про скелетики. Про походы на кладбище не пойми почему, например.

– Правда, иногда бывают, конечно, клиенты. Действительно жить хотят, по-настоящему. Но они приходят и через два-три месяца уходят. Им больше не надо. Им просто помочь развернуться в нужном направлении, а дальше они сами.

– Ирка, а ты своего Сашку ну хоть немного любишь теперь? Ни разу не пожалела?