Судя по тонким чертам, Мерита из верхненильских бадаров - тех, кого кионы якобы выбрали бы людьми, не будь атлантов...
Бред это сплошной, естественно: каждый тот, кто он есть. И внешность не решает: дельфин не рыба. Но я не в силах отвести взгляд от обманчиво красивого зверя.
Я не могу Мерите помочь. Никто уже не может.
Но хотя бы сейчас никто не мешает мне созерцать ее. Долго-долго. Сколько заблагорассудится. Именно то, о чем я грезил с первого раза, когда увидел ее в почте. Когда украл первые рваные мгновения.
*
Когда Киона нас открыла, жизнь там радикально изменилась. Хотя естественные растения у них еще водились, поставки с несравненно более богатой Земли полностью перевернули кионскую скудную вегетарианскую кухню.
Иначе было с мясом. Совсем одиноки в своей Кионе уже тысячи пор, о животных хоть и по истории зная, но не представляя, они не смогли принять мысль, что можно есть лохматую, вонючую и тупую тварь - либо огромную и страшную, либо мелкую и гадкую. Одно лишь все еще остается тайной для меня: кто же и как обнаружил, что выращенные в бидонах людские ткани, естественно, и рядом не стояли с живым продуктом.
После к ра ткой и острой дискуссии в кионском обществе, в ходе которой была заглушена горсточка популистов, навязывающих в качестве разумных и нильских, и двуреченских и других средиземноморских варваров, употребление в пищу этих существ было узаконено. Ибо с ъедобная плоть находилась только лишь под голой, мягкой и теплой кожей, как у привычных кионам доноров. И только лишь обретенная гуманным и экологичным путем.
В основном, конечно, земное мясо достается лишь достойным людям при особых случаях - оно очень дорого. Средний кион настоящим мясом плотной откормки египтихи или молочного шумеренка наслаждается, в лучшем случае, раз в пору. С другой стороны, крутой кионский парень гламурную леди никак не пригласит на культивированный в бидоне ужин: только на изысканную трапезу из даров земной природы.
*
Мерита выглядит живой. Только красивее: фарфорово бледна под своей смуглой кожей. Я избегаю прикосновения к ней.
Мои пальцы скользят по гладкой, бархатной, теплой коже, я легонько пускаю их кончики в корни волнистых волос над высоким лбом, осторожно соскальзываю по прямому носу, выласкиваю широкие ноздри и высокие скулы и блуждаю все ниже и ниже по вожделенному стану... Но только в воображении, разумеется. На самом деле лакомая протоплазма в ее по-кионски идеально охлажденном теле держится на пороге замерзания - около минус полуградуса.
В течение этих лет я редко посещал родину. Прикосновение к атлантке вспоминаю скорее сном. Зато, откровенно говоря, не брезгал контактами здесь, на Кионе - где, наоборот, с моим общественным положением всякое найдешь. Женщин, не самок вроде этой...
Мои руки мысленно скользят по Мерите. Она животное. Перед глазами встают кионки, которыми я годами тешил свое знатное одиночество. Их лица, их груди, их ребра и тощие бедра, хилая плоть...
Вдруг меня охватывает паника.
Мерита не животное!
Стараясь не чувствовать прохлады мертвой меритовой плоти, я беру ее лодыжку и отодвигаю в сторону. Нет, это не связано с похотью. Чистейшей воды любознательность. Любопытство...
Я должен видеть, ребенок она еще или уже женщина. Вопрос, болезненно сверливший с первого мгновения.
Мерита непреклонно красива до конца. Густая кочка черных кудрей обрывается, как срезанная вдоль краев темной лодки, слегка сморщенная смуглая розетка между ними...
Совсем иначе, чем у... человека. У нее все... Намного более похоже на атлантку!
Моя низменная плоть к женщинам... к кионкам весьма инертна: погоняема, уговариваема, уламываема - как человек. А к этому зверьку... Она ведет себя животным!
Словно вор, я раскрываю смуглые лепестки, и те разгораются ярко-алым цветком.
У Мериты до меня никого не было.
Я никогда такого не видел. Что не было.
Не припомню, право, и изучавшим, что было...
Но на этот раз - определенно нет!
Меня бьет озноб. Но я продолжаю, застыв, пялиться в Мериту. У которой никого не было. Пялюсь именно туда. Где не было.
Тогда поправляю Мериту обратно. Нетронутой, как прежде. С нее веет легким, влажным, бодрым духом. Я наклоняюсь поближе и вдыхаю. Отовсюду. С головы до ног. И обратно.
Именно этот свежий запах от верхушек волос по основание ног сводит меня с последней крупинки ума. Будь хоть что-нибудь неприятное, я бы отвернулся от Мериты. Но она повсюду пахнет, как... Человеком! Настоящим, земным...
И я совершаю безумие. Как мне в тот момент кажется - наибезумнейшее за всю свою не только прожитую, но и оставшуюся жизнь. Что является заблуждением, увы...
Хватаю худощавое колено, снова отодвигаю изящное бедро в сторону, протягиваю руку - и забираю Мериту себе. Первым. Единственным. Навеки.
Она сжимает меня прохладно и свежо, как зимнее утро. Я остаюсь в ней долго, долго, как...
Как слабоумный, какие тут еще эпитеты?!
На пальцах не остается ни капли крови.
В Мерите крови нет. Ни капли.
*
Неубивание, непричинение страданий - нет, до кионов атланты о подобную чушь головы не ломали. Теперь а тлантам немало приходится стараться во имя кионового гуманизма. Например, как нам угадать, когда где какие варвары враг врага режут. А кионы знают. И трансдуцируют нас туда и снабжают всем техническим снаряжением. Атлантовая группа поставщиков тогда собирает раненых после бойни. Нет, не павших - кионы не падальщики. Но тем, чьи муки еще не кончились, везет.
Сперва жертве встреливают наркоз. От реальности полностью отключенного, убаюканного варвара подключает к кионовскому кровососу. Тот за считанные минуты выкачивает из мечтателя всю кровь - вместе с наркозом. Продукт засыпает счастливым, красивым и вкусным. Привкус страха и страданий гадок: негуманно добытое мясо кионы не потребляют.
Самое б лагородное же мясо поставляется по индивидуальному заказу. И Мерита определенно исчезла будним днем с отчего двора. И по ней кто-то плакал. Только не она сама: она заснула счастливой. И не ее дети: нет у нее таких.. Кионы придирчиво следят, дабы не отнять у молодняка мать.
Я размышлял над этим: в проигрыше ли, или в выигрыше варвар, усыпляемый нами на кионову кухню. И остался при мысли, что это лучшее, что варвару может достаться. Лишь не родиться ему было бы еще лучше...
Пока, полвека прожив, увидел Мериту, у которой выбора уже не было - ни не родиться, ни не умереть...
*
Кионов собралось человек двести . На моем пиршестве не было ни единого чел... атланта : н еувязка с межвселенским переносом.
Пир бил ключом. Я надел двухпудовый фрак, чтоб не забыться, но это оказалось явным недовесом: в разгаре танца я уже подбрасывал в воздух и ловил двух кионок сразу, пьяные кионы в восторге орали...
И тогда вынесли Мериту. На огромном подносе. Пареную. Она даже цвет не потеряла. Никогда не виданные мною глаза Мериты погрузились глубже под впалые веки. И грудь чуть сдулась. Кто-то громко заявил: "Эта рука моя," сорвал ее, и вместе с белой, голой головкой плечевого сустава я впервые увидел кудри в разорванной подмышке.
К ион ы наброси лись на лакомую Мериту. Я сдержанно старался не смотреть. Вдруг раздался визгливый кионовский голос: "Эта варварка невинна, я у нее первый!" Он отодвинул в сторону ногу Мериты и ткнул рукой. Толпа кионов скотски ревела.
И я сорвался. Отломал его кощунствующую руку, как прежде другой отломал руку у тушеной Мериты. Я бил и пинал, топтал и расшвыривал. Кионы с криком и визгом разлетались во все стороны. Я сорвал фрак, в прыжке еще ушиб голову о потолок, и раскованно бешеным бросился в толпу вялотелого нелюда. Мясорубкой. Мигом позже, не находя уже в зале неразорванного киона, я ногой выбил дверь и под брачный рев победившего примата пошел истребить всю эту планету.
